– Доброй ночи, Роган, – твердо сказала она, но в это мгновение он заглушил ее слова поцелуем.

Валентина пыталась вырваться, но не смогла, лишь беспомощно упиралась руками ему в грудь. Неужели она сошла с ума?! Она в объятиях мужчины, похожего на героя греческих мифов; мужчины, о котором мечтают миллионы женщин. И пытается всеми силами освободиться!

– Ты ведьма, Валентина. Прекрасная, равнодушная, ослепительная колдунья, и я хочу тебя так страстно, что весь горю.

Он осыпал поцелуями ее шею, плечи, упругую грудь. Девушка, прерывисто вздохнув, оттолкнула его.

– Прекратите, Роган! Я не желаю, чтобы меня целовали! И прикасались!

В голосе ее прозвучало столько злобы, что он потрясение отстранился. Впервые в жизни женщина отвергала его.

– Вы «розовая»? – ошеломленно охнул он.

– Что?!!

– Предпочитаете девушек?

Это было единственным сколько-нибудь подходящим объяснением того, что произошло.

Валентина приложила руку к потяжелевшей голове.

– Прошу прощения, Роган. Я вас не понимаю. У меня раскалывается голова, и я очень устала. Сегодня был тяжелый день. – Она выдавила из себя улыбку. – Сожалею, если вела себя слишком эмоционально. Я… я не привыкла, чтобы со мной так обращались. – Валентина придвинулась к краю сиденья и взялась за ручку дверцы. – Спокойной ночи, Роган. Вечер был чудесным. Простите, если я его испортила.

Дверь отеля закрылась за ней. Из вестибюля донесся торопливый перестук каблучков.

Роган покачал головой, словно пытаясь избавиться от наваждения, и потянулся за сигаретами. Рука его дрожала. Он во все глаза уставился на трясущиеся пальцы. Лучше ему быть поосторожнее, если он не хочет попасть в беду. Влюбился как мальчишка! Неудовлетворенное желание омывало его подобно приливу! Такое с ним впервые.

Смяв только что зажженную сигарету, Роган завел мотор, и автомобиль на огромной скорости помчался к дому, где мужчину ждал куда более теплый прием.

Валентина повесила на плечики вечернее платье и машинально натянула отделанную кружевом ночную рубашку. Она в Голливуде, а не в монастыре Сердца Господня, и ей следовало быть готовой к поцелую Рогана! Не терять головы и выйти из неловкой ситуации с большим умением и хладнокровием!

Она приняла две таблетки аспирина и легла в темноте, надеясь, что мужское достоинство Рогана не пострадало и он не изменит своего отношения к ней на съемочной площадке. Если же это произойдет, она останется совсем без друзей. Электрики и осветители добры к ней, но она знала, что никто не осмелится отнимать у Видала время разговорами и навлекать на себя его гнев.

Видал. Почему она не может думать ни о ком, кроме Видала? Его лицо было словно выжжено у нее в мозгу. Чувственное, ироничное, уверенное… А сегодня разъяренное. Но почему?

Валентина ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть, не находя ответов. Наконец она поднялась, подошла к окну и уставилась во мрак. Неужели Валентина действительно увидела боль в темном сверкании его глаз? И если так, чем она вызвана?

Девушка прислонилась щекой к холодной раме. Неужели потому, что проводит так много времени в разлуке со своей любимой? Будь она, Валентина, его женой, она не покинула бы Видала ни на секунду. Ни на мгновение.

Валентина сморгнула слезы. Но она не его жена. А посему не может облегчить его боль, не может утешить. Все, что она может, – это играть в его фильме. Стать Маргаритой Анжуйской.

Валентина с тяжелым сердцем вернулась к кровати, мучительно гадая, сколько времени понадобится, чтобы любовь к нему угасла и умерла. С той минуты, как девушка узнала, что Видал женат, она старалась убить любовь к нему. Но оказалось слишком поздно – эта болезнь поглотила ее без остатка. И теперь, как она ни старалась, не могла избавиться от неутолимой потребности быть рядом, видеть его, говорить с ним.

Валентина закрыла глаза. Она должна заснуть. К шести нужно быть на студии, а впереди еще один долгий, очень тяжкий и безрадостный день.

