Он ее не заслуживает, но, черт возьми, как же ему повезло, что она у него есть! Он ненавидит Роуга всеми фибрами души, но ублюдок дал ему Руну. Тогда это не казалось подарком, но он никогда не пожалеет о связи с ней, даже если она односторонняя.

Руна поняла, о чем он думает.

— Я никуда не собираюсь. Пусть на мне нет знаков, но ты мой. Я люблю тебя, Шейд.

Он привлек ее к себе и крепко обнял.

— Но из-за того, что связь односторонняя, ты меня не чувствуешь. Если я буду нуждаться в тебе, если мне станет больно…

— Я никогда не буду далеко от тебя. Мы что-нибудь придумаем.

— Я люблю тебя.

Она вздохнула сладостный, нежный звук, который ему никогда не надоест слышать.

— Соглашайся на лечение.

— Я уже не уверен, что хочу.

Эйдолон отошел в сторонку, чтоб дать им поговорить.

— Не отказывайся от такой возможности, — настаивала Руна. — Это твой шанс освободиться.

— Может, я не хочу. — Шейд провел пальцем вдоль ее скулы, наслаждаясь тем, как светлая зелень глаз потемнела. — Может, мне нравится то, что мы делаем друг с другом во время полнолуния или когда просыпаемся и луна все еще возбуждает нас.

— Это никуда от нас не денется. Ты же в любое время сможешь превратиться в варга.

— Шейд. — Эйдолон снова подошел, на этот раз с Тайлой. — Ты должен еще кое о чем подумать. О ваших будущих детях.

— А что с ними? Руна больше не человек, поэтому они родятся чистокровными семами.

— Да, но они также будут варгами.

— Руна же не родилась варгом, так не должно быть.

У людей, которых превращают в варгов, рождаются обычные человеческие младенцы — если зачатие не имело места, когда мать была в зверином обличье, — но те, кто родился оборотнями, производят на свет оборотней, когда бы они ни были зачаты.

— Думаю, эксперименты могли это изменить. Если мы вылечим ликантропию в тебе, я смогу использовать твои антитела, чтобы выработать иммунитет у твоих детей. Даже у тех, кто будет зачат в зверином теле в период течки.

Шейд выдохнул. Он не нуждается в лекарстве для себя, но не хочет, чтобы ликантропия передалась потомству.

— Хорошо. Давай действуй.

Руна взяла его лицо в ладони и пылко прижалась к его губам своими.

— Я люблю тебя, — прошептала она. Ее низкий хрипловатый голос заставил его сердце биться быстрее. — И знаешь, как я собираюсь тебе это показать?

Он слегка отстранился.

— Как?

— Помнишь, что ты никогда не разрешал мне делать, когда мы встречались?

Взгляд ее скользнул к быстро растущему бугру у него в брюках, и он сделал судорожный вдох.

Образ ее на коленях, берущей его в рот… Проклятие!

— Я не мог позволить тебе, — хрипло выдавил Шейд. — Мое семя — афродизиак. Как бы я потом объяснил, почему ты обезумела от похоти?

Ее шаловливая улыбка остановила его слова и дыхание. И чуть не остановила сердце.

— Не то чтобы мне с тобой когда-нибудь требовался афродизиак, но звучит интересно.

Руна облизнула губы, проказница этакая, и он пропал. Окончательно и бесповоротно.

Шейд схватил Руну за руку и повернулся к Эю:

— Я ухожу. Звони, если я тебе понадоблюсь, но только не в ближайшее время.

Эй открыл было рот, но Тайла подошла к нему и взглядом велела молчать. Умная девочка. Он зашагал к Порталу, раздумывая, в какое из двух мест отвести Руну, но, черт побери, и его квартира, и пещера достаточно далеко от выхода. И снова Руна поняла, о чем он думает, и потянула его к себе.

— Как думаешь, найдется здесь какая-нибудь пустая смотровая?

Искры веселья — и вожделения — вспыхнули в его глазах.

— Может, это на несколько часов…

— Дней, — поправила Руна с улыбкой.

Изнутри у Шейда все расплавилось, а снаружи затвердело как камень.

— О да. Пошли.

