Литмир - Электронная Библиотека

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Новые мелодии печальных оркестров. Рассказы

Кости, кастет и гитара

I

Часть Нью-Джерси находится под водой, а за прочими частями бдительно присматривают власти. Там и сям, однако, попадаются участки садов, усеянные старомодными каркасными домиками с просторными тенистыми верандами и красными качелями на лужайке. Не исключено, что на самой просторной и тенистой из веранд тихонько раскачивается на средневикторианском ветру уцелевший со старых гамачных времен гамак.

Когда на подобную достопримечательность из прошлого века набредают туристы, они обыкновенно останавливают автомобиль, смотрят, а потом бормочут: «Что ж, понятно, этот дом состоит сплошь из коридоров, крыс в нем видимо-невидимо, а ванная комната всего одна, но какая же уютная тут атмосфера…»

Турист здесь не задерживается. Он продолжает путь к своей елизаветинской вилле из прессованного картона, к ранненорманнскому мясному рынку или к средневековой итальянской голубятне – потому что на дворе век двадцатый и викторианские дома вышли из моды вместе с романами миссис Хамфри Уорд. Туристу не виден с дороги гамак, но иногда в гамаке сидит девушка. Так было и в этот день. Девушка дремала в гамаке, не ведая, очевидно, о том, какое неэстетичное ее окружает зрелище: каменная статуя Дианы, к примеру, дурацки скалилась под солнцем на лужайке.

Во всей этой сцене наблюдалась какая-то неумеренная желтизна. Желтым было, например, солнце; особо гадкой, обычной для гамаков желтизной выделялся гамак; желтизна рассыпанных по нему девичьих волос отличалась от него в куда лучшую сторону. Девушка спала, плотно сжав губы и положив под голову сцепленные ладони, – юным созданиям свойственна такая поза. Грудь ее вздымалась и опадала так же плавно, как ходила туда-сюда кромка гамака. Ее имя, Амантис, было таким же старомодным, как дом, в котором она жила. Досадно, но вынужден заметить, что исчерпал на этом все черты, сближавшие ее со средневикторианской эпохой.

Будь мой рассказ фильмом (надеюсь, со временем это осуществится), я снимал бы без устали, пока можно; я приблизил бы камеру и снял сзади шею девушки, желтый пушок под границей волос, снял бы щеки и руки – теплый цвет ее кожи; мне ведь нравится воображать ее спящей, – наверное, и вы в юные дни спали точно так же. Затем я нанял бы человека по имени Израэль Глюкоза, чтобы он сочинил какую-нибудь дурацкую интермедию, потому что мне нужен переход к другой сцене, разыгравшейся дальше по дороге – где точно, неизвестно.

По дороге ехал автомобиль, в нем сидел южный джентльмен, сопровождаемый камердинером. Джентльмен, как водится, направлялся в Нью-Йорк, однако столкнулся с затруднением: верхняя часть его автомобиля несколько смещалась относительно нижней. Время от времени оба седока высаживались, поточнее прилаживали корпус к ходовой части и после этого, подрагивая невольно в унисон с вибрацией мотора, двигались дальше. Имей машина заднюю дверцу, ее можно было бы отнести к самой заре автомобилестроения. Покрытая пылью восьми штатов, она была украшена спереди внушительным, однако не работающим таксометром, а сзади – многочисленными флажками с надписью: «Тарлтон, Джорджия». Когда-то давно кто-то начал красить капот в желтый цвет, но, к несчастью, был отозван, успев довести работу только до половины.

Когда джентльмен с камердинером проезжали мимо дома, где спала в гамаке Амантис, с автомобилем случилась оказия: корпус упал на дорогу. Единственным оправданием моему столь внезапному сообщению служит то, что произошло это и в самом деле совершенно внезапно. После того как затих шум и рассеялась пыль, господин со слугой поднялись на ноги и стали осматривать обе разъединившиеся половины.

– Гляди-ка, – произнес раздосадованный джентльмен, – эта чертова кукла развалилась окончательно.

– На две половины, – согласился камердинер.

– Хьюго, – сказал джентльмен, немного подумав, – нам нужны молоток и гвозди, чтобы заново их сколотить.

