Ревность? Ну и ну!

– Это несправедливо, – сказал Джей, проследив мой взгляд. – Почему некоторым везет сразу во всем?

– Что? – Я, наконец, вышла из ступора и посмотрела на Джея.

– Да этот парень, барабанщик. Имей в виду. Он сногсшибательный музыкант, девочек – тонны, папа – богатей, и плюс ко всему этому еще и обалденный британский акцент!

Такая смесь зависти и восхищения заставила меня улыбнуться.

– Как его зовут?

Эти слова я уже прокричала, потому что группа начала играть вступление следующей песни.

– Каидан Роув. Вот ведь подонок, и имя у него крутое!

– Как это пишется? – Фамилия прозвучала как «Кай-дан».

Джей продиктовал по буквам.

– После «а» идет «и», как в слове «Таиланд», – объяснил он.

Имя – как тайская еда, только еще аппетитнее. Ого! Что это за глупая девчонка без спросу поселилась в моем мозгу?

Сочетание «Каидан Роув» было мне знакомо. Я никогда не видела этого человека, но слышала о нем.

– Сколько им лет? – спросила я, кивком показав на группу.

– Семнадцать, – прокричал мне Джей прямо в ухо. Да, это впечатляло. Всего на год старше нас, и явно крупные таланты. По мнению Джея, «Греховодников» ждал триумф. Пока что они записали небольшой дебютный альбом и вели переговоры о его издании с несколькими фирмами в Лос-Анджелесе, а этим летом собирались в гастрольную поездку по южным штатам. Джей – такой фанат!

Сзади послышались недовольные возгласы: кто-то пробивался в нашем направлении, расталкивая толпу. Я оглянулась и увидела Грегори – его круглое лицо и копну курчавых каштановых волос над гавайской рубашкой, которая была ему велика. Грегори был музыкальным «сообщником» Джея – они написали вместе несколько песен и оба, что называется, подсели на музыку. Одна беда – ни один из двоих не умел петь. От слова совсем.

– Ты как раз вовремя, Грег!

Джей и Грегори, не обращая внимания на толчею, принялись за рукопожатия, толчки в грудь и прочие мужские приветствия. Потом обменялись кивками и мы с Грегори. Он мельком глянул на мои ноги, и я заметила в его ауре красные проблески, которые меня удивили и несколько покоробили. Впрочем, они исчезли, как только внимание Грегори переключилось на Джея.

– Хочешь верь, хочешь нет, – произнес Грегори, растягивая слова как истинный уроженец Джорджии, – но я только что говорил с Дугом – знаешь его, это один из билетеров, – и он может провести нас за кулисы!

Мое сердце само собой заплясало джигу, да так, что все внутренности затряслись.

– Шутишь? – ответил Джей. – Где диски?

Грегори показал два диска с их композициями и текстами песен – очень хороших песен, но мне претила мысль отдать их «Греховодникам». Ведь группа, наверное, постоянно получает такие вещи от своих фанатов. Что если труд Джея и Грегори будет отброшен в сторону, как будто они – ничего не стоящие позёры? Думать о такой возможности было неприятно, но вокруг друзей сияли такие счастливые желтые ауры, что мне оставалось лишь от души желать им удачи.

Еще одна песня закончилась, и я стала смотреть, как Каидан заглушает пальцами тарелки, засовывает под мышку барабанные палочки и отбрасывает прядь волос, снова свалившуюся на глаза. Когда он нагнулся взять бутылочку с водой, наши глаза встретились. Мое дыхание остановилось и намертво застряло в легких, а громкие голоса вокруг слились в стационарный белый шум. Одно восхитительное мгновение чувственная пунцовая звездочка на груди барабанщика пульсировала, потом его взгляд посуровел, и он нахмурился. Каидан обшарил меня глазами с ног до головы, снова перевел их на лицо, затем оборвал зрительный контакт, отхлебнул воды и вернул бутылочку на пол как раз перед началом следующей песни.

Этот короткий обмен взглядами вывел меня из равновесия.

– Схожу в туалет, – предупредила я Джея, повернулась и пошла, не дожидаясь ответа. Оказалось, когда идешь от сцены, пробираться сквозь толпу намного легче.

