В противоположность герцогине одет он был довольно небрежно, в мятой белой рубашке и брюках от смокинга. Глаза Питера Макдермотта невольно стали отыскивать злополучное пятно – ведь, по словам герцогини, официант облил ее мужа соусом от креветок по-креольски. Наконец Макдермотт обнаружил его – крошечное, чуть заметное пятнышко, которое слуге ничего не стоило бы счистить. В просторной гостиной позади герцога был включен телевизор.

Лицо у герцога было красное, изборожденное морщинами – совсем другое, чем на фотографиях даже последнего времени. В руке он держал стакан с виски.

– О, извините, – произнес он слегка заплетающимся языком. И, обратившись к герцогине, добавил: – Послушайте, старушка. Я, кажется, забыл сигареты в машине.

– Я сейчас дам вам сигареты, – обрезала его герцогиня. Тон ее исключал возможность дальнейшего разговора – герцог повернулся и ушел в гостиную. Сцена получилась гадкая, неприятная, а главное, не понятно было, отчего так вспылила герцогиня.

Повернувшись к Питеру, она рявкнула:

– Я требую, чтобы мистеру Тренту было доложено о происшествии, и будьте любезны довести до его сведения, что я жду от него личных извинений.

Совершенно ошарашенный, Питер вышел из апартаментов, и дверь плотно закрылась за ним.

Однако времени на раздумья у него не оказалось. В коридоре у двери Кройдонов его уже ждал посыльный, который перед этим отправился вместе с Кристиной на четырнадцатый этаж.

– Мистер Макдермотт, – взволнованно сказал он, – мисс Фрэнсис просит вас срочно зайти в тысяча четыреста тридцать девятый, и, пожалуйста, поскорей!

Минут за пятнадцать до этого, когда Питер Макдермотт, выйдя из лифта, направился к президентским апартаментам, посыльный с усмешечкой спросил Кристину:

– Собираетесь стать детективом, мисс Фрэнсис?

– Если бы начальник охраны был на месте, – ответила Кристина, – мне не пришлось бы этим заниматься.

Посыльный Джимми Дакуорт, коренастый лысеющий человек, у которого был женатый сын, работавший в бухгалтерии «Сент-Грегори», презрительно произнес:

– А, этот!

В этот момент лифт остановился на четырнадцатом этаже.

– Нам нужен тысяча четыреста тридцать девятый, Джимми, – сказала Кристина, и оба разом повернули направо. При этом у Кристины мелькнула мысль, что, хотя каждый из них и хорошо знаком с «географией» отеля, изучали они ее по-разному: посыльный исходил его вдоль и поперек, много лет сопровождая клиентов из вестибюля в номера; она же знала «Сент-Грегори» по планам каждого этажа, которые часто листала и которые запечатлелись в ее памяти.

Если бы пять лет тому назад, подумала Кристина, в университете штата Висконсин кто-нибудь спросил, чем будет заниматься через несколько лет Крис Фрэнсис, в то время двадцатилетняя способная студентка, увлекавшаяся иностранными языками, то даже человек с самой буйной фантазией не мог бы представить себе ее работающей в отеле в Новом Орлеане. В ту пору она мало что знала об этом городе и еще меньше интересовалась им. В школе она читала о том, как Луизиану откупили у Франции в начале XIX века, и тогда же видела в театре «Трамвай "Желание"». Но когда она переехала на Юг, оказалось, что ее представления об этих местах безнадежно устарели. Трамваи превратились в дизельные автобусы, а «Желанием» именовалась захолустная улица в восточной части города, куда туристы редко наведывались.

Наверно, она потому и поселилась в Новом Орлеане, что почти ничего не знала о нем. После того, что произошло в Висконсине, подавленная, не очень понимая, как жить дальше, она просто искала такое место, где бы ее никто не знал и она никого и ничего бы не знала. Знакомые вещи, прикосновение к ним, самый их вид вызывали в ее душе одну только боль, такую всепоглощающую, что она не проходила ни днем ни ночью. Как ни странно – Кристина даже стыдилась этого, – она никогда не видела снов. Она только помнила в мельчайших деталях всю цепь событий того трагического дня в аэропорту Мэдисона. Она приехала туда проводить родных, улетавших в Европу. Перед ее глазами как сейчас стояла мать, веселая, возбужденная, с приколотой к костюму орхидеей, которую подруга прислала ей по почте с пожеланиями доброго пути; отец – благодушно настроенный и довольный тем, что целый месяц всеми реальными и выдуманными недугами его пациентов будет заниматься кто-то другой. Он еще курил трубку и, когда объявили посадку, выбил ее о свой каблук. Бэбс, старшая сестра Кристины, обняла ее, и даже Тони, который был на два года моложе и не переваривал проявления на людях каких-либо чувств, милостиво разрешил ей поцеловать себя.

