– Товарищ старший лейтенант, к комбату опоздаете, – заметил Осокин. – Нехорошо последним являться.

– Ладно, смотрите тут, сейчас разгрузка. Готовьтесь, в общем.

Петров спрыгнул с платформы и побежал к голове состава.

– Хорошим галопом идет командир. Я бы даже сказал – карьером, – одобрительно кивнул Безуглый. – Ладно, товарищи танкисты, команду все слышали. Расчехляем нашу бандуру.

Петров все-таки успел. Комбат и комиссар стояли возле третьей платформы, на которой покоился КВ комбата. Командир батальона майор Шелепин совершенно не походил на образцового командира, каким его изображали плакаты и фильм «Трактористы». Маленький, полноватый, с круглым плоским лицом, он был похож, скорее, на доброго детского врача. Тем не менее Петров был уверен, что лучшего командира у него еще не было – майор знал и любил свое дело. Кроме того, он умел работать с людьми. При формировании батальона он лично пересмотрел характеристики своих командиров, поговорил с каждым из них, обошел все машины и побеседовал с танкистами. Уже знакомясь со своей ротой, Петров обнаружил, что в каждом из вновь сформированных экипажей есть один-два успевших повоевать танкиста. Сам Шелепин попал на фронт из 1-го Ульяновского танкового имени Ленина училища, где был преподавателем. До училища комбат служил на Дальнем Востоке и имел орден Красного Знамени за бой у Баин Цагана.

– Старший лейтенант Петров… – начал было с ходу докладывать комроты.

– Вольно, – остановил его комбат. – Иван Сергеевич, времени мало, будем, что называется, без чинов.

Это была еще одна особенность Шелепина – если не надо было торопиться, он всегда обращался к подчиненным по имени-отчеству.

– Иванов и Бурцев задерживаются, – заметил комиссар.

В этот момент подбежал комроты-2 лейтенант Бурцев, почти сразу за ним, придерживая на бегу полевую сумку, явился командир третьей роты Иванов.

– Долго спать изволите, товарищи, – едко заметил комбат. – Ладно, на будущее учтите, здесь не тыл, оборачиваться нужно быстро. В идеале вы должны прибыть еще до того, как я закончу отдавать приказание.

Лейтенанты виновато потупились.

– В общем, положение следующее: дивизия двигается к фронту двумя десятками эшелонов, мы, получается, авангард. Наша задача – проследовать на западную окраину города Н***. Там будем ждать дальнейших приказаний. – Комбат почесал плохо выбритый подбородок. – Но это, так сказать, общая линия. Сейчас нам нужно разгрузиться. Пандуса здесь, естественно, нет, поэтому будем мастерить съезды сами. Слева у нас эшелон, сгружаемся направо. Для изготовления мостков использовать запасные шпалы, бревна и рельсы, местное начальство нам должно помочь. Если не поможет – вон штабеля, разберем сами.

Командиры рот дружно посмотрели на штабеля и кивнули, соглашаясь с тем, что разобрать их – раз плюнуть.

– И вот что, товарищи танкисты. Станцию, судя по всему, бомбят регулярно, вон, до сих пор что-то горит. Сегодня прилетят обязательно, погода способствует. Так что работать нужно быстро, а то устроят нам тут последний день Помпеи, как на картине художника Брюллова.

– Сколько съездов делать, товарищ майор? – спросил Петров.

– У нас двадцать две машины, четырех должно хватить. Михаил Владимирович, – обратился майор к комиссару. – У меня к вам просьба. Найдите начальника станции и притащите его сюда. Воздействуйте своим комиссарским авторитетом. Нам нужен хороший машинист, который сможет подавать состав по платформе к съездам. Этот, боюсь, не справится. Объясните ситуацию. Станки, эвакуирующиеся – это все очень хорошо, но у нас тут двадцать два танка, а танки сейчас на фронте на вес золота. Если я потеряю по его вине хоть одну машину…

– Думаю, не придется, – сказал комиссар. – Если не ошибаюсь, вон начальник, сюда идет.

Пожилой человек в кителе железнодорожника чуть не рысцой подбежал к командирам. На красном лице выделялись серые, мутные от недосыпа глаза, сивые усы были мокрыми от пота.

– Здравствуйте, товарищи. Я начальник станции. Арсеньев моя фамилия, Василий Евдокимович. Мы вас еще ночью ждали…

– Майор Шелепин, – комбат отдал честь, затем крепко пожал черную от въевшегося масла ладонь железнодорожника. – Василий Евдокимович, давайте сразу к делу. Мы, как вы точно подметили, и без того опоздали. Поэтому с разгрузкой надо поспешить. Вы танки прежде разгружали?