Спертый воздух женского туалета был насквозь пропитан запахами мочи и блевотины. Из трех унитазов два засорились, но пользовались, по-видимому, всеми тремя. Я решила потерпеть, подвела перед зеркалом губы и уже собиралась на выход, когда услышала разговор девчонок, вдвоем втиснувшихся в одну кабинку.

– Я хочу Каидана Роува.

– Знаю, ты уже говорила, верно? Тогда так – тебе надо кинуть ему свой номер. Ну, а я хочу Майкла. Позволю ему делать со мной то же, что он сейчас делает со своим микрофоном.

Девчонки, хихикая, выбрались из кабинки, и по роскошным бюстам я их опознала – это они прыгали перед сценой. Ауры у обеих изрядно поблекли.

Я поправила заколки. Яна, сестра Джея, разделила всю массу моих волос на тонкие пряди и расположила их в хорошо продуманном беспорядке, который я успешно поддерживала. Кроме того, она с моего согласия сделала мне легкий макияж, но в ответ на просьбу закрасить противную родинку на краешке верхней губы страшно возмутилась. Ты с ума сошла? Даже и не думай скрывать отметину красоты! И почему только родинку так называют? Моя родинка вовсе не была красивой. Маленькая и темная, она притягивала внимание – разговаривая со мной, все обязательно переводили на нее взгляд, а я этого терпеть не могла.

Я защелкнула последнюю заколку и отошла от раковины, освобождая место девчонкам. Они помыли руки под одним краном, жалуясь, что нет мыла, потом стали прихорашиваться. Я смотрела, как им легко вдвоем, и думала, как жила бы я, будь у меня подруга-ровесница. Еще чуть-чуть – и я бы вышла, но тут меня остановили слова одной из подружек.

– Бармен говорит, у Каидана папаша – большая шишка в нью-йоркском БЦП.

Меня стало подташнивать. Я знала, что такое БЦП – «Бесцензурные публикации», международный издательский дом, выпускающий, среди прочего, порнографические журналы, фильмы и можно только догадываться, что еще.

– Не может быть, – ответила вторая подружка.

– Еще как может! Слушай, нам надо попытаться проникнуть за сцену.

Девчонка так разволновалась, что, теряя равновесие, наступила мне на ногу и схватилась за мое плечо. Я протянула руку, помогая ей удержаться.

– Ой, прошу прощения, – с этими словами она упала на меня.

Когда она, по моему представлению, смогла восстановить равновесие, я ее отпустила.

И тут меня совершенно на ровном месте потянуло сделать гадость – раскрыть рот и сказать вещь, которая заведомо не будет ни правдивой, ни приятной.

– Я слыхала, что у этого парня, у Каидана, гонорея.

Что я несу? Сердце заколотилось как бешеное. Я знала, что почти все люди в той или иной мере врут, некоторые даже ежедневно, но сама по какой-то причине никогда ничего не выдумывала. Вплоть до того, что не говорила «спасибо, у меня все в порядке», если это было не так. Правда, люди не спрашивали меня, не выглядит ли их попа слишком большой в такой-то и такой-то одежде, так что настоящему испытанию моя честность, наверное, не подвергалась. И все же до этого момента я совершенно точно никого ни разу намеренно не обманула. Шок на лицах девчонок был отражением того шока, который случился у меня от собственных слов.

– Серьезно? – спросила девочка, которую интересовал Каидан.

– Кошмар! – отозвалась вторая.

Наступила неловкая пауза. Я не очень хорошо себе представляла, что такое гонорея, – только знала, что она передается половым путем. Как это меня угораздило? «Девочка Каидана» протянула руку и потрогала мои волосы. Я вздрогнула.

– Боже мой! Какие мягкие волосы! А цвет – как мед!

Ее аура была загрязнена алкоголем, и эмоции считывались плохо, но, похоже, она говорила вполне искренне. У меня в желудке стало кисло от чувства вины.

– Спасибо, – сказала я, чувствуя отвращение к себе самой. Невозможно было оставить эту безобразную ложь у нее в голове.

– На самом деле я ничего такого о Каидане не слышала.

Обе подружки посмотрели на меня круглыми глазами, я сглотнула и заставила себя продолжать:

– Нет у него гонореи. По крайней мере, мне ни о чем таком не известно.