На складе между железными стеллажами горела лишь одна тусклая лампа. Полки были забиты коробками с принтерами, на полу стояли башни из картонных упаковок. Бока их, украшенные ценниками и логотипами компаний-производителей, поблескивали лентами скотча.

-- Малиновский, сколько можно копаться? -- донесся с лестницы веселый женский голос. - Мы уже коньяк открыли. Смотри, без тебя начнем!

-- Много без меня не выпьете, -- презрительно отозвался глава отдела доставки, методично раскладывая по ящикам принесенные Олегом бумажки. Волосатое пузо Малиновского вылезало из кожаных штанов, черная футболка задралась. На спинке кособокого офисного кресла висела дубленка, а на сидении стоял серый телефонный аппарат с треснувшей трубкой, заклеенной изолентой.

-- А там хозяин пришел! Мы больше ждать не будем! -- девочка-менеджер помахала рукой и скрылась.

Начальник крикнул вслед:

-- Волченкова, скажи, что я иду! Щас тока курьера отпущу! -- и спросил молодого человека: -- Все у тебя?

Олег показал спрятанный за отворотом куртки конверт формата А4 с пришпиленным скрепкой талоном для подписи.

-- На Будапештскую не успел, завтра сдела:

Звонок телефона в тишине склада показался неприятно-пронзительным. Малиновский подпрыгнул от неожиданности.

-- Какая сука после рабочего дня звонит!

Поднял трубку и рявкнул в нее:

-- Компания МВ, отдел доставки! Чё? Волченкова, твою мать... Иду уже!

Бросив трубку, начальник проворчал: 'Дуры', достал из стола толстую пачку конвертов и торопливо пересчитал.

-- На тогда еще один на Будапештскую, там рядом.

- Да уже закрылись ведь все, - возразил Олег.

- Чё - 'закрылись'? В ящик почтовый бросишь у их офиса. Вишь, тут написано 'ТОВ 'Муриклейн', бухгалтерия'. Они разберутся.

'Опять до восьми кататься', -- подумал молодой человек. За открытой дверью в предбанничке зафыркал кофейный автомат: секретарша готовила кофе. Сверху уже доносились звуки попойки, громкий смех менеджеров. Начальник побыстрее сунул курьеру конверты для завтрашней разноски и вытолкал в темный осенний вечер.

Фонарь над крылечком склада, конечно же, не горел. Ссутулившись, запахнув куртку и глядя под ноги, чтобы не вступить куда-нибудь, Олег потопал прочь. В лужах отражался свет, проникающий через подворотню с улицы. Оттуда доносился приглушенный шум машин - тусклый, холодный и какой-то пустой. Олег поглядел вверх: небо не просто черное, но мутное и неглубокое, будто грязная лужа на асфальте. Какой там космос, какая бесконечность, нет ничего, грязь над всей планетой:

Он успел сделать несколько шагов, когда послышался шорох, звякнула и покатилась по асфальту пустая бутылка. Двое, пахнущие мочой и дымом, цепко схватили курьера под локти и поволокли к черному провалу подъезда в углу двора.

-- Отпустите! -- завопил Олег, повиснув на руках у похитителей и безуспешно пытаясь упереться ступнями в асфальт. - Что вам надо?!

Вместо ответа его стукнули по голове, и на некоторое время вокруг стало еще темнее, чем было раньше. Теперь происходящее напоминало старенький черно-белый фильм: бетонные ступени лестницы, железные ржавые двери подвала, куча песка, проем в паутине: все это подрагивало и тихо шипело, иногда на окружающем возникали серые пятна, иногда стремительно проносились черные вертикальные линии, мигали и пропадали, будто проектор реальности барахлил.

Его проволокли через весь подвал по полу, усыпанному битым стеклом и тряпками, мимо толстых труб с изорванным утеплителем, а в дальнем углу, самом темном и затхлом, возле неприметной дверцы, полускрытой свисающей с потолка грязной сеткой, приподняли и поставили на ноги. Один похититель крепко взял курьера под локоть, другой вытащил связку ключей, побренчал ею, отыскивая нужный... Из проема в подвал повалили клубы пара. Запершило в горле, и Олег закашлялся.

