– Это алкоголь, – отрезал Кнехт.

– А я тебе говорю, возраст. Мне уже тридцать пять, и вчера было тридцать пять, и завтра будет. Опять тридцать пять. Кругом тридцать пять. И самые яркие дни позади, и самые красивые дела. Тоска – застрелиться впору. Я эту идею лейтенанту транслировал, когда прижал его в участке, – видал, как мужик впечатлился?

– Пить надо меньше, – посоветовал Кнехт и кашлянул.

– Тьфу на тебя. Карту хочу, – сказал Барро. Он встал и направился к стойке. Через минуту вернулся с бумажным путеводителем, раскрыл его и принялся изучать. Кнехт меланхолично жевал яичницу.

– Городишко крошечный, – повторил Барро. – За день весь его прочешем. Можно изобразить паб-крол, это будет убедительно. Не спеша, руки в брюки, пройдемся по заведениям… Заодно поем горячего. Должны тут где-нибудь делать луковый суп-пюре. Не бывает курортных местечек, чтобы без лукового супа.

– Если тут пусто, двинем глубже на юг?

– Тут не пусто. Говорю с полной ответственностью, как бывший нюхач твоего взвода. Мутант здесь. Думаю, он рано подался в бега, добежал аж досюда и хорошо прикрылся. Сам не высовывается, действует через подставных. Вот его и не взяли до сих пор – он просто не виден. А лейтенанту настучал кто-то, у кого зуб на посредников мутанта. Или это вообще пустой донос был, голое вранье. Но мутант – есть. Он тут сидит давно и плотно, успел пустить корни.

– Пустил корни… Как грустно, – сказал Кнехт.

– Невыносимо, – поддакнул Барро. – Меня прямо слезы душат. У мутанта тут дом, может, даже семья, дети, все как у людей. И вдруг появляемся мы. И ставим мутанта толстой жопой к теплой стенке. Ужас просто. Но… В свете некоторых обстоятельств… А оно нам надо?

– Это мутант, – напомнил Кнехт и снова кашлянул.

– Нам не дадут нейтрализовать его. Спорим, когда мы наведем полицию на цель, нас выпрут из города? Допустим, ты вызовешь группу зачистки – прощальный жест доброй воли, так сказать… Но ребятам лететь сюда верные сутки, а Ортега ждать не будет, пойдет брать клиента. Поэтому кровавое месиво с активным участием полиции в роли фарша я гарантирую. И мутант сбежит, ищи его потом. Не говори мне, что твой план именно такой.

– Поглядел бы я, как нас отсюда выпрут, – сообщил Кнехт безмятежно. – Поглядел бы, да.

– Мы вообще-то свободные люди теперь, – сказал Барро с нажимом. – Что, забыл? Мы работаем за деньги.

Кнехт допил сок и звонко припечатал стакан донышком к столу.

– Пойдемте, коллега, – сказал он.

Барро развел руками и встал.

Когда они вышли, бармен повернулся к компьютеру и набрал номер полицейского участка.

На улице двое привычно взялись за пояса и посмотрели в разные стороны.

– Бармен стукнул, гад, – сообщил Барро. – Ух, солнце какое… Где мои темные очки?

– А вон тот парнишка на роликах – наружник, – сказал Кнехт.

– Ну обложили просто со всех сторон… Где очки мои, неужто я их в отеле забыл?

– Ты их вчера подарил своей прекрасной собутыльнице.

– О, черт. Эй, парень! – рявкнул Барро на всю улицу. – Да куда ты так рванул сразу… Хм. Кого бы мне теперь спросить… О, сеньор! На пару слов!

– Что ж вы кричите, сеньор Барро, – сказал молодой полицейский, выскочивший быстрым шагом из-за угла. – Напугали парня на роликах – вон как рванул от вас. Тут не привыкли к крику, место тихое…

– …Респектабельное, – подсказал Барро. – Сеньор, а где бы мне купить респектабельные темные очки?

– Второй квартал дальше по улице, лавка Матиаса. Если скажете, что вы от Фернандо, – получите скидку.

– А очки точно будут респектабельные?

– Во всем округе дороже не найдете, – заверил полицейский. – И не кричите так больше, сеньор Барро, люди спят еще. Честь имею.

Когда полицейский убрался обратно за угол, Кнехт сказал:

– Что-то мне это напоминает. Тишина…

– Обычный курорт, – отмахнулся Барро. – Все гуляли до рассвета, теперь спят до обеда. Только мы да стражи порядка на посту. И кстати, прошлым вечером тут было совсем не тихо. Лично я чуть не оглох. И мы еще к морю не ходили, где всякие пляжные танцульки. Ненавижу.

