Несколько минут они ехали молча, не глядя друг другу в глаза. Наконец Джинджер сказала:

– Ты все еще думаешь, что эта мумия – твой предок?

– Так и есть.

– А вот и нет. Это Князь Света… и вообще послезавтра его уже не будет в музее, так что можешь не беспокоиться.

Джимми ударил по тормозам и подъехал к обочине:

– Где ты это слышала? И куда его заберут?

– В Музее Крючков еще не знают, что его у них заберут. Преподобный Пэтч привезет завтра туда всю нашу конгрегацию, чтобы его забрать. У них только один охранник, а копы уехали. На этот раз они нас не остановят. Мы ему создадим святилище в «Маяке» – как этот Горбун в соборе Парижской Богоматери, – а тогда никто, ни копы, ни кто еще, не сможет его у нас отобрать.

Она сердито посмотрела на Джимми, будто хотела сказать «Так-то вот!», открыла дверь, вышла и скрылась в свечной лавке.

Джимми грохнул руками по рулю:

– Черт, черт и еще раз черт!

– Доктор Финкельштейн? – Скоупс протянул руку. – Я – Платон Скоупс, главный научный сотрудник.

Дакхауз перехватил руку Мори раньше.

– Хорейс Дакхауз. Милости просим в музей капитана Крюка, хранилище третьей по величине коллекции крючков для пуговиц к востоку от Миссисипи и к югу от Огайо.

– Крючки для пуговиц, – ответил Мори с энтузиазмом коммивояжера. – По важности где-то между вешалками для пальто и двигателем внутреннего сгорания.

– Воистину, – подхватил улыбающийся Дакхауз. – Не будь в прошедшие годы крючков для пуговиц, были бы у нас пуговицы? А без пуговиц – что было бы с нравственностью? С цивилизацией? Просто под откос. Пойдемте, сэр, я быстренько проведу вас по экспозиции. Раз вы понимаете ключевую роль крючка для пуговиц в Американской Истории, я уверен, что «Нейшнл джеографик»…

– Простите, – перебил Скоупс, – но доктор Финкельштейн прибыл сюда осмотреть мумию.

– Да, конечно, но…

– Мистер Скоупс? – окликнула его билетерша. – Вы велели вас ни с кем не соединять, но тут пришли сообщения от… – она посмотрела на кучу наклеенных клочков на столе, – Смитсоновского института, от УКЛА, от Университета Теннесси, от Университета Мичигана…

– Видите? – просиял Скоупс. – Все они хотят заняться мумией. Но я им пока отказал, потому что хочу, чтобы первым увидели ее вы.

Истинная причина, конечно, была в том, что если бы серьезные антропологи, пока что не более чем любопытствующие, наложили лапу на мумию, то Платон Скоупс, из деревни, даже-не-доктор, главный-но-единственный научный сотрудник в этом-как-его-музее-капитана-Крюка, был бы сметен в строну, как пушинка на ветру.

Мори улыбнулся:

– Очень вам благодарен. Быть первым – это как раз то, чего я хочу.

У Мори уже шея болела от кивания, лицевые мышцы застыли в улыбке в неизбежном туре по Залу Крючков. Самые долгие полчаса в истории. Он искоса поглядывал на Хорейса Дак-хауза, трещащего про перламутр и черепаховый панцирь, про агат и кость, про резиновые и кожаные рукояти и что-то о непрочности никелевого покрытия. Мори подчеркнутым жестом вытащил карманные часы и стал внимательно их рассматривать, надеясь, что директор музея поймет намек.

Он не понял, но понял Скоупс.

– Доктор Финкельштейн прибыл сюда ради мумии, – напомнил он.

– Разумеется, – подтвердил Мори. – Крючков я уже насмотрелся.

«На десять жизней!» – хотелось ему заорать.

– О, – сказал Дакхауз, – простите, увлекся. Теперь… э-э… Скоупс отведет вас в лабораторию. Я думаю, существенно, что на этой мумии, хотя тело совсем высохло, нет ни клочка одежды, что свидетельствует…

– Сэр!

Дакхауз закашлялся и помахал пальцами внутрь здания.

– Давайте покажите доктору Финкельштейну вашего покойника. А потом приведите его… – он захихикал, – доктора Финкельштейна, конечно, а не покойника, ко мне в кабинет, и мы пообедаем. За счет музея. Поедем к «Пончо» в Гатлинбург, съедим по хорошему бифштексу, с этими жареными… вроде луковиц. И графин вина, если вы не против. Как, доктор Финкельштейн?

