А вот и поляна. Где-то здесь, возможно вон за тем кустом, Ярослав ожидает ее, волнуется и в душе корит за опоздание. Ну что ж, он простит ее, он добрый.

Розовая от волнения, она остановилась на том месте, где они условились, и улыбчиво осмотрелась вокруг, ожидая его появления. "Небось спрятался, чтоб засвистеть иволгой. Боже, как же здесь хорошо".

Но иволга молчала, и Ярослав не появлялся. Взглянула на часы: да, одиннадцать минут. Значит, не дождался. Ушел. И сразу стало тревожно и досадно. Не может быть, чтоб ушел, не мог он уйти, не мог, не мог… Скорей место перепутал, на Синюю поляну пошел. Да, да, так оно и есть, - он, наверное, ждет ее на Синей поляне. Надо идти туда, немедленно, пока он не ушел… А собственно, почему на Синей поляне, когда она хорошо помнит - договаривались встретиться здесь, где ландыши, где фиалки, где иволга? Возможно, случилось что-нибудь. Заболел? Боже мой, он и в самом деле мог заболеть. Уже вчера было заметно, что его лихорадит. Ну как же так - больной, с температурой и один - старик не в счет - в глуши, без всякой помощи. Надо срочно врача вызвать.

Теперь ей все стало ясно: и почему он не пришел и что нужно предпринять. Идти к нему, сейчас же, узнать, проведать, помочь, если в этом будет нужда. К тревоге и волнению теперь прибавилась решительность, осторожность и осмотрительность начисто отметались.

Стоя на краю поляны, Алла старалась определить, как ей лучше выйти к дому старого лесника. Она не часто бывала в этой стороне леса и потому твердо не знала, какая тропинка куда ведет. Та, что выбегает из-за кустов, кажется, идет к лесничеству.

Но как только Алла двинулась, на крутой тропе показался человек. Он шел быстро, почти бежал. Это был Ярослав.

"Вот бы пришла к Рожнову навестить больного", - улыбнулась Алла своим мыслям и этой же улыбкой встретила запыхавшегося Ярослава, не дала ему ничего сказать, перебив бойко и весело:

- Догадываюсь: вас Погорельцев задержал.

- Точно… Убежал с совещания. Оно еще не кончилось. Бежал и все-таки опоздал. Как вы догадались?..

- Я все знаю, все-все! У меня дар ясновидения.

- Знаете, о чем говорил Виноградов?

- Это знать совсем нетрудно. - Пародируя речь директора лесхоза, Алла продолжала: - "Мы еще не научились работать с полной отдачей… У лесников притупилось чувство ответственности за порученное государственной важности дело. Лес - народное достояние, и за него мы ответственны перед народом".

- Все правильно, - рассмеялся Ярослав. - Ну, а я, о чем я говорил - расскажите.

- Вы говорили очень хорошо. Вы дело говорили. И всем понравилась ваша спокойная убежденность. В общем, вы правильно выступили. - Это говорилось так серьезно, что и впрямь можно было подумать, что Алла незримо присутствовала на совещании.

Ярославу понравилась ее невинная игра, и он сказал:

- А вы действительно ясновидица.

- Или по-простонародному - колдунья, - улыбаясь, добавила Алла.

- Да, именно колдунья, - сказал Ярослав уже другим тоном. - Околдовали вы меня…

Произнеси Ярослав эти слова полушутя, с улыбкой, и Алла отозвалась бы так же. Но в дрогнувшем голосе Ярослава и во взгляде, открытом и честном, Алла увидела страх, мольбу, решимость. Его вдруг побледневшее лицо было напряжено, и от этого напряжения вздрагивала верхняя губа. Полагаясь на свое чутье и на его такт, Алла подошла к нему, положила свою руку ему на плечо, тихо покачивая головой, будто говоря: нет, это не колдовство, это что-то другое. Ее горячая рука жгла его плечо, и этот огонь разливался по всему телу. Он ощутил, как неумолимая сила влечет его к ней и он уже не в состоянии проявиться Ему хотелось коснуться ее руки, лица, волос, ее легкого платья, которое вызывающе обтягивало стройную фигуру. Только коснуться.

