– Мы рассмотрим это на совете, – прозвучал ответ.

Эммелин радостно взвизгнула, захлопала липкими ладошками и задрала ногу, чтобы тоже залезть в шкаф.

– А мы скажем Дэвиду, что это я придумала? – спросила она.

– Осторожно – свечка.

– Я буду красить карты красным вместо зеленого. Правда, на Марсе деревья красные?

– Правда. И вода, и земля, и каналы, и кратеры.

– Кратеры?

– Большие, глубокие темные дыры, где марсиане держат своих детей.

Из шкафа снова показалась рука и прикрыла дверцу.

– Как колодцы? – спросила Эммелин.

– Еще глубже. И темней.

– А зачем они держат в них детей?

– Чтобы никто не видел страшных экспериментов, которые на них ставят.

– Каких еще экспериментов? – задохнулась от волнения Эммелин.

– Узнаешь, – пообещала Ханна. – Если Дэвид вообще когда-нибудь приедет.

А жизнь под лестницей, как обычно, отражала жизнь тех, кто наверху. Как-то вечером, когда хозяева и гости разошлись по спальням, слуги собрались на кухне, у очага. Мистер Гамильтон и миссис Таунсенд уселись читать, а мы с Нэнси и Кэти подтащили к очагу стулья и сели со спицами в руках – вязать шарфы. В окно бился холодный зимний ветер, от его порывов дрожали стоящие на полках банки со специями.

Мистер Гамильтон тряхнул головой и отложил «Таймс». Снял очки, протер глаза.

– Снова плохие новости? – Миссис Таунсенд подняла глаза от рождественского меню, щеки ее горели от жара.

– Хуже некуда. – Он вернул очки на место. – Большие потери под Ипром.

Он встал и подошел к стене, где недавно повесил карту Европы. На ней красовались разных цветов булавки, обозначавшие армии и участки фронта (из старых запасов Дэвида). Вынул с территории Франции одну из голубых булавок и заменил ее желтой, пробормотав себе под нос:

– Не нравится мне все это.

– А мне – вот это, – вздохнула миссис Таунсенд, постучав карандашом по меню. – Как прикажете готовить рождественский ужин без масла, чая, даже без индейки?

– У нас нет индейки? – ахнула Кэти.

– Ни крылышка.

– А что же мы будем подавать?

– Не наводи панику раньше времени, – покачала головой миссис Таунсенд. – Придумаю что-нибудь, как всегда.

– Да, миссис Таунсенд, – уверенно согласилась Кэти. – Уж вы-то придумаете.

Миссис Таунсенд подозрительно поглядела на нее – уж не было ли в последних словах иронии – и снова взялась за меню.

Я пыталась сосредоточиться на работе, но когда у меня в очередной раз спустилась петля, я отложила шарф и встала. Одна мысль не давала мне покоя весь вечер. Сегодня днем я видела в деревне кое-что непонятное.

Я одернула фартук и обратилась к мистеру Гамильтону, который, понятное дело, знал все на свете.

– Мистер Гамильтон, – начала я.

– Да, Грейс? – Он взглянул на меня поверх очков, сжимая в длинных тонких пальцах синий карандаш.

Я опасливо оглянулась на остальных, но они вроде были заняты беседой.

– В чем дело, девочка? Язык проглотила?

Я кашлянула.

– Нет, мистер Гамильтон. Я просто… хотела кое-что спросить. Я сегодня была в деревне…

– И что же? Говори, не бойся.

Я снова оглянулась.

– Мистер Гамильтон, а где Альфред?

– Наверху, разливает херес. Да в чем дело? При чем тут Альфред?

– Ну, просто я заметила его сегодня в деревне…

– Да, он был там по моему поручению.

– Я знаю, мистер Гамильтон. Я видела его у Макуитера. И видела, как он вышел. – Я чуть не сжала губы – почему-то вдруг расхотелось договаривать. – Он получил белое перо[9], мистер Гамильтон.

– Белое перо?! – Мистер Гамильтон вытаращил глаза и чуть не уронил карандаш.

Я кивнула, вспомнив, как обычно быстрый и живой Альфред оцепенело стоял, разглядывая позорный подарок, а прохожие понимающе шептались вокруг. Как он опустил глаза и пошел прочь, ссутулившись и склонив голову.

– Белое перо!

К моей досаде, мистер Гамильтон повторил это так громко, что все прислушались.

– Что случилось, мистер Гамильтон? – спросила миссис Таунсенд.

