С тех пор всякий раз, как я нервничаю, я могу пойти с любым, если он будет нежен. Я не горжусь этим, я знаю, что это не оправдание, и я очень старалась измениться, но не могу. Это крепко въелось в меня, как татуировка, которую никак нельзя вывести, ох господи, как я иногда устаю.

Я расскажу тебе про одну ночь, Усама. Ты поймешь, что это не правда, что я всегда дожидалась мужа. Однажды ночью прошлой весной его вызвали на задание, и, пока я его ждала, телевизор стал ужасно действовать мне на нервы. Шло какое-то политическое ток-шоу, и все пытались говорить одновременно. Такое впечатление, что они на корабле, который тонет, и дерутся из-за последнего спасательного жилета. Я просто не могла этого выносить. Я побежала на кухню и стала наводить порядок, чтобы отвлечься, только проблема была в том, что я уже раньше навела порядок. Проблема в том, что, когда я начинаю нервничать, я всегда начинаю убираться, а я нервничаю очень много, и в маленькой квартире особенно нечего убирать. Я оглядела кухню, потопталась с ноги на ногу, я уже начала отчаиваться. Плита чистая, сковорода сверкает, все жестяные банки в шкафу расставлены по алфавиту, надписи на них смотрят вперед. Апельсинные дольки, бобы, вермишель, горох и так далее, вот беда-то, все в идеальном порядке. Я не знала, куда себя деть, даже стала грызть ногти. Я могу грызть ногти до тех пор, пока у меня не пойдет кровь из пальцев, но, к счастью, вдруг меня осенило, я поняла, что никогда не расставляла по алфавиту продукты в холодильнике, верно? Да, Усама, иногда на меня находят такие озарения. В общем, я открыла холодильник, вывалила все на пол и потом расставила в правильном порядке сверху донизу. Алфавитные чипсы, баклажаны, ветчина, горчица, дайкон, ежевичный джем, я могла продолжать и дальше, но дело в том, что, пока я этим занималась, я была счастлива и мне ни разу не представилось, как муж перерезает не тот провод на самодельной бомбе с гвоздями и разлетается на куски размером с палец. Беда в том, что, как только все пакеты и пачки были уложены в холодильник, именно это мне и стало мерещиться. Так что потом я сделала то, что любой сделал бы на моем месте, Усама, — я спустилась в паб.

На самом деле это не совсем правда. Сначала я еще раз открыла холодильник, вынула пакет с алфавитными чипсами, разложила их в алфавитном порядке и положила их обратно в холодильник, а потом уже спустилась в паб. Мне ничего другого не оставалось, я должна была убраться из этой квартиры и закрыть за собой дверь.

Я знаю, говорят, что ребенка никогда нельзя оставлять одного в квартире, но так уж вышло. Вот интересно, что бы сделали люди, которые это говорят, если бы остались дома совершенно одни, а их муж обезвреживал бы бомбу, причем все белье уже постирано и выглажено, и все продукты разложены в идеальном порядке. Я думаю, тоже могли бы заскочить в паб, как я. Просто чтобы увидеть несколько дружеских лиц. Просто немножко выпить, чтобы стало полегче. Вот я и потащилась по улице в «Голову Нельсона», взяла джин-тоник, села в углу за ближайший к телевизору столик и сидела там и смотрела канал «Скай», как все смотрят. Там показывали лучшие голы сезона, что меня полностью устраивало. Я знаю, Усама, ты лучше бы посмотрел, как парням с завязанными глазами отрезают ножами головы, — вот в этом и есть главная разница между нами, наверно, у нас разные взгляды на телевидение. Если бы ты когда-нибудь зашел к нам с мужем на вечер посмотреть телик, мы, наверно, подрались бы из-за пульта. Короче, я хочу сказать, что спокойно сидела, никого не трогала, совершенно одна, как хорошая девочка, а за стойкой сидели старенькие дедушки и болтали про футбол, и никто не обращал на меня внимания.

В общем, может, я и безвольная, но я не развратная, Усама. Я не напрашивалась, чтобы Джаспер Блэк садился за мой столик и мешал мне смотреть повторные показы острых моментов. Я не проявляла интереса к Джасперу Блэку, это он подошел ко мне, тут есть разница.

