– Ступайте все в лагерь и прикажите людям спрятаться в палатках! – крикнул Роран на ходу. – И пусть сидят тихо, чтобы не было слышно ни звука, пока эти кавалеристы не подъедут совсем близко!
Сунув молот за пояс, Роран отыскал в ближайшей палатке среди спальных принадлежностей, валявшихся на земляном полу, какое-то грязное шерстяное одеяло и бегом бросился к костру, на котором готовили пищу. Там он подхватил под мышку толстый обрубок пня, которым пользовались как табуретом, и рысью взлетел на небольшой бугорок, находившийся в сотне футов от палаток.
– Пусть кто-нибудь принесет мне игральные кости и рог с медом! – крикнул он. – И еще мой походный стол вместе с разложенными на нем картами. Да быстрее же, черт побери!
За спиной у него слышался топот ног и звон каких-то предметов – это люди бросились врассыпную и нырнули в палатки. Уже через несколько секунд небывалая тишина окутала лагерь, какие-то звуки производили только те, кого Роран послал за столом и картами местности.
Роран не стал тратить времени и оглядываться. На вершине бугорка он постарался как можно устойчивее пристроить толстый пень и, убедившись, что пень стоит вполне прочно, сел на него и огляделся: по плавному откосу холма к нему мчались атакующие кавалеристы.
До их прибытия оставалось в лучшем случае пара минут, и Роран всем телом чувствовал, как гудит под его пнем земля, сотрясаемая ударами мощных копыт, и это ощущение усиливалось с каждой секундой.
– Ну, где же кости и мед? – крикнул он, не отрывая взгляда от кавалеристов.
Затем одним движением руки он пригладил бороду и расправил рубаху. Ему было страшновато, и он уже жалел, что не надел свою металлическую кольчугу, но разумом, в котором вдруг проснулись небывалые холодность и хитрость, понимал, что подобная «беспечность» – то, что он сидит вот так, без доспехов, без оружия, совершенно спокойно, – должна еще сильней впечатлить врагов. Та же холодная сторона рассудка убедила его даже молот оставить заткнутым за пояс. Пусть им кажется, что он и в их присутствии чувствует себя в полной безопасности!
– Извини, – беззвучно прошептал Карн, подбегая к нему. Он вместе с еще одним варденом принес из палатки Рорана маленький складной столик и лежавшие на нем карты. Столик, накрытый одеялом, поставили перед Рораном. Карн сунул Рорану в руку рог, до половины полный пьянящего медового напитка, сваренного гномами, и кожаный мешочек с пятью самыми обычными игральными костями.
– Давайте быстрей отсюда! – прошипел Роран, и Карн уже повернулся, чтобы уйти, но Роран вдруг схватил его за руку и спросил: – Слушай, а ты не мог бы сделать так, чтобы воздух вокруг меня дрожал? Знаешь, как над костром в зимний день?
Карн прищурился:
– Могу, наверно, но что хорошего…
– Просто сделай так, если можешь, и все. И скорей уходи, прячься!
Тощий заклинатель бросился обратно в лагерь, а Роран встряхнул кости в мешочке и высыпал их на стол, как бы играя с самим собой, а потом принялся подбрасывать кости в воздух одну за другой и ловить их тыльной стороной ладони. Его отец, Гэрроу, частенько развлекал себя подобной забавой долгими летними вечерами, покуривая трубочку и посиживая в старом кресле-качалке на крыльце их дома в долине Паланкар. Иногда он и Рорану позволял сразиться с ним в кости, только Роран всегда проигрывал. Так что Гэрроу предпочитал состязаться в игре с самим собой.
Хотя сердце так стучало в груди, что Роран чуть не оглох от его грохота, а ладони стали влажными и липкими, внешне он ухитрился сохранить вполне спокойный вид. Если этот гамбит вообще имеет хоть какой-то, пусть даже самый слабый шанс на успех, ему необходимо держаться с непоколебимой самоуверенностью, какие бы чувства ни владели в данный момент его душой.
Не отрывая взгляда от игральных костей, он не пожелал поднять глаза, даже когда всадники стали окружать его, подъезжая все ближе и ближе. Звук мчавшихся галопом коней становился все громче, и Рорану стало ясно, что они, по всей вероятности, намерены просто его растоптать.