Эйдолон наблюдал, как Шейд утащил Руну. Будучи инкубом, он остро ощущал их возбужденное состояние. Его тело тоже пробудилось к жизни, поэтому когда Тайла обняла его и прошептала: «Как ты думаешь, найдется еще одна свободная смотровая?» — он не стал терять время.

Он взглянул на Рейта, проходя мимо палаты Кайнана, и мысленно пожелал брату тоже обрести покой и счастье, в которых тот так отчаянно нуждался.

Противный писк больничного аппарата прорезался сквозь черные глубины снов Кайнана и резко вернул его в реальную жизнь. Где рядом с его кроватью сидел демон.

— Рейт?

Кайнан заморгал, прогоняя из глаз песок. Такое чувство, будто он проспал целую неделю. Может, так оно и есть. И почему это, черт побери, он в больнице в качестве пациента?

Рейт подался вперед на стуле, опершись руками о колени.

— Привет, дружище.

«Дружище»? Кайнан снова заморгал. Он не в подземной больнице, а в Сумеречной зоне [6].

— Как… что произошло? — Не успев произнести эти слова, он вспомнил сражение в ирландском замке. Но раны у него были незначительные и Эйдолон вылечил их. — Как я сюда попал?

Рейт потер затылок и опустил глаза в пол.

— Э-э… гм… это в некотором роде моя вина.

Еще более странно и непонятно. Виданное ли дело, чтоб Рейт чувствовал себя не в своей тарелке? И насколько Кайнану известно, демон никогда в жизни ни о чем не сожалеет. Но сейчас ему явно не по себе.

— Что значит — твоя вина? Что ты сделал?

— В сущности, ничего особенного. Просто чуть не выпил всю твою кровь.

Нахмурившись, Кайнан порылся в памяти. После сражения они оказывали помощь раненым. Рейт кинулся преследовать беглецов. А когда вернулся, едва держался на ногах и отчаянно нуждался в крови. Да, теперь он вспомнил. Включая и то, как Джем вызвалась быть донором Рейта, и Кайнан предложил себя вместо него. Ведь Рейт и раньше пил у него кровь.

Только в первый раз Каю просто необходимо было установить связь с Лори на определенном уровне. Хоть немного понять, что происходило в ее голове в ту ночь, когда она была в объятиях Рейта. А во второй раз Кайнан предложил себя только для того, чтобы не подпустить Рейта к Джем.

А еще он хотел помочь демону: ведь, как бы он ни злился на него за то, что тот сделал с ним в кабинете Эйдолона, Кай также был ему благодарен. Рейт помог ему примириться со своими чувствами к Лори, и даже если душа его по-прежнему болела, старая рана затянулась.

— Что еще?

Рейт вскинул голову:

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, почему такой убитый вид?

— Да я же чуть не свел тебя в могилу, дурак несчастный!

А, вот теперь перед ним тот Рейт, которого они все знают и любят.

— Приятно видеть, что чувство вины не повлияло на твое полное отсутствие такта.

— Приятно видеть, что встреча со смертью не повлияла на тот факт, что ты осел, — огрызнулся Рейт.

Кайнан усмехнулся:

— Ну, теперь, когда с любезностями покончено, расскажи-ка мне, что я пропустил, пока был в отключке.

Напряжение в плечах Рейта, смущение, что его поймали на тревоге за кого-то, исчезли.

— Джем почти не отходила от тебя, — поведал Рейт, снова превращаясь в дерзкого, самоуверенного нахала.

Кайнан длинно выдохнул.

— Она врач.

Рейт фыркнул:

— Ей нравилось разыгрывать из себя врача.

— Брось, старик.

— Послушай, приятель, — Рейт внимательно посмотрел на него, — тебе надо разобраться с этим.

— Это не так просто.

— Почему?

— Тебе, инкубу, не понять.

Рейт закатил глаза.

— Вы, люди, слишком уж обременены моралью, всякими нравственными принципами. Это же просто секс. Твое тело создано для удовольствия. Зачем же отказывать себе в нем?

— Дело не в нравственных принципах.

Во всяком случае, уже не в них.

— Тогда в чем? Только не пытайся уверить меня, будто она тебя не возбуждает.

— А кого она может не возбуждать? Посмотри на нее.

Рейт подвигал бровями.

— Я смотрю.

— Ну, это-то как раз неудивительно. Ты смотришь на все, что движется.

— Как любит повторять Эй, движение — это жизнь.