Можно было сразу сказать, что Джасперу Блэку в Ист-Энде делать нечего. Он был из тех типов, которые предпочли бы местечко неподалеку от престижного цветочного рынка на Коламбия-роуд, откуда легко добраться до лондонского Сити. В «Сан» их зовут ЕХИДНЫМИ ПИЖОНАМИ. Обычно они года три живут на Бетнал-Грин или в Шордиче, а потом переезжают в пригород, чтобы быть со своими. Я как-то смотрела документальный фильм про лососей, которые плывут против течения, чтобы нереститься, и они как эти люди. Однажды обернешься на них, а они снялись с якоря и пропали, и тебе остается только исчезающий запах «Босса» от «Хьюго Босс» на любимой футболке и «Старбакс» [7]вместо магазинчика, где когда-то продавали пироги.

Вместе с Джаспером Блэком за его столиком сидело трое ЕХИДНЫХ ПИЖОНОВ, и не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы их заметить. Я смотрела «Скай» и пыталась не встретиться с ними взглядом, но я чувствовала, что они оторвали глаза от стаканов и втихомолку ухмыляются друг другу, потому что вид у меня был немножко местный. Как будто так и надо, на мне была футболка «Найки» и тренировочные штаны, но им бы хотелось, чтобы я была одета, как Жемчужная королева [8]или, может, как маленькая девочка со спичками из мюзикла «Оливер». Если бы они выпили хоть немного больше, они, наверно, сфотографировали бы меня на свои мобильники для тех веб-сайтов, про которые я говорила. Они считали себя очень умными. Это я все к тому, что они были не больно-то славные люди, и ты мог бы взрывать их сколько твоей душе угодно, Усама, никто бы не пожаловался.

Короче, Джаспер Блэк встал из-за стола и подошел ко мне, и это был сюрприз. В обычное время я бы отправила его по известному адресу, но я не могла не заметить, какие у него славные глаза для ЕХИДНОГО ПИЖОНА. Я хочу сказать, у большинства из них мертвые глаза, как будто их обработали электрошоком, как Джека Николсона в «Пролетая над гнездом кукушки». А у некоторых такие маленькие возбужденные глазки, как будто у них шиншилла в заднице, как у Хью Гранта в этом… ну, во всех его фильмах. Но Джаспер Блэк был не такой. У него были славные глаза. Он был похож на человека. Я отвела взгляд и стала смотреть на голы в замедленном темпе. Я знала, что опасно смотреть на Джаспера Блэка, уж хотя бы в этом можешь мне поверить.

— Вы болельщица? — сказал Джаспер Блэк.

— А вы как думаете?

— Я думаю, вы красивая, — сказал Джаспер Блэк. — И мои друзья тоже так думают. Мы с ними поспорили на двадцатку, что я не смогу узнать, как вас зовут. Так что скажите мне ваше имя, и я поделюсь с вами выигрышем и никогда больше к вам не подойду.

Он улыбался. А я нет.

— На двадцатку?

— Да, — сказал он, — на двадцать английских фунтов.

— Послушайте-ка меня. Я буду говорить медленно. Ваши друзья КОЗЛЫ.

Джаспер Блэк и глазом не моргнул.

— Так помогите мне выудить из них деньги, — сказал он. — Поделим пополам. Каждому по десятке. Ну, как вам?

— Мне не нужна десятка.

Джаспер Блэк перестал улыбаться.

— Не нужна, — сказал он. — Да и мне тоже. Может, тогда мы просто с вами поболтаем?

— Я замужем. И жду своего мужа.

Я взяла в руку джин-тоник так, чтобы он наверняка хорошо разглядел обручальное кольцо. У меня не серебряное обручальное кольцо, Усама, на самом деле оно платиновое, шикарная вещь. Муж сам его выбрал, оно обошлось ему в месячный заработок. Он всегда говорил, что на некоторых вещах нельзя экономить. Я до сих пор ношу его на шее на серебряной цепочке. Оно широкое, как взлетно-посадочная полоса в аэропорту Хитроу, и сверкает, как солнце, но, видимо, Джаспер Блэк его не заметил.

— Вы здесь одна? — сказал он.

— Нет. То есть, наверно, одна. Я же сказала, что жду мужа. Он полицейский, он кремень, он никогда меня не подводил, мы женаты четыре года семь месяцев, у нас сын, ему четыре года три месяца, он спит со своим кроликом, а кролика зовут Мистер Кролик.

— У вас все хорошо? — сказал Джаспер Блэк. — Просто у вас вид слегка перевозбужденный.