Утром Видал стал еще невыносимее, чем вчера. Расставив ноги и упершись кулаками в бедра, он долго наблюдал, как плотники отделывают огромную уборную Рогана, и наконец резко приказал всей съемочной группе собраться перед началом работы в его кабинете.

Среди актеров и членов съемочной бригады послышался недовольный ропот, но все послушной толпой потянулись к белому оштукатуренному бунгало Видала.

– Этот тип просто маньяк! – заявил Саттон Хайд, играющий роль короля Генриха.

– Во всяком случае, самый несговорчивый и упрямый режиссер в городе, – немного мягче вторила ему Лейла Крейн, получившая роль горничной Маргариты.

– Настоящее дерьмо, – буркнул Роган Тенант, злобно хмурясь. Выглядел он так, словно глаз не сомкнул этой ночью.

Дон Саймонс, главный осветитель, выплюнул жвачку и коротко сказал:

– Этот парень гений и волшебник, и тебе чертовски повезло, что ты работаешь у него, а не в каком-нибудь третьесортном порнофильме!

Вокруг слышались стоны и проклятия, но у порога бунгало все сразу замолкли.

Валентина заинтересованно оглядывалась. Большую комнату почти целиком занимал массивный письменный стол, заваленный эскизами костюмов и страницами сценария, в который Видал, судя по всему, начал вносить изменения. На стенах висели графики съемок и рисунки декораций, уже воздвигнутых и только что привезенных на площадку.

Видал разъяренно уставился на вошедших.

– Вчерашний материал пошел в мусорную корзинку! – угрюмо объявил он. – Я собрал вас здесь, чтобы в последний раз объяснить: мы снимаем не какую-нибудь голливудскую эпопею! Этот фильм войдет в историю кинематографа!

Он подошел к столу и круто обернулся.

– Никто из вас не выкладывается до конца! Ни так называемый герой… – Он бросил уничтожающий взгляд на Рогана. – …ни бригада. Я хочу получить от вас все! Шестнадцать часов работы до упаду! И вы должны вести монашескую жизнь, пока последний ролик пленки не окажется в яуфе! Ни ночных бдений, ни вечеринок, ни выпивки, ни наркотиков. Ничего,кроме фильма, понятно вам?

Валентина ждала протестующих возгласов. Тишина. Никому не понравилось заявление Видала, но ни одному человеку не улыбалось быть выкинутым с площадки.

– Все будет так, как вы сказали, мистер Ракоши, – раздался чей-то голос с порога. Остальные тоже пробормотали нечто вроде согласия.

Глаза Видала превратились в узкие щелки.

– Я имею в виду всех – от осветителя до помощника режиссера. Ясно?

– Да, мистер Ракоши, – хором ответили все. Наконец его глаза остановились на Валентине.

– Для меня незаменимых людей нет, – безжалостно продолжал он, – и помните об этом.

Но Валентина невозмутимо встретила его взгляд, очевидно, не испугавшись угроз.

– Да, мистер Ракоши, –кивнула она спокойно, хотя внутри у нее все тряслось от страха и отчаяния.

На щеке Ракоши дернулась жилка. Он оказался прав: под внешне хрупкой красотой кроется стальная воля. Ракоши сжал кулаки.

– Всем быть на площадке через четверть часа.

Собравшиеся с облегчением разошлись, а Роган, уже в костюме, подошел к Валентине.

– Валентина, вы не сердитесь за вчерашнее?

– Ничуть, Роган, – улыбнулась она.

Старинный наряд очень шел ему. Сапоги с отворотами из мягкой желтой кожи были отделаны кружевом. Воротник и манжеты тоже кружевные. Короткий бархатный плащ щегольски свисал с одного плеча, открывая изящную шпагу и придавая Тенанту воинственный вид. Если настоящий граф Суффолк был столь же красив, Валентина прекрасно понимала, почему Маргариту Анжуйскую так к нему влекло. Если бы не Видал, она, возможно, сама влюбилась бы в своего неотразимого партнера.

– В таком случае позвольте мне загладить свою вину, – попросил Роган, взволнованно глядя на нее. – Как насчет ужина сегодня в каком-нибудь уютном местечке, где мы могли бы поговорить и получше узнать друг друга.

– Я не привыкла поздно ложиться и рано вставать, – покачала головой девушка. – Мне нужно высыпаться, иначе я просто не вынесу столь жесткого режима.