– Все сказанное вовсе не означает, что я не могу желать тебя всем сердцем.

Флора кивнула: она не сомневалась, что Лахлан говорит правду.

– А других причин нет?

Лахлан пожал плечами.

Почему она постоянно подталкивает его? Неужели нельзя оставить все как есть? Конечно, когда-нибудь он расскажет ей правду, но это время еще не наступило.

Внезапно у Лахлана возникло ощущение, что его разрывают на части, вынуждают сделать выбор между двумя далеко не лучшими возможностями. Он мог рассказать Флоре о своей сделке с Аргайлом, рискнуть жизнью брата и судьбой клана или солгать и рассказать ей, что у него не было иной причины желать жениться, кроме той, о которой он ей уже сообщил.

Сейчас Флора колеблется, мечется между желанием покориться ему и страхом повторить судьбу матери. Если бы он рассказал ей все, это только подтвердило бы обоснованность ее страхов. Разве в этом есть хоть какой-то смысл? Она неравнодушна к нему, а он нуждается в помощи Аргайла и должен сделать все, чтобы получить ее, – разве этого не достаточно?

Возможно, осадив замок, он смог бы получить его обратно, но какой ценой? Клан и так уже потерял слишком много людей, а война только еще сильнее разгневала бы короля, желавшего покончить с феодальными распрями.

Но был еще брат, заключенный в замок Блекнесс, «Замок Тьмы», – неприступную твердыню короля.

Ему никогда не добиться освобождения брата без помощи влиятельного Аргайла.

Сейчас, в итоге столкновения всех этих противоречивых обстоятельств, создалась невыносимая ситуация и с ней необходимо было покончить как можно скорее.

Ожидая ответа горца, Флора не сводила с него настороженных глаз.

– Почему ты пытаешься отрицать значение того, что произошло между нами? – спросил он с гневом. – Неужели ты настолько обеспокоена тем, как прожила жизнь твоя мать, что сама предпочитаешь закончить ее в одиночестве?

Флора отпрянула, будто он ее ударил.

– Конечно, нет. Похоже, ты меня совсем не понимаешь…

Она попыталась отвернуться, но Лахлан схватил ее и развернул лицом к себе; его тело напряглось от гнева и желания.

– Детка, ты напугана – так напугана, что не решаешься рисковать и отвергаешь каждого, кто к тебе приближается. Вся твоя жизнь – это отклик на судьбу матери, будто вы одно и то же и тебе предстоит прожить ее жизнь. Ты даже не способна понять, кто желает тебе зла, а кто добра…

На щеках Флоры вспыхнули алые пятна.

– Как ты смеешь! У тебя нет права…

– Нет? Напрасно ты так думаешь. В ту минуту, как ты мне отдалась, я заслужил это право. Неужели я могу преследовать какую-нибудь цель, кроме заботы о нас обоих? И какая разница, как это осуществится?

Лахлан сознавал, что пытается убедить себя почти в такой же мере, как и ее, а значит, оказывается в опасной близости к истине.

– Для меня это важно, – с вызовом ответила Флора, и глаза ее сверкнули. Она одновременно казалась такой гордой и такой уязвимой, что Лахлану захотелось заключить ее в объятия и поцелуем прогнать ее страх.

– Знай, я никогда тебя не обижу, во всяком случае, намеренно; напротив, я хочу тебя защитить и позаботиться о тебе. Разве в этом есть что-то недостойное?

Это было правдой: никогда еще Лахлан так сильно не желал женщину, как желал Флору.

– Возможно, ты слишком много думаешь… не о том. – Порывисто прижав Флору к себе, Лахлан ощутил ее тающее в объятиях тело… жаждущее его, и кровь забушевала в его жилах.

– Мне пора. – Он с силой отстранил ее. – Обещаю, мы еще вернемся к этому разговору.

Флора долго смотрела на него широко раскрытыми глазами, потом покачала головой:

– Ты так и не сказал, куда собираешься.

При этом напоминании Лахлан поморщился. Может, рассказать ей о притеснениях, которые его люди терпят от Гектора на Колле? Но поверит ли она его словам без убедительных доказательств?

– Я должен посетить кое-какие свои земли и вернусь сегодня поздним вечером. – Он уже хотел повернуться, но Флора остановила его, положив руку ему на плечо.

– Лахлан.

Приятно удивленный, горец смотрел на нее сверху вниз, потому что в том, как она произнесла его имя, прозвучала нотка интимности. На мгновение он даже подумал, что Флора изменила свои намерения.