«Какой странный способ самоубийства», – мрачно улыбнулся он и подумал о Катрине и о своем будущем ребенке. Как ни странно, но ему стало спокойней при мысли о том, что, если ему самому и суждено погибнуть, его кровная линия не прервется. Это, конечно, было не бессмертие, каким обладал Эрагон, но все же некое подобие бессмертия, и этого Рорану было вполне достаточно.
В последний момент, когда кавалеристы были от него всего в двух шагах, кто-то крикнул: «Эй! Эй! Придержите коней! Я сказал, придержите коней!», и вырвавшиеся вперед кони, звеня сбруей и хрустя упряжью, с трудом замедлили бег и остановились.
А Роран по-прежнему сидел, вперив взгляд в брошенные кости, и маленькими глоточками попивая пенистый медовый напиток. Потом он снова подбросил кости, две штуки поймал тыльной стороной ладони и стал внимательно их рассматривать.
Вокруг него разливался теплый и мирный запах свежей земли, взрытой конскими копытами, а также – куда менее приятный – запах взмыленных конских тел.
– Эй, ты там, друг любезный! – услышал он голос того же человека, который приказал остановить коней. – Эй, я к тебе обращаюсь! Ты кто такой? И чего это так спокойно посиживаешь себе да мед попиваешь, словно тебе до остального мира и дела нет? Утро, конечно, и впрямь чудесное, да только для игр в кости, по-моему, не годится. Неужели мой отряд не заслужил такого уважения, чтобы нас встречали с мечами наголо? Ты кто такой, я тебя спрашиваю?
Медленно, словно едва заметив окруживших его вражеских кавалеристов и сочтя это фактом малозначимым, Роран поднял глаза и уставился на маленького бородатого человечка с невероятно ярким плюмажем на шлеме. Человечек сидел верхом на громадном вороном боевом коне, который пыхтел, точно пара хороших мехов.
– Я тебе не любезный друг и уж во всяком случае точно не друг, – сказал Роран, не делая ни малейшей попытки скрыть то, что ему не слишком приятно столь фамильярное обращение. – Ты кто такой, собственно, что так невежливо прерываешь мою игру?
Длинные пестрые перья на макушке крошечного воина возмущенно закачались. Он с ног до головы рассматривал Рорана с таким изумлением, словно тот был неким совершенно незнакомым ему зверем, которого он повстречал на охоте.
– Мое имя – Тарос Быстрый. Я капитан, командую сторожевым отрядом и должен тебе сказать, хоть ты и редкостный грубиян, что мне все же весьма огорчительно было бы прикончить такого наглого храбреца, так и не узнав, как его зовут. – И, словно желая подчеркнуть свои слова, Тарос почти уперся наконечником своего копья Рорану в грудь.
Выстроившись в три ряда, остальные кавалеристы сгрудились у Тароса за спиной. Среди них Роран заметил худощавого горбоносого человека с каким-то изнуренным лицом и чрезвычайно худыми руками, обнаженными до плеч. Этого человека он не раз видел в армии варденов среди заклинателей. Ему вдруг очень захотелось, чтобы Карну удалось сделать то, о чем он его просил: чтобы воздух вокруг него дрожал, как над костром. Но повернуть голову и посмотреть он пока не осмеливался.
– Я – Роран Молотобоец, – спокойно назвался он и, снова подбросив игральные кости, ловко поймал три из них тыльной стороной ладони. – А Эрагон Губитель Шейдов – мой двоюродный брат, мы вместе росли. О нем-то вы, наверное, слышали?
По рядам конников пробежал боязливый шепот, и Роран заметил, что глаза Тароса расширились от удивления и, пожалуй, страха.
– Звучит впечатляюще, – сказал Тарос, – но как нам проверить, правда ли это? Так ведь любой может себя братом Эрагона или Муртага назвать.
Роран продемонстрировал ему свой молот и даже слегка пристукнул им по столу, а затем, не обращая больше внимания на всадников, возобновил свою игру и досадливо хмыкнул, когда ему не удалось поймать две следующие кости – это стоило ему утраты всех выигранных очков.
– Хм! – Тарос Быстрый прокашлялся. – О тебе я тоже слышал, Молотобоец, и у тебя тоже репутация весьма неплохая, хотя многие считают, что она сверх меры преувеличена. Вот, например, правда ли то, что ты, находясь в королевстве Сурда, в одиночку справился с тремя сотнями воинов во время битвы близ селения Дельдарад?