Осторожно он дотронулся до букета фиалок, который Алла держала в опущенной руке, затем бережно взял ее руку и поднес к своему лицу, будто хотел испить аромата цветов, и робко коснулся губами ее пальцев. Алла не отстранила руку от его губ, не сняла руку с его плеча, она погрузилась в какой-то туман, когда взбудораженные чувства жаждут сладкого безумия. Она положила голову ему на плечо, и Ярослав ощутил запах ее волос, которые касались его лица, глаз, ресниц. Он слышал ее частое дыхание и тихие, нежные, как лепестки цветов, ее слова:

- Милый… Не нужно… Мы теряем голову. Не нужно, Слава…

Она впервые назвала его так. Ярослава точно бил озноб. Ему казалось, что все это дивный сон, и он боялся пробуждения. Алла незаметно отстранила свои руки…

Они медленно шли по лесу рядом, так что руки их соприкасались, и это прикосновение волновало обоих. Ярослав боялся обидеть ее не то что недостойным, легкомысленным поступком, но даже словом, жестом; для него Алла была воплощением чистоты, и такое сокровище принадлежит Погорельцеву - это нелепо, несправедливо.

- Завтра лесничий спросит меня, почему я сбежал с совещания.

- И что ты ему ответишь?

- Скажу, что спешил на свидание… с Аллой Петровной.

- Ты с ума сошел! - воскликнула Алла, делая серьезное лицо.

- А как же быть? - Ярослав остановился и посмотрел ей в лицо долгим тающим взглядом. - Лгать?.. Противно. Неужели нельзя жить без лжи!

- Есть святая ложь. Ты слышал о такой? - Алла опять коснулась его руки и точно током ударила Ярослава. "Святая, - мысленно произнес он, не сводя с нее глаз. - Это ты святая, чудесная, несравненная". А вслух сказал:

- Ложь есть ложь, грешная она или святая, - как их различить? Противно. Но ничего не поделаешь: жизнь, она всему научит.

Алла почувствовала неловкость и терзалась от того, что он ее не совсем правильно понял. Она вовсе не толкала его на ложь, зная, что его гордая душа не терпит никакой фальши. Слова Ярослава показались ей обидными. Она хотела сказать, что сама поговорит с Погорельцевым, если будет необходимость. Она забылась в путаных мыслях, шла, задумчивая и отрешенная, мучаясь укором совести. Ярослав уловил перемену настроения.

- Ты расстроена?

- Нет… Мне хорошо. Мне кажется, я только-только начинаю жить, видеть мир, видеть и понимать прекрасное. Странно. А если б я тебя не встретила?.. Странно… Ты понимаешь, Слава, этого нельзя объяснить. Вот живет человек, что-то делает, ходит на работу, готовит пищу, смотрит телевизор, читает газеты, книги. Чувствует, что где-то есть другая жизнь, не такая, интересная. До того интересная, что даже не верится. А раз не верится, то и желания нет, мечты о другой жизни нет. Понимаешь? Как будто все хорошо - ровно, гладко. Крыша над головой, в доме все необходимое или даже достаток. Муж не алкоголик, не лют, скандалов не устраивает, уважает тебя, а возможно, и любит по-своему. Живешь так, по принципу - день до вечера. В будни ждешь праздников. А приходят праздники, я уже не говорю о выходных, которые - те же будни, так вот, приходят праздники, и ты их не чувствуешь. Гулянки, концерты, гости - это все внешние атрибуты, видимость, формальные приметы праздника. А на душе - будни.

- Не у всех же так, - осторожно заметил Ярослав.

- Я говорю о себе. У всех по-разному складывается жизнь, и каждый по-своему ее воспринимает. А вот скажи, Слава, можно так, чтоб на душе всегда был праздник? И в самые что ни есть будничные будни?

- Нужно. Так должно быть. Это и есть жизнь, - ответил он глухо.

- Праздник - это, наверно, когда душа поет, когда веришь людям и разделяешь их радость и горе, когда рядом с тобой человек, друг, без которого ты не можешь жить… Наверно, это и есть счастье. Так?

Она остановилась, и вновь их руки соприкоснулись. Сейчас перед ним была не строгая учительница, а девчонка, сбежавшая с выпускного школьного бала. И он уже не робел перед ней.

А весна буйствовала на небе и на земле, она стремительно шла к своей вершине, и лето готовилось принять от нее эстафету. Алла и Ярослав сердцами слушали и тонко понимали музыку весны, наслаждаясь извечным праздником, которого они наконец дождались.

Они вышли к делянке молодого сосняка; на фоне густо зеленеющей, почти темной рамени сосны отливали голубым лоснящимся цветом. Терпко пахло хвоей и солнцем. Деревья дремали в предвечерней истоме. В чаще верещал зяблик.