— Вы из конторы по пособиям? Его сейчас нет дома.

— А вы не знаете, когда он должен вернуться? — спросила Тереза, прекрасно уже понимая, что ничего не добьется от матери Стива; в том, что эта женщина приходится Стиву матерью, она ничуть не сомневалась.

— Он никогда не говорит, куда идет и когда вернется. А что вам нужно? Вы мне этого так и не сказали.

— Просто немного с ним побеседовать.

Из дома тянуло запахом какой-то стряпни, очень аппетитным, как подумалось Терезе, но вместе с тем и тошнотворным. Домашняя готовка, почти позабытая ею разновидность еды, со всеми ее плюсами и минусами, столь важными для тех, кому приходится следить за своим меню, к примеру — для нее самой.

— Сомневаюсь, — качнула головой миссис Рипон. — Так не бывает, чтобы кто-то хотел просто побеседовать со Стиви. Если вы не из конторы по пособиям, значит, это насчет Джерри Гроува, верно?

— Да.

— Он про это больше не говорит, не хочет. И никто не хочет, неужели вам этого не понять?

— И все-таки я надеялась, что он со мной поговорит. — Она не могла не видеть подчеркнутую враждебность этой женщины, ничуть не смягчившуюся за время их разговора. — Ну хорошо. Вы можете сказать Стиву, что я заходила? Меня звать миссис Саймонс, я остановилась в «Белом драконе», это на Истборн-роуд…

— Стив знает, где «Белый дракон». Вы из газеты?

— Нет.

— Значит, с телевидения? Ладно, я скажу ему, что вы здесь. Только не надейтесь что-нибудь от него узнать. После всех этих дел он замкнулся наглухо — и очень верно, я думаю, сделал.

— Я знаю, — сказала Тереза. — Я и сама так думаю.

— Не понимаю, почему его никак не оставят в покое. Он же с той стрельбой никаким боком не связан.

— Я знаю, — еще раз сказала Тереза.

И тут она попробовала себе представить, через что прошла эта женщина за последние месяцы, и сердце ее сжалось от сострадания. Стив Рипон был одним из последних людей, которые видели Джерри Гроува перед началом бойни. Сперва его заподозрили в соучастии и даже арестовали, когда через день он вернулся в город на своем потрепанном грузовике. Стив объявил, что был все это время в Брайтоне у товарища. Хотя предпринятая проверка полностью подтвердила алиби Стива, было решено обыскать его грузовик и дом на Тонтон-авеню. В грузовике обнаружили коробку тех же самых патронов, какие использовал Джерри Гроув, причем Рипон упорно стоял на том, что знать не знает, откуда они взялись. На коробке и ее содержимом были обнаружены отпечатки пальцев, однако все они принадлежали Гроуву, в довершение всего к этому времени накопилось более чем достаточно свидетельских показаний, дабы увериться в том, что он действовал в одиночку, и даже в том, что все его первоначальные планы были составлены без расчета на соучастников. Обвинить Стива Рипона в незаконном хранении боеприпасов было невозможно, однако полиция все же сумела его прищучить — то ли за отсутствие страховки на грузовик, то ли за просроченный сертификат техпроверки.

И все это время журналисты густо роились на Тонтон-авеню, пытаясь выудить из местных жителей, что они знают про отношения Стива Рипона с Гроувом, а заодно и про самого Гроува. И больше всех натерпелась от их неотвязной назойливости эта вот женщина, мать Стива.

Нетрудно понять, что Тереза, которой тоже пришлось пройти через нечто подобное, не могла ей не сочувствовать.

Дойдя до конца бетонированной дорожки, она оглянулась; миссис Рипон стояла у двери и провожала ее взглядом. Терезе захотелось вернуться, объяснить ей свое поведение, сказать, что все совсем не так, как она, наверное, думает. Но в ФБР их учили никому ничего не объяснять без крайней необходимости, спрашивать и спрашивать, выслушивать и запоминать ответы, а позднее тщательно их анализировать. Для каждой ситуации, могущей возникнуть при контакте с общественностью, имелась своя, заранее прописанная процедура, ее и следовало придерживаться. Делай все по инструкции.

Беда только в том, что инструкция осталась дома, вместе с ее авторами.