Господин со слугой оглядели викторианский домик. По обе его стороны простирались к слегка беспорядочному, пустынному горизонту слегка беспорядочные поля. Выбора не было, чернокожий Хьюго открыл калитку и вслед за господином двинулся по гравиевой дорожке, едва удостаивая пресыщенным, как подобает бывалому путешественнику, взглядом красные качели и каменную статую Дианы, которая обращала к ним источенное непогодой лицо.

В тот самый миг, когда оба приблизились к веранде, Амантис проснулась, рывком села и оглядела гостей.

Джентльмен был молод, лет двадцати четырех, звали его Джим Пауэлл. Одет он был в готовый тесный костюм, пропыленный и, как можно было подумать, способный в любую минуту улететь, отчего и пристегивался к нижней одежде рядом из полудюжины нелепых пуговиц.

Избыточное количество пуговиц украшало также и рукава пиджака; Амантис не могла не посмотреть на боковые швы брюк: нет ли пуговиц и там. Зеленую шляпу украшало перо какой-то унылой птицы, трепетавшее на теплом ветру.

Гость согнулся в церемонном поклоне и одновременно обмахнул шляпой свои пыльные коленки. При этом он улыбнулся, прикрывая выцветшие голубые глазки и показывая белые ровные зубы.

– Добрый вечер, – произнес он с отчаянным акцентом, характерным для обитателей Джорджии. – У меня сломался автомобиль прямо перед вашей калиткой. Вот я и решил узнать, нельзя ли одолжить у вас молоток и гвозди. Мне ненадолго.

Амантис рассмеялась. Она смеялась и не могла остановиться. Мистер Джим Пауэлл смеялся тоже – из вежливости и солидарности. Его камердинер, мучительно озабоченный собственным цветным взрослением, единственный сохранял важную серьезность.

– Мне, наверное, лучше представиться, – сказал посетитель. – Я Пауэлл. Живу в Тарлтоне, Джорджия. Этот черномазый – мой мальчишка Хьюго.

– Ваш сын? – Девушка, совсем растерявшись, переводила взгляд то на одного, то на другого.

– Нет, он мой камердинер – вы ведь так, наверное, выражаетесь? Мы у себя привыкли кликать негров мальчишками.

При упоминании прекрасных обычаев своей родины Хьюго заложил руки за спину и хмуро и надменно уставился себе под ноги.

– Ага, – пробормотал он, – камердинер я и есть.

– А куда вы ехали? – осведомилась Амантис.

– На Север, провести там лето.

– Куда именно?

Турист небрежно взмахнул рукой, словно бы охватывая этим жестом Адирондакский парк, Тысячу Островов, Ньюпорт, но сказал только:

– Попытаем Нью-Йорк.

– Вы там раньше бывали?

– Никогда. А вот в Атланте был тысячу раз. Да и в этой поездке мы в каких только не побывали городах. Господи боже!

Он присвистнул, имея в виду бесконечные красоты проделанного ими путешествия.

– Послушайте, – сказала Амантис озабоченно, – вам необходимо поесть. Скажите вашему… вашему камердинеру, пусть пойдет к задней двери и попросит кухарку прислать нам сандвичей и лимонада. Или, может, вы не пьете лимонад? Сейчас его мало кто любит.

Мистер Пауэлл крутанул пальцем, направляя Хьюго, куда было указано. Потом робко уселся в кресло-качалку и принялся чинно обмахиваться перьями своей шляпы.

– Вы, право слово, очень любезны, – сказал он Амантис. – А на случай, если мне захочется чего покрепче лимонада, у меня припасена в машине бутылочка старого доброго виски. Я ее взял с собой, а то вдруг здешний виски мне совсем в горло не полезет.

– Слушайте, – сказала девушка, – а ведь моя фамилия тоже Пауэлл. Амантис Пауэлл.

– Да что вы говорите? – Джим Пауэлл разразился восторженным смехом. – Может, мы с вами родня. Я происхожу из очень хорошей семьи. Правда, бедной. Но в этом году мне привалила удача, вот я и решил провести лето где-нибудь на Севере.

Тут на веранду вышел Хьюго и подал голос:

– Белая леди за задней дверью спросила, не хочу ли я тоже перекусить. Что ей ответить?

– Ответь: с удовольствием, мэм, раз уж вы так добры, – наставил его господин. Когда Хьюго ушел, он поделился с Амантис: – Голова у мальчишки совсем пустая. Шагу не хочет сделать без моего разрешения. Я его воспитал, – добавил он не без гордости.

1
{"b":"148622","o":1}