-- Не дергайся!

Дверь тошнотворно проскрежетала по осколкам стекла и ржавым железкам, усеивающим пол. Открылся узкий коридор, наклонно уходящий куда-то в темноту. Маленький светильник на стене едва озарял бетонный пятачок. Присмотреться к похитителям Олег не успел: его развернули лицом вперед и принялись толкать в спину. Он побрел, шаря руками то по стенам, то в воздухе перед собой. Незнакомцы тихо переговаривались. Тут было жарко, Олег сразу взмок в своей кожаной куртке на подкладке. Почти ничего не соображая, он брел на полусогнутых ногах, покачиваясь и чуть не падая, наступая на что-то - то мягкое, то твердое, то позвякивающее, то шелестящее, - а уклон становился все круче.

Впереди возник тусклый свет. Олег почти остановился, затем пошел быстрее, когда тычки возобновились. Световое пятно расползлось, озарив невысокий арочный проход, за которым открылось просторное помещение.

- Стой теперь, - сказали сзади и дернули его за воротник куртки. Курьер остановился, моргая, не способный понять, что это за странное место перед ним.

Он пробыл здесь долго - в длинном помещении с высоким потолком, бетонными стенами в выбоинах и мелкой пупырчатой сыпи, освещенном двумя десятками старых двадцативаттных ламп дневного света. Трубки их, укрепленные на тонких проводах, висели беспорядочно, под разными углами, и чуть заметно покачивались, отчего все предметы отбрасывали шатающиеся тени.

Дальний конец бункера занимал покореженный и местами проломленный старый вагон метро - без стекол в окнах и со снятыми дверями. К нему от ближайшей лампы тянулся черный кабель переноски, внутри горела яркая лампа. В вагоне отдыхали охранники. Вооруженные старыми калашами и тэтэшниками (хотя у одного Олег видел всамделишный наган), одетые в застиранный камуфляж либо изгвазданные спортивные костюмы, во время дежурства они сидели на табуретах под стенами или прохаживались за спинами работников. Охранники носили марлевые повязки, впрочем, не все и не всегда. Зато у всех были золотые нательные кресты, болтались на цепочках или шнурках. В вагоне чадила крошечная лампадка.

Лишенные одежды работники располагались вокруг длинного узкого стола, вернее, деревянного настила, который покоился на козлах, сваренных из кусков рельс. По центру столешницы тянулся утопленный на пару сантиметров железный желоб, сверху на резиновых лентах висела резиновая же трубка со свободно болтающимся, пережатым 'крокодилом' концом. В начале смены один охранник включал стоящий у вагона трансформатор - сверху сыпались искры и доносился приглушенный гул, - а второй снимал 'крокодил' и пускал в желоб слабую струйку белого порошка. Равномерно водя концом трубы из стороны в сторону, он наполнял выемку, после чего трансформатор отключали. Все работники были вооружены ложечкой с длинной рукояткой; перед каждым лежала груда целлофановых пакетиков размером со спичечный коробок, с липкой горловиной. Олег вместе с другими аккуратно зачерпывал порошок из желоба, наполнял пакетик, запечатывал его и клал слева - обязательно слева! - от себя. Несколько раз за смену вдоль стола проходили четверо охранников: двое пересчитывали, сколько пакетиков наполнил каждый работник, и складывали фасовку в одинаковые спортивные сумки с красными буквами 'ADIDAS', а двое других шли рядом, внимательно наблюдая; скорее всего, следили, чтобы первые охранники не положили порцию себе в карман. У кого пакетиков оказывалось ощутимо меньше, чем у других, тот мог схлопотать прикладом между лопаток или лишиться дневной порции воды, а кто регулярно не выполнял норму, бывал сильно бит.

Когда очередная выработка была собрана, охранник с сумкой исчезал куда-то.

Олег не знал, сколько это длилось. Связующая нить дней не порвалась, но перекрутилась, став клубком неряшливых прядей, спутанной бахромой, пропитавшейся белой дурманной пылью. Заунывное пение ежедневной вечерней службы, которую отправлял кто-нибудь из охраны, не помогала восстановить связь времен.