- Я потом гулять, - пытаюсь перекричать работающую машинку, натягивая узкие джинсы и водолазку.

- Только не долго, мне нужно будет примерить платье, через часок, - раздается вдогонку.

- Хорошо, если что, я у Кати.

Выхожу из подъезда, и взгляд по инерции сам поднимается вверх до девятого этажа.

Вот гадство! Твою светящуюся довольством ухмылку я чувствую даже с земли. Мельком отмечаю рядом с тобой Андрея.

Плетусь, в любую секунду ожидая какой-нибудь подлости. С вас, идиотов, станется скинуть что-нибудь сверху.

Внутренне подзуживаю себя: «Пусть только попробуют! Тогда точно одену тебе на голову эту дурацкую кастрюлю и стукну пару раз, чтобы зазвенело от пустоты внутри».

Целая и невредимая еду в лифте.

Может, зря я так плохо думаю о тебе?

Боевой запал схлынул, не оставив и следа. Нажимая звонок, ощущаю себя трусливым взбудораженным кроликом с очумевшими глазами.

А ты не очень-то и торопишься открывать.

Ну, сколько можно пялиться в глазок?!

Внутри зреет дикое желание бросить злосчастную кастрюльку и уйти.

Когда точка кипения уже доходит до максимума, ты, наконец, открываешь дверь. Заметив любопытничающую фигуру твоего дружка, молча, протягиваю пакет и разворачиваюсь к лифту.

Вот и пообщались… Плевать!

- Свет, подожди! – Захлопнув дверь, ты выходишь в коридор.

- Что? – Я отрываюсь от созерцания исписанных стен подъезда.

- Давай поговорим.

Неужели?! Не верю, но цепляюсь за соломинку.

- Давай. – Поднимаюсь за тобой по лестнице, ведущей к чердаку.

Ты со своим ростом всегда нависаешь надо мной, и чтобы не взирать на тебя снизу вверх, мне приходится забраться на пару ступенек выше.

Смотрю в твои глаза, жду, но ты молчишь, хотя сам предложил поговорить. Я не вижу ни вины, ни раскаянья, лишь искры чертовщинки во взгляде. Слишком поздно понимаю, что загнала себя в угол.

Сзади решетка, по бокам стены, а ты опять на пути к отступлению.

Ну почему способность логично мыслить в твоем присутствии всегда испаряется без следа?

- Что ты хотел? – Пытаюсь резкостью тона скрыть легкую паническую дрожь.

Ты снова молчишь и делаешь шаг, сокращая расстояние, которое я тут же пытаюсь увеличить.

- Ты хоть понимаешь, как сильно ты меня обидел? – В такт твоим движениям поднимаюсь еще выше.

- Ты действительно так обо мне думаешь? – Не в силах разобрать выражения, появившегося на твоем лице, пробую воспользоваться разочарованной грустью, вместо злости.

Моя спина упирается в железные прутья, а твои руки по обеим сторонам от головы смыкают пространство.

- Нет. Но ты со своим постоянным высокомерием сама подначиваешь меня.

- Надо же «высокомерие»! Интересно, на каком заборе Дубина умудрился это слово прочитать?

Я честно не хотела произносить этого, просто обида вырвалась наружу.

- Кто бы говорил, твоей куриной памяти никак не хватает запомнить моего имени, но на дурацкую кличку ее предостаточно!

Разозлившись, ты хватаешь меня за руку и резко тянешь к себе.

- Пусти, идиот! – Каким-то чудом мне удается вырваться и весьма болезненно заехать тебе в живот.

Пока ты хватаешь ртом воздух, я успеваю запрыгнуть в лифт. На мое счастье он оставался по-прежнему на девятом этаже.

Правда удача не продлилась долго, когда створкам, чтобы захлопнуться, оставалось всего лишь каких-то полтора сантиметра, ты умудряешься впихнуть между ними спичечный коробок.

- Вот и сиди тут, остывай, бешеная!

Двери заблокировались, и я оказалась в замкнутом пространстве на неопределенный срок. Шансов, что кто-то дойдет до 9 этажа в поисках причины неполадки были 1 к 10, если только ты не сжалишься.

