Это произошло в те сравнительно недавние времена, когда мы с Мишей Ваниным считались молодыми, подающими надежды писателями. Неопубликованных рукописей у нас было больше, чем денег, но меньше, чем долгов; всесоюзная и международная известности нам и не снились, зато была железная решимость сказать свое слово в литературе.

Сейчас положение, слава Богу, изменилось. Нас уже не считают молодыми и подающими надежды. И решимость наша не столь железна, как была когда-то. В остальном все по-старому.

…Я стоял на стремянке в кухне и поливал потолок белой краской из пульверизатора, когда пришел Мишка. Я всегда любил ремонтировать свое жилище самостоятельно. То есть не то чтобы любил, а приходилось. Многое тогда приходилось делать самому. Мебель, например… Но я опять отвлекаюсь.

Было воскресенье. Ванину открыла моя жена и, проводив его в кухню, молча удалилась. Молчаливое поведение жены объяснялось характером нашей дружбы с Мишкой Ваниным. Это была чисто мужская дружба. Дело в том, что, задерживаясь после работы и приходя домой позже, чем обычно – практически ночью, – я всегда говорил, что проводил время в компании Миши Ванина и что мы с ним толковали о литературе. Примерно то же докладывал своей жене и Миша. Поскольку разговор о литературе немыслим без того, чтобы не пропустить рюмочку-другую, то совершенно ясно, что жены смотрели на наши отношения без восторга, считая приятеля мужа ответственным за напряженность в семейной жизни.

Понятно, что в такой ситуации мы заявлялись друг к другу домой лишь в экстренных случаях. Телефона у меня тогда не было, и я, глядя со стремянки на суровое Мишкино лицо, похолодел в предчувствии экстренного случая. Почему-то он представился мне недостаточно приятным.

– Японский бог! – воскликнул Миша, взглянув на меня снизу. – Ты что там делаешь?

«Японский бог!» – это любимая присказка Миши Ванина. Она может обозначать что угодно. В данном случае она обозначала изумление.

– Я крашу потолок, Миша, разве ты не видишь? – вежливо отвечал я со стремянки.

Мишка с возмущением оглядел меня с головы до ног – заляпанные белилами старые джинсы, на голове газетная треуголка, в руках поллитровая баночка с разбавленным мелом, от которой тянется вниз к пылесосу изогнутая грязная труба, лицо забрызгано меловыми веснушками… Мишка скорбно покачал головой.

Сам он, надо сказать, одет был исключительно элегантно: серая кепка, коричневая куртка из клеенки, которой обычно обивают диваны в присутственных местах, и рыжие полуботинки на микропоре. В руках Миша держал свой министерский портфель, хотя министром тогда не был. Это сейчас он в должности, в силе и только посмеивается в усы над грехами нашей молодости.

– Его там иностранцы ждут, – тихо проговорил Ванин, – а он потолки красит. Ну, крась, крась! Я пошел…

И он повернулся, шурша расстеленными на полу газетами.

– Постой! – крикнул я, обрушиваясь со стремянки. – Да объясни толком! Какие иностранцы?!

– Да я толком и сам не знаю, – признался Миша.

И он объяснил, что утром ему позвонили из Иностранной комиссии Союза писателей и пригласили на встречу с иностранной делегацией. Встреча назначена в гостинице «Астория», в номере этих самых иностранцев. Они путешествуют по Союзу и встречаются с писателями. Знаменитые писателиим уже надоели, теперь они хотят посмотреть на молодежь.

Такие вот дела.

– А что хоть за иностранцы? – спросил я.

– Понятия не имею, – пожал плечами Миша. – Они только вчера прикатили, никого нет, еле-еле связались с Гранским. Мне сказали: один не ходи, прихвати кого-нибудь из молодых литераторов. Вот я тебя и прихватываю. И еще я прихватил…

С этими словами Миша раскрыл портфель. На дне его солидно темнела бутылка армянского коньяка.

– Мало ли… – значительно сказал Ванин. – Неизвестно, как оно, японский бог, обернется…

На этот раз «японский бог» означал уважение Ванина к международному престижу нашей страны. Ах, если бы мы знали тогда, как оно обернется, то выпили бы ту бутылку тут же, на покрытых мелом газетах!

Но мы клюнули на эту удочку.

Я помчался в ванную, на ходу крича жене насчет чистой сорочки и дипломатического приема, чему она, естественно, не поверила. До этого я ни разу на дипломатических приемах не бывал. Однако, когда через несколько минут я выскочил из ванной, белоснежная рубашка с галстуком ждала меня на распялке, а Миша хмуро объяснял моей жене, что дело нешуточное, ответственное – мы бы рады не ходить, но нельзя.

Вскоре мы уже ехали к «Астории», на ходу обсуждая возможные провокационные вопросы, если, не дай Бог, иностранцы попадутся с Запада.

В гостиницу мы вошли чинно и аккуратно, поднялись на третий этаж и отыскала нужный нам номер. Дежурная посмотрела на нас подозрительно, но ничего не сказала.

У дверей номера прогуливался маленький, с залысинами человек крепкого телосложения. На лацкане его пиджака блестел значок «Мастер спорта СССР», по чему мы безошибочно определили, что он не иностранец.

– Вы писатели? – с ходу обратился он к нам.

– М-м… – неуверенно промычали мы с Мишей. Называть себя писателями мы в ту пору стеснялись: оснований для этого было маловато.

– Так писатели или нет? – настаивал мастер спорта.

– Да вроде… – кивнул Мишка.

– Гусеев, переводчик «Интуриста», – представился он, протягивая руку.

Мы назвали себя.

– Значит, так, ребята, – начал он, переходя на доверительный тон. – Не волнуйтесь, дело обычное, я все переведу как надо.

Сейчас они придут.

Не успел он это сказать, как в конце коридора показались двое – мужчина и женщина. Они шли к нам, издали улыбаясь Гусееву. Тот тоже растянул рот до ушей.

– Вот они, – шепнул он нам.

– Японский бог! Да это ж японцы… – пробормотал Миша.

– Японцы, японцы, – быстро закивал переводчик.

И действительно, это были самые натуральные японцы. Женщина лет тридцати была в замшевых брюках, заправленных в сапожки, в пуховой синтетической курточке, худенькая, миниатюрная и изящная. Она вполне соответствовала моим представлениям о японской женщине. Звали ее госпожа Судо. При японском вежливом обращении полагалось приставлять к фамилии словечко «сан», что мы впоследствии и делали.

Господин Арамасса-сан был высок, гибок и элегантен.

Гусеев представил нас друг другу, и Судо-сан защебетала что-то по-японски. Голосок у нее был, как у синички. Переводчик мучительно смотрел ей в рот.

– Значит, так. Она приглашает нас в номер, – перевел он.

Мы вошли в апартаменты. Вероятно, это был номер «люкс», но я боюсь ошибиться, потому что мне не с чем сравнивать. Мы разделись в просторной прихожей и прошли в гостиную с круглым столом, мягкими креслами и диваном. Широкий проем, занавешенный бархатными шторами, вел из гостиной в спальню. Мы с Мишей расположились на диване, а Гусеев с госпожой Судо – напротив нас в креслах. Арамасса-сан не сел, а тут же принялся настраивать фотоаппаратуру, доставая из кожаных сумок аппараты, объективы, штативы и прилаживая это все одно к другому. Он, как выяснилось, был фотокорреспондентом.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.