Перевел с английского Аркадий КАБАЛКИН

Признанной красавицей в нашей семье была мама. Стоило ей появиться в комнате, как все разговоры стихали. У мамы были рыжие волосы, зеленые глаза, талия, которую папа мог обхватить двумя ладонями. Она настолько олицетворяла совершенство, что даже другие женщины не могли ее ненавидеть - нельзя ведь ненавидеть картину или статую.

Мама была произведением искусства.

Зато я ничем и никем не была.

Тощая, неуклюжая, с тонкими бесцветными волосами и выпирающими деснами воплощенный упрек красивым родителям. Папе, казалось, не было дела до моих недостатков, а мама постоянно твердила: "Не сутулься, Люсинда, неужели ты не можешь стоять прямо?", "Перестань теребить волосы, они и так у тебя неважные", "Ради Бога, не разжимай губы, когда улыбаешься, нечего сверкать деснами!", "Зачем ты напялила грязные джинсы, Люсинда? Люди решат, что мы подбираем для тебя одежду на свалке".

Чем больше критики обрушивалось на мою голову, тем хуже я себя чувствовала. И тем хуже выглядела.

Мне было пятнадцать лет, я училась на "отлично", но все равно ничего не умела сделать толком - во всяком случае, с маминой точки зрения. Мои способности не шли в счет, она то и дело напоминала мне, как я далека от совершенства. Одно из самых ранних моих воспоминаний: мама, поставив меня на табурет, пытается завить мне волосы и с неодобрением качает головой, когда локоны тут же распрямляются сами собой.

Я заранее боялась ее усмешки, которая обязательно следовала за недоверчивым восклицанием любого нового знакомого: "Неужели это ваша дочь, Бернис?"

Подрастая, я прониклась угрюмой решимостью стать такой же красавицей, как моя мать. Или, по крайней мере, хорошенькой, чтобы посторонние не приходили в изумление, узнав о нашем родстве. Я торчала в ванной перед зеркалом, упорно разучивая самоуверенное, как у королевы, выражение лица, свойственное маме.