Колофонский Ксенофан

Ксенофа́н Колофо́нский (др.-греч. Ξενοφάνης ὁ Κολοφώνιος, лат. Xenophanēs Colophōnius; около 570 до н. э., Колофон, Малая Азия — после 478 до н. э., Элея, Южная Италия, Великая Греция) — древнегреческий поэт и философ. Основатель Элеатской школы[1][2], по другим данным, не был основателем школы, но оказал на её представителей значительное влияние[3][4]. Версия основания им элейской школы аргументируется упоминанием в псевдоаристотелевском трактате «О Ксенофане, Зеноне и Горгии, основателем элейской школы»[5], а также полушутливой репликой Платона в «Софисте», где Ксенофан также называется учителем Парменида[6]. Однако Диоген Лаэртский рассматривает его как странствующего одиночку (Diog. Laert IX:17-19)[7]. Обширность его знаний («полиматию», многоведение) отметил даже Гераклит (Diog. Laert. IX:1); Феофраст считал его учеником Анаксимандра (Diog. Laert. IX: 21).

Философия Ксенофана впоследствии толковалась и как теологическая Климент Александрийский, Секст Эмпирик, Симпликий), и как материалистическая (Аэций и тот же Секст Эмпирик).

Многие скептики считали Ксенофона своим единомышленником или, по крайней мере, предшественником, ссылаясь на множественность его критических изречений. Однако, несмотря на понимание философом недостоверности и ограниченности человеческого знания, его собственная позиция вполне догматична и скептиком в философском смысле он не является[8].

Аристотель оценил его вклад в философию настолько, что посвятил Ксенофану отдельный трактат (до нас не дошедший)[9].

А.Ф. Лосев считал, что Ксенофан в первую очередь — поэт, сатирик и юморист, и исследовать его следует в контексте греческой литературы, а не философии[10].

Т. Гомперц счиает, что характер и воззрения философа сформировались как следствие тягостных переживаний юности, породившей сомнение в благости религий. Своя же философия Ксенофана была порождена на этом фоне незаурядным умом, тянущемся к познанию на уровне передовой натурфилософии своего времени, а также народным почитанием природы как таковой. Поэтому с одной стороны Ксенофан уходит в глубокие абстракции, а с другой — материалистичен и конкретен, а его бог — пантеистичен, а не антропоморфен и не транцендентен[11].

Ксенофан ставил под сомнение религию и обычаи, и для социума того времени это было нарушение не просто норм поведения, но священных и безусловных устоев. Поэтому ему пришлось отказаться от привязанности к месту и, можно сказать, выйти за рамки современного ему общества[12].