– Приходилось, – кивнул начальник станции. – Как-то раз три эшелона у нас разгружались, почитай, дивизия. Правда, до войны дело было.

– Прекрасно, – прервал его майор. – Нам нужны бревна или, лучше, шпалы, и скобы, для того чтобы оборудовать съезды. И люди в помощь.

– Шпалы найдутся, – ответил Василий Евдокимович. – Можете разбирать вон те штабеля. Людей у меня мало, но могу с командиром железнодорожного батальона поговорить, он кого-то пришлет.

– Поговорите, Василий Евдокимович, – понизил голос комбат. – Вас, я вижу, бомбят?

– Каждый день, – помрачнел Арсеньев. – Раньше нас «ястребки» прикрывали, но последние два дня только зенитками отбиваем. Вчера, вон, депо разбомбили, два паровоза, тридцать два вагона подвижного состава…

– Именно поэтому я должен закончить разгрузку как можно скорее. Мы нужны фронту, понимаете? Поэтому, будьте добры, обеспечьте нам лучшую паровозную бригаду. Лучшую.

– У меня плохих нет! – гордо ответил железнодорожник. – Будет вам бригада. Пришлю лучших…

Рев паровоза заглушил его слова. Эшелон со станками дернулся и, набирая скорость, двинулся на восток.

– Одной головной болью меньше, – начальник станции снял фуражку и вытер мокрый лоб. – Двое суток здесь проторчали, грузились. Вы не беспокойтесь, товарищи, спустим вас на землю в лучшем виде. Людей я сейчас пришлю.

– Идите, Василий Евдокимович. А наш комиссар вам поможет. Прошу вас, Михаил Владимирович, – кивнул Шелепин комиссару.

– Это не обязательно, – помрачнел начальник станции. – Сами справимся, или не доверяете?

– Не в доверии дело, – жестко ответил Шелепин. – Просто я должен быть уверен. Не обижайтесь.

– Батальонный комиссар Беляков, – комиссар протянул руку начальнику станции. – Вы, Василий Евдокимович, и впрямь не обижайтесь на него. Юра просто нервничает немного. – Он улыбнулся и энергично встряхнул руку начальника станции.

– Я, кстати, сам на железной дороге начинал, в двадцать шестом. Даже интересно, как все изменилось. Да и звезда, – он хлопнул себя по рукаву, – думаю, будет не лишней.

Железнодорожник коротко кивнул и в сопровождении комиссара зашагал к диспетчерской.

– Дипломат хренов… Ну что, товарищи, – комбат повернулся к командирам рот. – Задача ясна? Тогда за работу. Состав, судя по всему, будут подавать вперед, в хвосте у нас стрелка. Поднимайте экипажи и начинайте таскать шпалы. Съезды делать у первой, шестой, одиннадцатой и шестнадцатой платформ. Да, мой КВ – на третьей. Так что первый спуск сделайте усиленным. И вот еще что. Иван Сергеевич, это ведь твои орлы позавчера на «мессера» охотились?

– Мои, – кивнул старший лейтенант. – Стрелок-радист сержант Безуглый и механик-водитель красноармеец Осокин.

– Дело доброе, – кивнул комбат. – «Хейнкель» так, конечно, не собьешь, но «мессеров» или «лаптежников» попугать можно попробовать. Сбить не собьем, но все веселее как-то. Сколько у нас танков с зенитными пулеметами?

– Два Т-26 в моей роте, – пробасил Иванов.

– Проследите, чтобы у каждого кто-то дежурил. В остальных ротах снять по три курсовых или спаренных пулемета и посадить людей в башни. Танкисты должны чувствовать, что они тут не просто мишени, а могут огрызнуться. Хотя бы формально. Все, выполнять!

Командиры рот бросились к своим платформам.

– Турсунходжиев, Нечитайло, ко мне! – крикнул на ходу Петров.

Батальон был недоукомплектован, поэтому в его роте было всего два взвода. Первым, из трех Т-26, командовал узбек Турсунходжиев. Невысокий, жилистый, он отлично, даже с удобством помещался в своем маленьком танке, устаревшем еще к финской войне. Могучий, широкоплечий Нечитайло командовал двумя «тридцатьчетверками». Петров не успел к ним присмотреться, но знал, что оба всего два месяца, как окончили Казанское танковое училище.