Часть 1. АС

Глава 1

Высокий беловолосый парень пнул мяч. Совсем немного он зацепил ногой песок, отчего столб красной пересушенной пыли взметнулся в воздух; траектория мяча изменилась, но Курант смог достать его кончиками пальцев. Он был небольшого роста, ему пришлось подпрыгнуть, чтобы дотянуться до мяча; его рыжие волосы растрепались, спадая на глаза. Он убрал их правой рукой, одновременно стирая пот со лба. На нем появилась грязная бурая полоса – от пыльного мяча, который он все еще держал, прижав к себе.

– Альф, будь аккуратнее, – крикнул он своему товарищу. – Я и так весь грязный уже.

– У меня песок аж на зубах скрипит, – ответил беловолосый. – Пойдем до колодца прогуляемся – жарко до безумия.

Они обогнули дом, во дворе которого играли, и вышли на улицу. Десять домов вправо и десять – влево. Дом Альфреда – ровно посередине. Парни направились вдоль зеленовато-желтых деревянных домов. Ставить заборы в поселении Сударбет было не принято: собственного хозяйства не создашь – горные породы не позволяют, а отделять землю просто так, чтобы указать на свое главенство на данном участке безжизненной земли, никто не стремился.

В сердце городка, на главной площади, стоял колодец – в полной доступности для любого желающего. Возле него толпился народ – рассуждали о постройке фонтана. Уже несколько лет эта задумка сидит в головах горожан, но руки все никак не доходят. Это же лето выдалось настолько жарким, что создание водоема стало главнейшим вопросом, не терпящим отлагательств. Мальчикам было не интересно обсуждение, но все они крутились возле колодца – не слышать разговора стало невозможным:

– …разместить по центру аиста, в ногах которого находится птенец. И аист будто кормит птенца, изо рта у него течет вода. И весь фонтан – это его гнездо, обрамленное по краям, словно веточками.

– Тогда лучше орла – и гордо, и местность нашу символизирует.

– И мне орел больше нравится как идея.

– Аистов не водится здесь почти.

– За сколько я помню, только один одинокий аист и залетал к нам.

– Ну, можно просто сделать этот фонтан как памятник тому одинокому аисту. Элемент неожиданности. Приезжают люди, а тут – аист.

– Может, тогда цаплю сделать, чтоб совсем неожиданно было.

– Но цапель-то здесь точно никогда не было.

– Орел. Я думаю, самое разумное – это орел.

– Может, сделать просто фонтан, чтоб была вода, потому что нужда сейчас в ней куда бОльшая, чем во внешней форме. Потом уже орла доделаем.

– Лучше аиста.

– Он прав. Надо сначала сделать емкость, а потом уже всем городком решить, как он выглядеть будет.

– А мне кажется, надо сразу сделать, чтоб на потом ничего не оставлять.

– Тоже верно. Мы потом этого аиста и не приделаем никогда, если нужды не будет.

– Орла, я думаю.

– Зато сейчас, пока делать будем, уж жара и кончится. Емкость нужна сейчас, срочно.

– Ну, все равно за сегодня-завтра мы его не смастерим. Нужно время – насос, бетон... это все не в одни момент найдется.

– Вот именно. А еще и орла сверху лепить – времени еще больше уйдет.

– Лучше аиста.

– Да хоть крота!

– Но он же не будет детеныша водой “кормить”.

– А что, может, действительно крота...

Альфред достал ведром воды.

– Польешь мне? – спросил Курант.

Альф кивнул и стал наливать в подставленные руки друга.

– Лоб помой, – подсказал. – Об мяч испачкал.

Курант умылся, протер шею. Альфред повторил за ним данные операции, после чего они сполоснули пару раз ведро и отошли от спорящей по поводу фонтана толпы.

– Давай на гору поднимемся, – предложил. – В лесу тень хоть есть.

Обогнув два здания магазинов, они вышли на одну из пяти улиц, расходящихся лучами в разные стороны от центральной площади. Дома стояли каждый следующий выше предыдущего – дорога шла в гору. Последний – немного наискось, дальше метров пятьдесят пустырь – красная потрескавшаяся глина, на которой нет никакой растительности. Этот пустырь плавно начинает возвышаться, обрастать мелкой травой, а дальше – лес. Чуть левее, минут на десять, вверх уходит широкая тропа, периодически петляя среди высоких кустарников. Чуть дальше в лесу травы практически нет – чистая серая земля. Здесь даже не найти мелких веток – все уже собрано за много лет жизни в городке.