Мистер Гамильтон провел рукой по щеке и помотал головой, не в силах поверить моим словам.

– Альфред получил белое перо.

– Нет! – вскрикнула миссис Таунсенд, схватившись пухлой рукой за сердце. – Не может быть! Кто угодно – только не наш Альфред!

– А откуда вы знаете? – полюбопытствовала Нэнси.

– Грейс видела. Сегодня утром, в деревне.

Я кивнула, чувствуя дрожь при мысли о том, что раскрыла ящик Пандоры с чужими секретами. А теперь и не закроешь.

– Этого не может быть, – заявил мистер Гамильтон, одергивая куртку. Он вернулся к своему стулу и заправил дужки очков за уши. – Альфред не предатель. Он и так участвует в войне, неся службу здесь, в доме. Ценный работник в почтенной семье.

– Но ведь это не то же самое, что сражаться на фронте, мистер Гамильтон, – возразила Кэти.

– Именно что то же самое! – взорвался мистер Гамильтон. – В этой войне у каждого своя роль, Кэти. Даже у тебя. Наш долг – хранить страну, чтобы солдаты, вернувшись с победой, увидели, что ничего не изменилось, их ждет прежняя жизнь.

– Значит, даже когда я чищу кастрюли, я помогаю фронту? – недоверчиво спросила Кэти.

– Как ты чистишь – так нет, – отрезала миссис Таунсенд.

– Да, Кэти, – ответил мистер Гамильтон. – Хорошая работа и вязание – вот ваш вклад в победу. Наш вклад, – поправился он, взглянув на меня и Нэнси.

– А по-моему, этого недостаточно, – не поднимая головы, буркнула Нэнси.

– Что-что?

Нэнси бросила спицы и сложила на коленях худые руки.

– Ну, – осторожно начала она, – возьмем, к примеру, Альфреда. Молодой здоровый парень. Разве он не принесет больше пользы там, во Франции, вместе с другими солдатами? А разливать херес может любой.

– Любой? – Мистер Гамильтон даже побледнел. – Уж кто-кто, а ты, Нэнси, должна понимать, что служба в таком доме не каждому по плечу.

Нэнси покраснела.

– Конечно, мистер Гамильтон. Я не то имела в виду. – Она нервно постукивала костяшками пальцев друг о друга. – Я просто… просто сама в последнее время чувствую себя какой-то… бесполезной.

Только мистер Гамильтон собрался осудить подобные чувства, как на лестнице послышались шаги и в кухню вбежал Альфред. Мистер Гамильтон поджал губы, и мы погрузились в конспиративное молчание.

– Альфред, – наконец подала голос миссис Таунсенд, – к чему лететь сверху вниз сломя голову? – Она пошарила глазами и нашла меня. – Ты напугал бедную Грейс до полусмерти. Несчастная девочка чуть со стула не свалилась.

Я робко улыбнулась Альфреду, потому что вовсе не испугалась. Просто удивилась, как и остальные. И еще – я чувствовала себя виноватой. Не надо было спрашивать у мистера Гамильтона про перо. Мне нравился Альфред – он был добрый и вечно пытался растормошить меня, когда я замыкалась в своей скорлупе. Нечестно было обсуждать его вот так, за спиной.

– Извини, Грейс, – сказал Альфред. – Просто там мастер Дэвид приехал.

– Да, – подтвердил мистер Гамильтон, взглянув на часы. – Как мы и ожидали. Доукинс должен был встретить его на станции с десятичасового поезда. Миссис Таунсенд держит ужин горячим, неси его наверх.

Альфред кивнул, переводя дыхание.

– Только знаете что, мистер Гамильтон? Мастер Дэвид – он вернулся из Итона не один. С ним товарищ – думаю, сын лорда Хантера.

Я затаила дыхание. Ты говорил мне когда-то, что в любой истории есть точка невозвращения. Все главные герои вышли на сцену, и действие уже не остановить. Автор теряет контроль над сюжетом, и тот разворачивается сам по себе.

С появлением Робби Хантера мы перешли Рубикон. А я – я перейду его? Еще не поздно повернуть назад. Снова аккуратно переложить всех героев папиросной бумагой и уложить обратно – в шкатулку моей памяти.

Я улыбаюсь, чувствуя, что прервать этот рассказ – то же, что пытаться остановить бег времени. Я далеко не романтик и не считаю, что события сами требуют о них рассказать. Зато я достаточно честна, чтобы признать, что хочу поделиться с тобой старой тайной.