Вернувшись в гостиницу, Тереза первым делом познакомилась с розеткой, о которой говорил ей Ник Сертиз. Все было совсем просто: сетевой адаптер легко вставился в одно из гнезд, и огонек, вспыхнувший на ее ноутбуке, возвестил, что аккумулятор заряжается.

Теперь можно было и поработать. Для начала Тереза переписала материал, полученный в редакции «Курьера», на диск, с тем чтобы потом открыть его в редакторе, просмотреть и разобрать.

Она хотела построить детальную картину того дня, когда Гроув сорвался с цепи, поминутно расписать не только то, что он делал, но также где находились его жертвы и где его видели свидетели. Далее она хотела прибегнуть к методике Бюро: воссоздать по известным фактам структуру личности Гроува, его психологию, побудительные мотивы и так далее. Газетные репортажи давали лишь крайний минимум нужного для этого материала. Аналогичным образом предстояло обработать весь доступный полицейский и видеоматериал, а на закуску оставалась более интересная и куда более трудная работа — опрос свидетелей.

Тереза понимала, что с матерью Стива у нее вышло не слишком здорово. Она открыла на нее файл, но он получился таким же коротким и содержал так же мало информации, как и лежавший в его основе разговор. Тереза просто зафиксировала два выясненных факта: во-первых, то, что Стив Рипон вряд ли захочет с ней говорить, и во-вторых, что он получает какое-то пособие. Она совершенно не ориентировалась в британской системе социальных выплат, а потому не имела ни малейшего представления, что это значит и к чему это приткнуть.

Ей нужно было продумать дальнейшие шаги. Самым, пожалуй, важным и неотложным делом была работа с полицией. Тут требовался крайне осторожный подход — даже с рекомендательными письмами от ФБР ее вряд ли допустили бы ко всем оперативным материалам, а она слишком плохо знала здешние правила, чтобы найти в них лазейку. Само собой, у нее не было здесь никаких инсайдерских источников. Не говоря уж о прочих трудностях. К примеру, она уже знала, что в британском законодательстве нет ничего похожего на акт о свободе информации, а потому общение с официальными органами обещало быть долгим и мучительным.

Иного сорта сложностью был опрос свидетелей; обжегшись на беседе с миссис Рипон, Тереза отнюдь не рвалась устанавливать новые контакты, она была к ним попросту не готова.

Она чувствовала себя очень усталой, последствия смены часовых поясов еще далеко не выветрились. Сидя за ноутбуком, она позволила своим глазам расфокусироваться; экран раздвоился, и два изображения медленно поплыли друг от друга. Тогда она взяла себя в руки, изображения слились в одно, однако оно остаюсь нерезким. Она испытывала чувство, сходное с той ошеломленностью, когда ты не можешь оторвать от чего-либо взгляд, хотя и знаешь, что для этого нужно просто принять решение. Пытаясь вернуть изображение в фокус, она даже покачала головой из стороны в сторону, но взгляд ее так и оставался прикованным к экрану, а экран так и оставался нерезким.

В конце концов она сморгнула, и оцепенение прошло, все вернулось в норму.

Она обвела взглядом комнату. Комната, ставшая уже родной и знакомой, напоминала ей опрятную рациональность сотен гостиничных номеров, в которых ей довелось пожить. Ей только хотелось, чтобы это был «Холидей инн» или «Шератон», что-нибудь равно безликое как изнутри, так и снаружи. А в этом городе все без исключения знали, где стоит «Белый дракон»; пройдет немного времени, и каждый, с кем она встретится, будет знать, что она живет здесь.

Взглянув на окно, Тереза почувствовала, что ее взгляд снова цепенеет. На этот раз у нее просто не было сил сопротивляться. В поле ее зрения доминировал квадрат угасающего дневного света, разрезанный рамой на четыре меньших квадрата. А там, за окном, ровно ничего интересного — кусок стены, серое небо. Она знала: подойдя к окну, она сможет посмотреть вниз и увидеть с одной стороны — часть гостиничной автостоянки, а с другой — клочок главной улицы, но она пребывала в полном ментальном ступоре и просто сидела на месте и смотрела на окно. Ей казалось, ее мозг остановился, ее энергия бесследно утекла.