Услышав слово «пообедаем», Мори испугался, что ему сейчас предложат вареные сосиски с лимонным желе.

– Да, хорошо, – сказал он и снова посмотрел на часы. Тем ребятам он сказал «полчаса», но у молодых память как решето – кто знает, сколько они будут ждать на самом деле?

Скоупс не стал терять времени и отвел Мори сразу туда, где лежала мумия. Тело было прикрыто белой простыней на задрапированном простыней же столе, а на соседних столах экспонировались камни, кости и чудовищный клык. На штативах были закреплены фотографии примитивных рисунков – палочных человечков и нарисованных будто детской рукой чудовищ.

Мори все это напомнило школьную работу по естественным наукам.

Скоупс взял указку и постучал по фотографии – той, на которой были наскальные рисунки.

– Некоторых мне удалось идентифицировать. Вот это – Smilodon, a это Glyptodon, хотя расположение ног скорее как у Glossotherium. Конечно, если даже не опознать в них Mammuthus, поскольку у нас есть бивень…

Мори кивал, изображая интерес к жужжанию Скоупса о примитивных глиняных изображениях, найденных в другой пещере в Теннесси.

– В сравнении с ними рисунки в пещере мумии, – он постучал указкой, – настолько реалистичны, что мы…

Мори впервые по-настоящему глянул на фотографию с палочными фигурками.

– Бог ты мой! – сказал он, не успев подумать. – Они же трахаются! А вот этот, что стоит, дает в рот тому…

– Да-да, – перебил Скоупс. – Ритуалы плодородия, сэр.

– Извините мою запальчивость, – произнес тут же Мори, краснея. – Просто это было как-то неожиданно. – Он глянул на бугор под одеялом. – Это она и есть? Наша мумия?

Скоупс положил руку на угол простыни и отвесил что-то вроде полупоклона.

– Позвольте мне представить… – Он резко выпрямился, театральным жестом сорвав простыню. – Мумия Скоупса!

– Совсем как настоящий! – сказал Мори, действительно впечатленный. Вопреки газетным фотографиям и рассказу Джинджер Родджерс, он наполовину ожидал увидеть большую сморщенную изюмину с иссохшими ручками и ножками.

Он положил руку на стол, рассматривая серое, пергаментное, но вполне человеческое лицо, сравнивая в памяти с фотографией Шики Дуна.

Может быть, подумал он. И правда. Кажется, эта девушка, Джинджер Родджерс, была права. Он хлопнул в ладоши:

– Великолепно! И весит она… сколько, вы сказали?

– Двадцать семь фунтов.

– Идеально… то есть я хотел сказать, экстраординарно.

– Это одна из характеристик, которая ставит ее особняком. Ясно, что этот народ разработал такие тайны бальзамирования, о которых египтяне и мечтать не могли. Наклонитесь, понюхайте.

– Мумию? – Мори чуть попятился, опасаясь, как бы этого не сделать действительно.

– Все еще определяется аромат бальзамирующих масел. Понюхайте.

Исполненный сомнения Мори наклонился и втянул носом воздух.

– А что, неплохо. Немножко даже напоминает «олдспайс», я бы сказал.

– Я думаю, ладан или миро. – Скоупс показал на голову мумии. – Обратите внимание на структуру лица. Видите? Типичный европеец.

– Я бы сказал, полушотландец-полуирландец, как многие местные жители, – поддержал его Мори, про себя усмехнувшись.

– Мудро. Европейский гаплотип ДНК был обнаружен в нескольких местах Северной Америки. Миграция из Ирландии морским путем…

Время, время, время! – повторял про себя Мори, а Скоупс уже перешел к бивню мамонта. Мори поглядывал на заднюю дверь, озирал комнату, строя планы.

У него возникло неприятное чувство, что мумия на него смотрит, предвидя свое грядущее похищение, и потому он будто случайно закрыл ее.

– Уважение к мертвым, – пояснил он свои действия. – Вы знаете… – Он приложил руку ко лбу, закрыл глаза. – Кажется, мне слегка нехорошо. Низкий сахар крови. Ничего страшного, но вы не могли бы мне раздобыть стакан фруктового сока?

– О Боже! Конечно, конечно! В кафетерии наверняка есть.