Когда заканчивается лес, с края скалы, являющимся итогом тропы, открывается вид на долину, обремененную и с иной стороны скалой. И, кажется, будто тут совсем рядом – протяни руку и сможешь потрогать холодные серые камни напротив, но нет – до другого края часа два пути по раскаленной пустыне под палящим солнцем.

Тропа ведет вправо у самого края, еле заметная по слегка вытоптанной полоске. Там, чуть дальше, она уходит в лес, который в том месте пробирается до самого обрыва. Здесь можно сидеть в тени невысоких деревьев, на мягкой зеленой траве, свесив ноги со стометровой отвесной стены, наблюдать за трещинами в пересушенной почве.

Тут стало гораздо легче, даже иногда пролетает ветерок – прохладный, а не бесконечно раскаленный, как на пустыре.

– Вот смотри, – заговорил Альфред, когда они разместились, – это место кажется неимоверно опасным, однако никто и никогда здесь не погибал. А иногда люди гибнут вообще в непредсказуемых местах.

– Ну, у каждого своя судьба. Если человеку суждено погибнуть, то зачем ради такого портить столь прекрасное место в природе.

– Но бывают же обрывы самоубийц.

– Я думаю, это больше фетиш, чем нужда, – Курант лег на траву, подложив руки под голову, стал смотреть на выжженно-голубое небо, мелькающее короткими отрывками сквозь лиственные ветки разлапистых деревьев. – В том смысле, что нет никакой манящей таинственности в этих обрывах. Просто один когда-то догадался, что можно спрыгнуть, а у остальных и фантазии не хватает. У нас в городке если нет суицидников, то и мыслей ни у кого не появляется, что можно так сделать. А если один сдался, то он становится просто живым примером (какая ироничная фраза), наглядным примером для остальных. Причем не где-то там, что известно понаслышке, а вот тут, совсем рядом.

– Вообще, я о несчастных случаях говорил, – сказал Альфред. – Почему не происходит случайных смертей? Хотя, кажется, что – вот – куда более простое место для этого? Споткнулся, оступился, и всё – десять секунд, полёт нормальный. А потом – шмяк – на закуску шакалам.

– Ну, а по этому поводу – повторюсь – грех портить такое прекрасное место случайной гибелью.

– Так если эту судьбу творит Господь, то можно ли считать какие-то его дела грехом?

– Неее... На эту тему я разговаривать не готов, – Курант замотал головой.

Он перевернулся на живот, подумал немного и добавил:

– К тому же я имею в виду грех не как религиозное “плохо”, а как абстрактное человеческое “не хорошо”.

Жара медленно просачивалась сквозь лесную тень, прогревая пространство под деревьями. Альфред лег на спину, положил вверх левую руку, закрыв локтем глаза, чтобы рассеянный, но все же яркий солнечный свет не пробивался сквозь закрытые веки красным сиянием. Потихоньку сморился сном.

…Он был в каком-то лесу, куда-то бежал, не зная – куда и зачем, но зная, что надо бежать, надо торопиться, он может опоздать. Лес был иной, не такой горный, как в его родной местности. Здесь местами были поляны, свободные от деревьев. На открытом для солнца пространстве росла высокая, до пояса, осока. Засохшие зонтики борщевика доходили высотой больше самого Альфреда. Такие поляны надо обходить стороной – совершенно не пройти. Поросль была и вне полян, но не столь высокая – деревья забирали весомую часть света и энергии. Проще же всего идти по редким, но большим участкам хвойных вкраплений – здесь земля была устелена опавшими высохшими коричневыми иголками – трава не росла, что позволяло свободно передвигаться среди широко стоящих стволов, местами со смоляными подтеками.

Путь стремился в гору. Идти было достаточно сложно, поскольку организм переполнялся усталостью. Альфред выбрал одно из свалившихся деревьев и сел на его местами прогнивший ствол. Поодаль от этого места стоял большой муравейник. Его жителей видно не было, отчего все это походило на высокую копошащуюся кучу.