Мне становится грустно и тошно. Обзываться, ругаться и орать бесполезно. Прислонившись к дверям в надежде, что ты еще не ушел домой, тихо, спокойно пытаюсь достучаться до разума, который заблудился в твоей непутевой башке.

- Леш, - посчитала, что имя в данном случае уместнее, - отпусти, меня мама дома ждет.

Минуты две ничего не происходит, и я уже начинаю отчаиваться, когда внезапно дверь щелкает, и лифт трогается вниз.

Глава 3

Последний звонок 9 класс

Последний звонок - дебильный, непонятный, никчемный праздник. Суть которого - нарядиться в сильно укороченную коричневую хламиду, приобретенную у кого-то через пятые руки, нацепить огромные банты, размалевать моську тонной косметики, щедро залить все это сверху мамиными духами и пощеголять на высоченных шпильках перед оторопевающими от такого зрелища молокососами (убийственное сочетание детского фетиша и атрибутов взрослой жизни, пагубно сказывающееся на мыслительных процессах мальчишеской половины). От отупения на ухмыляющихся рожах парней, вызванного оттоком крови от действительно важных органов к менее значимым, становится тошно, как собственно и от торжественно улыбчивых мин учителей, скрывавших дикое нетерпение поскорее избавиться от еще одной партии ненужного балласта.

Сижу во втором ряду от сцены, критично оглядывая одноклассниц и девочек из параллели в их чудом натянутых на себя ширпотребовских формах. В сравнении с ними я ощущаю себя королевой в бархатном коричневом платьице, четко подогнанном по фигуре, и ажурном белом фартучке, любовно сшитых моей мамой. Волосы свободной, густой, не стянутой массой красиво струятся по моим плечам, что сразу бросается в глаза на фоне бесконечных громоздких бантов, наподобие тех, что сейчас загораживают мне полностью обзор впереди.

При взгляде на них мне сразу почему-то вспоминается Миронов в «Синема», подрезающий перья вождю, но за отсутствием ножниц в своем распоряжении не могу также лихо и варварски расправиться с помехой.

Чувствую, как губы расплываются в мечтательной улыбке от воображаемой картинки того, как отрезаю Танькины банты вместе с хвостами, и как ее визгливые крики музыкально ласкают мой слух.

- Свет, – тихий Катькин шепот рядом рассеивает приятный бред, - вроде ты говорила, что тебя бесит это сборище. Так что, как счастливая идиотка лыбишься?

Я поворачиваюсь к подруге, непонятным образом пробравшейся с другого конца переполненного зала ко мне, и шепчу на ухо свою фантазию, видя, как в ее глазах начинают дерзко прыгать чертенята. Ее заразительный громкий смех заставляет повернуться к нам Таньку с Иркой, их надменно вытянутые лица смотрятся так комично, что я заражаюсь весельем подруги.

- Больные! – Вынеся свой приговор, они брезгливо отворачиваются, вызывая у нас новый приступ смешков.

Наконец, со сцены слышится: - Ребята, попрошу успокоиться и занять свои места.

Воззвание завуча достигает цели только с третьего или четвертого раза, и то нечеткий гул полностью не исчезает, но хотя бы уже не перекрывает микрофон.

Мы с Катюхой утихаем, прислушиваясь к наполненной пафосом вступительной речи директора, впрочем, не особо рассчитывая услышать что-нибудь новое неизвестное для себя.

- Дорогие, ученики! Вот и пришел этот знаменательный день для всех нас…

- Еще бы, куда уж знаменательней, - тихонько суфлирую я ради развлечения, поскольку банты дылд перед нами представляют довольно скучное зрелище, - одной партией идиотов меньше.

- Когда-то вы пришли сюда совсем маленькими, не умея ни читать, ни писать…

- Те, кто уходит так и не научилась, не считая редких исключений.

Катька сквозь пробивающийся смех выталкивает из себя: - Свет, неужели ты так ненавидишь эту школу? Откуда столько яда? Ты точно уже все решила?

Вопрос подруги опять вызывает противоречивые эмоции и мысли. Задумчиво покусывая верхнюю губу, поворачиваюсь к ней и с серьезностью смотрю в смешливые карие глаза, думая как ответить.