– Вот это точно возрастное, – сказал Кнехт. – Ты работать думаешь?

– Как только куплю очки. Если трудиться из-под палки, то хотя бы в комфортных условиях.

В лавке Матиаса респектабельных темных очков не нашлось, только модные и дорогие. Барро, недовольно сопя, долго перебирал товар. Потом вдруг задумался. Небрежно бросил очередные модные очки в общую кучу. Обернулся к пожилому сонному приказчику, глянул на него в упор и ошарашил вопросом:

– А что, дед, жиды в городе есть?!

Приказчик впал в ступор и ничего не ответил.

– Стукнул дед в полицию, – сообщил Барро, стоя посреди улицы и озираясь. – И еще кому-то стучит. Ох, сейчас начнется… Бедлам и пандемониум. Весь городишко на уши встанет. Запомнит он нас.

– Ты иногда бываешь невыносим, – заметил Кнехт.

– Очки хочу, – сказал Барро. – И чашку лукового супа.

– Теперь нас пасут двое.

– Через полчаса нас будет пасти все свободное от работы население. Тут-то мы его и понюхаем. Слушай, я вижу кафе «Парижский дворик». И думаю…

– А я вижу еще один паб.

– Паб, – согласился Барро и тоскливо зевнул.

Первым делом он как следует напугал официанта.

– Меня зовут Жак Деррида, – доверительно сообщил Барро. – Я, видите ли, француз. А это коллега Ле Бон. Мы прогрессивные мыслители, на гастролях тут. И нам нужен французский луковый суп! Иначе труба!

Юный официант, что-то промямлив, удрал и больше не появлялся. Спасать заведение от агрессивных мыслителей пришел старший смены.

В пабе лукового супа не оказалось. Кнехт взял кружку темного, а Барро, после мучительного раздумья, тоже кружку темного и еще айриш стью.

– Поесть-то надо, – объяснил он.

Вместо миски густой похлебки с мясом ему принесли нечто в горшочке.

– Айриш стью?.. – недоверчиво спросил Барро.

– Как заказывали, месье Деррида, – заверили его.

Барро осторожно приоткрыл крышку, заглянул в горшочек, принюхался, хмуро огляделся по сторонам и сказал:

– Ты не поверишь, коллега, но тут все, включая шеф-повара, уверены, что это именно айриш стью. Что оно такое вот.

Кнехт тоже заглянул в горшочек, принюхался и поставил диагноз:

– Еда.

– Типичное высказывание прогрессивного мыслителя, – оценил Барро. – Емко, четко, авторитетно. Еда. М-да…

– Жри, – посоветовал Кнехт.

Барро отхлебнул пива и запустил в горшочек вилку. Некоторое время он жевал, а потом сказал:

– Чертовски не хочется работать.

Кнехт в ответ только фыркнул.

– Чертовски не хочется, – повторил Барро.

Он воткнул вилку в горшочек, встал, упер руки в бока и повернулся всем телом из стороны в сторону. Вышел из-за стола, сделал несколько шагов вперед, потом назад. Официанты, сгрудившись у барной стойки, опасливо наблюдали за его эволюциями.

Барро покрутился на месте, вернулся к столу и в два глотка допил пиво. Отошел к окну и уставился на улицу.

– Я ж тебе говорил – паб, – сказал Кнехт.

– А я что, упирался?.. Какая прелесть эти маленькие респектабельные городки… А помнишь тот поиск в Эл-Эй? Когда у меня шкура облезла на нервной почве? Три месяца ни малейшего следа! Ужас.

– Это ты не застал поиск в Москве. У некоторых из наших там сейчас дети растут.

– Подумаешь, дети. Что это доказывает?

– Что там много красивых женщин и очень сильный фон. Мы просто не могли работать.

– Из-за женщин? – Барро по-прежнему смотрел в окно.

– Из-за фона. Нюхач брал мутанта со ста метров, не дальше. Поэтому у русских нюхачи считались простыми операторами, вот как я. И тут мы приперлись, крутые, учить их вздумали. А они только смеялись над нами.

– Это меня в Москве не было, – надменно заявил Барро, возвращаясь к столу. – А что у них так фонило?

– Русские, – сказал Кнехт просто. – Ну?..

Барро почесал в затылке.