– Нет, детка. Любовник – это тот, кто очень тебе дорог. Тот, кого ты любишь, даже если он тебе не родственник.

– Вроде друга?

– Да, Александр. Очень дорогой и близкий друг.

– Придется мне придерживать язык при этом молодом человеке, – покачала головой Лейла, хотя внимание мальчика снова отвлекли дома из стекла и хрома, уходящие ввысь.

– А мнепридется найти себе пристанище. Может, попросим водителя отвезти мой багаж в «Плазу»?

– Да, но только багаж. Вы оба едете ко мне домой, и мы будем говорить, говорить и говорить обо всем.

Посыльные «Плазы» отнесли в номер чемоданы из белой телячьей кожи, и, ступив в фойе, Валентина осознала, что ее жизнь бесповоротно изменилась. Больше не будет солнечных дней на вилле, смеха и разговоров с Паулосом и Александром в их утопающем в цветах садике. Больше не будет мира, тишины и покоя.

Нью-Йорк оказался шумным, суетливым, суматошным. И жизнь здесь текла в совершенно ином, более быстром ритме.

Валентина без труда сняла номер для себя и Александра, а потом оба вернулись к ожидавшему их «роллс-ройсу». Валентина только сейчас сообразила, что ей придется найти няню для сына. Он был слишком мал, чтобы повсюду таскать его за собой в этом городе. Он уже тер глаза, утомленный всеми сегодняшними волнениями. Кроме того, придется найти постоянное жилье. В отеле долго не проживешь. И роскошная обстановка не совсем подходит для энергичного мальчугана, привыкшего играть, бегать на свободе – по берегу и горным склонам.

Они миновали Центральный парк, и Валентина облегченно вздохнула. По крайней мере поблизости есть место, куда она может водить Александра на прогулку.

Квартира Лейлы была большой, просторной и неряшливой, резко контрастирующей с «Роллс-Ройсом Силвер-Ше-доу», доставившим их из порта.

– Я не живу вместе с Дентоном. Он слишком консервативен для подобных вещей, – неизвестно зачем пояснила Лейла и, бросив на стул меховое манто, исчезла на кухне, откуда вернулась с апельсиновым соком для Александра и бутылкой сухого шампанского.

Александр, в подражание Лейле, небрежно швырнул пальто на ближайший стул и направился к полкам – посмотреть, не найдется ли книг с картинками. Глядя ему вслед, Валентина в который раз удивилась, до чего он похож на Видала.

– Расскажи мне о Дентоне, – попросила она, когда шампанское запенилось в бокалах, а Лейла, сбросив туфли, свернулась в удобном кресле.

– Он миллионер и, хотя ему почти шестьдесят, все еще очень красив. То есть… – Она осеклась и хихикнула. – Дентон оч-чень представительный, и думаю, если ты миллионер, это одно и то же. Собственно говоря, он банкир, но увлечен театром и начал финансировать постановки.

– И дает тебе в них роли? – усмехнулась Валентина, заметив, что Александр нашел подходящую книгу.

– Конечно. Правда, пока маленькие. Кроме того, я еще беру уроки дикции. Бродвей, Нью-Йорк, это совершенно не то, что «Уорлдуайд пикчерз», Голливуд.

Обе рассмеялись, но тут же замолчали.

– Насколько я поняла, ты была счастлива с Паулосом? – немного погодя спросила Лейла.

– Да. – Валентина отставила бокал. – Очень, Лейла.

Имя Видала, хотя и непроизнесенное, словно повисло в воздухе. Александр по-прежнему листал книгу, а Лейла, заметив, как мальчик держит голову, как непокорные пряди спадают на упрямый лоб и темные бездонные глаза, наконец поняла, почему Валентина так поспешно вышла замуж за Паулоса и покинула Голливуд. И почему полна решимости не возвращаться.

Раздался звонок, и Лейла поспешно вскочила.

– Это, наверное, Дентон, – объявила она, подбегая к зеркалу, чтобы проверить макияж. – Господи, а я-то думала, он даст нам немного дольше побыть вместе!

Он вошел в комнату, и Лейла тут же, верной собачонкой, оказалась рядом и, цепляясь за его рукав, заглянула ему в глаза. Но Дентон, едва взглянув на нее, устремился Валентине и крепко пожал ей руку.

– Я очень, оченьрад наконец встретиться с вами.