– Ты так и не ответил на мой вопрос.

Ну да, не ответил. И не ответит. Лахлан приподнял лицо Флоры и склонился к ней, не желая ничего сильнее, кроме как пленить ее рот и ощутить его вкус.

– Я сказал все, что важно для нас обоих, остальное решать тебе. Рискни или продолжай жить прошлым.

Не в силах сопротивляться искушению, Лахлан нежно поцеловал Флору в губы, поднял голову и, посмотрев ей в глаза, прочел в них желание, отразившееся как в зеркале на ее лице.

– Дай мне знать о своем решении.

Не добавив больше ни слова, он ушел, предоставив ей возможность на досуге поразмышлять о будущем.

Гектор ворвался на своем боевом коне в ворота Брекакадха, разъяренный больше, чем когда лэрд Колла одержал над ним победу.

Спешившись, он бросил поводья мальчику при конюшне и грязно выругался, пот стекал из-под металлического шлема ему на лоб, и все его тело сотрясалось от ярости.

Лахлан Маклейн был здесь и ускользнул у него прямо из-под носа! Он скрылся с полудюжиной людей и приготовленным для продажи поголовьем скота – все это принадлежало Гектору.

Когда пришла весть о том, что Лахлан на острове, Гектор не мог поверить своей удаче и помчался вскачь, рассчитывая захватить его, но ко времени, когда прибыл, все уже закончилось. Дюжина его воинов была побеждена людьми Маклейна.

Чертов ублюдок! Он дорого за это заплатит. И не только за потерю людей и источника получения серебра – и в том, и в другом Гектор нуждался, чтобы вести войну с Макдоналдом, – но и за похищение его бесценной сестры.

Ворвавшись в главный зал, не обращая внимания на оставляемые его сапогами следы глины и грязи на коврах, разбросанных там и тут на деревянном полу, Гектор отчаянно завопил:

– Майри! – Вскоре перед ним появилась служанка с суровым и мрачным лицом, двигавшаяся со скоростью пожилой черепахи. – Подай кларет, живее!

– Да, мой лэрд!

В ответе Майри Гектор расслышал усмешку, и кровь загудела у него в ушах. Он по горло сыт видом мрачных и воинственных слуг, пора этих людей научить почтению! Пусть знают, кто здесь господин.

Сбросив обоюдоострый шотландский меч на руки оруженосца, следовавшего за ним, Гектор приказал:

– Почисти его, и если на этот раз он не станет достаточно острым, я отрублю твою неумелую руку.

Страх на лице оруженосца бальзамом излился на него и слегка усмирил разбушевавшийся гнев. Так-то лучше. Если они не слушаются голоса разума, то он пустит в ход свои железные кулаки.

Во рту у Гектора было сухо, как в выжженной пустыне, и как только вернулась Майри с напитком, он, сделав большой глоток, чуть не захлебнулся и пролил темную жидкость на пол.

– Как ты смеешь подавать мне эти помои?! Принеси другую бутылку. – Пальцы его сжали кубок. – А пока будешь этим заниматься, отыщи свою дочь.

Глаза женщины расширились от ужаса, но Гектор лишь улыбнулся.

– Как ее зовут? Дженет? Мне надо потолковать с ней.

Руки Майри трепыхались, как крылья птицы.

– Боюсь, мой лэрд, сейчас дочери здесь нет.

– Найдешь и приведешь ее ко мне, – произнес Гектор с убийственным спокойствием. – Или, если тебе это больше по вкусу, приведи ко мне свою вторую дочь.

Вызывающее выражение исчезло с лица Майри, и на нем отразилось отчаяние.

– Но, мой лэрд, ей всего тринадцать!

– Мне все равно. Так или иначе, одна из них принадлежит мне, а если будешь перечить, то и обе.

Глаза старой женщины обрели какой-то противоестественный блеск.

– Тебя привел сюда сам дьявол. Да падет на тебя проклятие! Когда наш лэрд вернется…

– Придержи язык, дура, или я его отрежу.

Майри бросила на Гектора злобный взгляд, и, когда она молча вышла, ее хозяин злобно выругался, Дураки. Он не желал больше слышать об этих чертовых проклятиях и устал от безумных суеверий, этих людей. Ну да, они порицают его за то, что в этом году их ждал голод, но ведь урожай погубили ветер и дождь, а не какие-то там проклятия!