Вот и сейчас, стараясь оторваться от возможного скрытного наблюдения, Орлов уже третий раз пересаживался на новый автобусный маршрут, но несмотря на это, не потерял ориентировки. Он то удалялся от места предстоящей встречи с Вячеславом и оказывался на окраине Душанбе, то снова приближался к нему. Очередной раз выйдя из автобуса где-то в районе улицы Карамова, он позвонил Вячеславу из телефонной будки, сказал условную фразу и тут же повесил трубку. Если его начали уже искать, а в этом Орлов не сомневался, то разговор могли засечь. У него оставалось полчаса до встречи, которая должна была состояться в центре, в общем-то совсем недалеко от того места, где удалось оторваться от преследователей. А это было небезопасно. Поэтому Андрей старался точно рассчитать время, чтобы подъехать к перекрестку улицы Кирова и 1-го проезда Красных Партизан тогда, когда темно-зеленые «Жигули» Вячеслава уже будут ждать его.

«Жигули» Орлов увидел еще из окна автобуса, когда пересекал перекресток. Машина стояла у тротуара рядом с магазином «Ветеран» прямо напротив кинотеатра «Памир». Там находилось еще несколько легковых автомобилей.

Андрей вышел на тротуар через заднюю дверь автобуса, пропустив вперед женщину с тяжелой сумкой и офицера внутренних войск в теплой форменной куртке, и двинулся в сторону стоящей автомашины. Когда до нее оставалось уже каких-нибудь тридцать шагов, он еще раз бросил взгляд на улицу, на проходящих мимо пешеходов, скользнул взглядом по окнам стоящего рядом дома и, не заметив ничего настораживающего, быстрым шагом направился к «Жигулям».

– Привет! – Вячеслав, улыбаясь, протянул руку Орлову. – Я жду тебя уже минут двадцать. Даже беспокоиться стал.

– Да я тут немножко покатался на ваших автобусах, посмотрел город…

– Понятно. Ну что, едем? Уверен, что ушел?

– Да, вроде.

– Сейчас проверим.

Они колесили по улицам Душанбе до темноты, пока не зажглись уцелевшие после побоищ фонари, озарив своим тусклым светом дома и улицы.

– Город у нас красивый, много памятников… Видишь, – кивком указал Вячеслав, когда они остановились у светофора, – это памятник Рудаки.

Андрей с трудом рассмотрел на слабо освещенной площади изваяние старца с посохом, возвышающееся на прямоугольном пьедестале. Включился зеленый свет, отбросив слабый отблеск на стекло машины. Вячеслав включил передачу, и они тронулись с места.

– А кто он, Рудаки?

– Таджикский поэт. Абдулах Джафар Рудаки. Таджики его очень ценят, вроде как основателя своей поэзии. А ты уверен, что они не видели, как ты звонил по телефону? – без всякого перехода спросил Вячеслав.

– Уверен. Я ведь от них оторвался в книжном… Все несколько раз проверил. Да еще полтора часа мотался по городу на автобусах. Нет, думаю, не засекли.

– Ну хорошо! Будем надеяться. Едем домой?

– Едем! – Андрей внимательно бросил взгляд на Вячеслава, всматривающегося в полумрак улицы, пытаясь понять, что думает этот еще три дня назад совершенно незнакомый ему человек. Им обоим было понятно, чем они рискуют. Но если Андрей рисковал сам, то Вячеслав, приглашая Орлова домой, «втягивал» в полосу риска еще и свою семью. Вполне вероятно, что те, кто преследовал Орлова, ставили перед собой цель устранить его, во что бы то ни стало. И в этом случае для них вряд ли могли явится помехой Вячеслав и его близкие.

В одиннадцатом часу они заехали во двор между двумя панельными девятиэтажками. Вячеслав развернул «Жигули» и, подав назад, поставил ее между деревьями, рядом с другими легковушками. Орлов, внимательно всматриваясь в темноту, не без опаски вышел из машины. На улицы не видно было ни души. Да и окон в обоих домах светилось не так уж много. То ли жители предпочитали рано ложиться спать, то ли вообще не ночевали дома, а уезжали куда-то за город к знакомым или родственникам. Понять это можно. Ведь минуло всего лишь чуть больше недели после того, как в городе прошли кровавые столкновения между бесчинствующими молодчиками и силами правопорядка. Еще не вставлены стекла в витрины магазинов, подвергшихся нападению мародеров. Еще не устранены следы пожара в правом крыле здания ЦК на площади Путовского. Еще не прошел страх жителей, вздрагивающих при каждом ночном шуме и шорохе.

СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «…Начался беспредел. Но только после того, как на этом митинге были убиты невинные люди. И если бы из Москвы не прислали спецназ, группу «Альфа», если бы Москва не ввела танки – то я не знаю, чем бы все закончилось. Слава богу, что тогда удалось это остановить.

Ведь что такое был Душанбе в 1990 году? Маленький Париж. Половина населения – таджики, другая половина – русские, евреи, узбеки, татары… На одной свадьбе могли говорить по-таджикски, по-узбекски, по-русски… Это был интернациональный город, и каждый, кто приезжал из кишлака в Душанбе, становился городским жителем… И когда после февраля русскоязычные стали уезжать – а это были лучшие, самые образованные люди, – то их отъезд стал страшным ударом, от которого Душанбе до сих пор не оправился» (Воспоминание очевидца. Сайт «Фергана. news», 22 февраля 2010 года).

На улицах Душанбе, особенно в тех кварталах, которые подверглись нападению бандитов, еще дежурили посты самообороны, сформированные из рабочих промышленных предприятий и комсомольских оперативных отрядов. Во дворах стояли вагончики, из которых осуществлялось руководство отрядами ополченцев, а подступы к некоторым кварталам были забаррикадированы металлическими конструкциями и цементными плитами.

25 февраля 1990 года, вечер.

Окраина Душанбе

Квартира у Вячеслава была небольшая, но чистенькая и уютная. Его жена Валя, тихая женщина с усталой улыбкой, тактично оставила мужа и гостя одних на кухне, разложила и застелила свежим постельным бельем массивное кресло-кровать в большой комнате и ушла в другую, где уже спали тринадцатилетняя дочь и пятилетний сынишка. На кухонном столе рядом с початой бутылкой «Столичной» стояла сковородка с румяной жареной картошкой и большими кусками мяса, чуть поодаль – миска с солеными огурцами в рассоле. Краюхи мягкого и душистого черного хлеба были аппетитно сложены горкой на миниатюрном подносе, украшенном по краям ярким витиеватым орнаментом.

– Ну что, Андрей Петрович, давай еще по одной!

– Давай! За что?

– А за то, чтобы у тебя все было удачно и чтобы ты благополучно…

– Нет, извини, – Орлов внимательно посмотрел на Вячеслава, держащего наполненную до краев стопку. – Знаешь, давай за тех, кто в любой ситуации готов прийти на помощь и протянуть руку. Это дорогого стоит.

– Да, за дружбу!

Они разом выпили и, потянувшись одновременно за одним соленым огурцом, рассмеялись.

У Орлова только сейчас наконец спали напряжение и усталость, которые копились все эти дни. В голову ударил хмель, все стало слегка размытым, нечетким.

– Ты понимаешь, Слава, мне абсолютно ясно теперь, кто стоял за всем этим. Ты же знаешь не хуже меня, что тринадцатого не было никаких политических лозунгов. Политики в первый день не было. Эти бандиты, накурившиеся анаши[11], громили магазины, избивали прохожих, насиловали женщин… Не давали работать «скорой помощи», разбили четыре машины, в которых находились врачи…

– Подожди! Ну как политики не было! А то, что толпа была сплошь одета в халаты и тюбетейки, это – не политика?

– Ты хочешь сказать, что это было выступление националистов?

– Конечно! Это ясно, как божий день! Ведь и комитет этот, который они образовали на следующий день, чисто националистический[12]. Там из всей семерки шестеро…

– Знаю, знаю! Но причем здесь это! В комитет вошли председатель Госплана Каримов, министр культуры Табаров, газетчик этот… Как его?

– Мухаббатшоев.

– Да. Я уверен, что они все – подставные люди. Дирижеры сидели в другом месте.