Все в Дентоне Брук Тейлоре было серым. Но не унылым и тусклым, а серебристо-сверкающим, совсем как его машина. Высокий, стройный, он держался с аристократической непринужденностью. Серебряные волосы были уложены в безукоризненную прическу. Аккуратные усики скрывали слишком тонкую верхнюю губу. В петлице двубортного костюма цвета голубиного крыла красовалась белая гвоздика. Глаза были серыми, и серый галстук пересекали по диагонали серебряные полоски. Несмотря на уверения Лейлы, его никак нельзя было назвать красивым. Но представительным он, несомненно, казался. Никто не мог усомниться в его богатстве и могуществе, и Дентон явно наслаждался и тем и другим.

– Путешествие было приятным?

– Да, хотя сильно штормило. Март не лучший месяц для переезда через Атлантику.

– Вам следовало сесть на «Нормандию». Она гораздо лучше выдерживает качку.

– На будущее запомню, – пообещала Валентина, невольно поежившись под чересчур пристальным взглядом.

– Не возражаете, если я закурю?

– Пожалуйста.

Он держался так, словно Лейлы вообще не было в комнате. Дентон вынул из нагрудного кармана сигару, и в комнате запахло дорогим гаванским табаком.

– Лейла говорила вам, что я продюсер?

– Да.

Александр подошел к ней и с нескрываемой неприязнью уставился на Брук Тейлора. Тот проигнорировал мальчика, так же как и Лейлу. Валентина подумала, что Дентон с легкостью отбросит всех и каждого, кто перестанет быть ему нужным.

– Я намереваюсь ставить на Бродвее ибсеновскую пьесу «Гедда Габлер». Надеюсь, вы согласитесь на роль Гедды?

Валентина воззрилась на него, как будто тот внезапно спятил.

– Вряд ли. Я никогда не играла на сцене.

– Разумеется, но в роли Гедды, женщины, которую сжигает подавляемая чувственность, вы будете потрясающи!

– Лейла, объясни ему! Сама идея просто вздорна!

– Вовсе нет! – запротестовала Лейла, присаживаясь на ручку кресла Дентона. – Как только мы услышали о твоем возвращении, Дентон начал твердить, что ты создана для этой роли. Я буду играть Тею Эльвстед. Более выигрышной роли у меня еще не было! О, ты должна согласиться, Валентина! Должна!

Валентина молча смотрела на них. Только театральная актриса могла воплотить на сцене трагическую судьбу ибсе-новской героини. Однако Дентон словно пригвоздил ее к месту взглядом.

– Хотели бы вы получить эту роль? – повторил он.

Если она добьется успеха, значит, сумеет доказать себе, что ее талант нечто постоянное, а не то мимолетное, что зависит целиком от камеры и освещения. Но если ее ждет провал…

Валентина пожала плечами. Она не провалится.

– Очень, – ответила она обрадованному Дентону Брук Тейлору. – Когда начнутся репетиции?

Это означало, что у Александра будет няня. И что Валентине придется брать уроки дикции. Репетиции днем и ночью. Фотографии. Гнусные слухи в прессе. Возвращение к постоянной жизни на виду. Изучение нового ремесла. Актерского. Упорный, тяжелый труд. И в награду пьянящая радость, боль и экстаз перевоплощения в Гедду Габлер.

Режиссером спектакля был Стен Кеннауэй. В его творческой биографии значились «Вишневый сад», «Ромео и Джульетта», «Три сестры». Услышав от Дентона, кому прочат роль героини, он был возмущен и потрясен.

– Для этой пьесы необходима актриса, Дентон! А не пустоголовая экранная королева!

– Вы видели ее фильмы? Она настоящая актриса!

– Ради Бога, Дентон! Каждая сцена, в которой она появляется, вероятно, снималась сто раз! Здесь же, на сцене, у нее всего одиншанс!

– Больше ей и не нужно, – сухо пояснил Дентон. – Верьте мне, Стен. Ваш спектакль станет самым большим событием года.

Стен собрался было отказаться ставить пьесу, но все же решил, что ничего не потеряет, если посмотрит игру знаменитой киноактрисы.

Она повела себя совсем не как обычные голливудские звезды. И приехала на репетицию без свиты поклонников, репортеров и фотографов, одетая просто – брюки и кашемировый свитер. Волосы, зачесанные назад и перехваченные головной повязкой, спадали на плечи. Никакой косметики. Валентина слушала режиссера с напряженным, неослабным вниманием, и с самой первой читки пьесы Стен понял, что Дентон Брук Тейлор был прав.