– До свидания, Сарделька! – прокричали ей Бэбс и Тони.

Кристина только улыбнулась этому дурацкому прозвищу, которым брат и сестра любовно наградили ее, потому что она была серединкой в сандвиче, который они втроем составляли. Все, конечно, клятвенно обещали писать, хотя она должна была присоединиться к ним в Париже через две недели, после сдачи экзаменов. Наконец мать крепко обняла ее и велела беречь себя. А несколько минут спустя огромный турбовинтовой лайнер вырулил на взлетную полосу и с ревом величественно оторвался от земли, но не успел он взлететь, как накренился на крыло и штопором пошел вниз; на миг все застлало облако пыли, затем пламя, и наконец на земле осталась лишь куча обломков – остатки машины и останки человеческие.

Это случилось пять лет тому назад. Через две-три недели Кристина уехала из штата Висконсин и больше никогда туда не возвращалась.

Ее шаги и шаги посыльного заглушал ковер, устилавший пол в коридоре. Джимми Дакуорт, шедший чуть впереди, заметил вслух:

– Номер тысяча четыреста тридцать девятый! Знаю! Там живет престарелый джентльмен – мистер Уэллс. Дня два назад мы переселили его из угловой комнаты.

Впереди них в коридоре открылась дверь, и из комнаты вышел хорошо одетый мужчина лет сорока. Запирая за собой дверь и пряча ключ в карман, он замешкался: Кристина явно заинтересовала его. Он уже собрался было с ней заговорить, но посыльный чуть заметно покачал головой. Кристина, которая все это прекрасно заметила, решила, что ей, наверно, следует быть польщенной: ведь ее приняли за девицу, приходящую по вызову. А по слухам, Херби Чэндлер поставлял отменных красоток.

Когда они прошли мимо искателя приключений, Кристина спросила:

– А почему мистера Уэллса перевели в другой номер?

– Я слышал, мисс, будто тот, кто раньше жил в тысяча четыреста тридцать девятом, устроил скандал. Вот и решили поменять их местами.

Да, теперь Кристина вспомнила, что и прежде были жалобы на эту комнату. Она была расположена рядом со служебным лифтом, и к тому же под полом там сходились все отопительные трубы отеля. В результате комната была шумная и невыносимо душная. В каждом отеле есть по крайней мере одна такая комната – иногда ее даже называют «веселой» и сдают лишь в тех случаях, когда свободных номеров нет.

– Но почему же мистера Уэллса из приличного номера переселили сюда?

Посыльный пожал плечами:

– Об этом лучше спросите портье.

– Но ведь у вас на этот счет наверняка есть своя версия, – настаивала Кристина.

– Видите ли, по-моему, его переселили потому, что он никогда ни на что не жалуется. Этот джентльмен уже много лет останавливается в нашем отеле, и никто никогда не слышал от него ни единой жалобы. Так что, наверно, кое-кому захотелось поиздеваться над ним. – Джимми Дакуорт заметил, как Кристина в гневе поджала губы, и, помолчав, продолжал: – Я слышал, что в ресторане ему дали столик рядом с кухонной дверью, куда до него никто не хотел садиться. А ему это вроде бы даже все равно.

Зато завтра кое-кому это будет совсем небезразлично, мрачно подумала Кристина. Уж она об этом позаботится. При одной мысли о том, что с их постоянным клиентом, к тому же человеком тихим и скромным, так возмутительно обошлись, она почувствовала, как свирепеет. Ну и прекрасно. В отеле знают ее крутой нрав. До нее даже доходили слухи, будто некоторые считают, что ее сердитое лицо очень подходит к рыжим волосам. В большинстве случаев она все же сдерживалась, но иногда, стремясь добиться своего, проявляла характер.