© DepositРhotos.com / Maugli, Antartis, обложка, 2015

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2015

Путь к сердцу красавицы лежит через контрабанду. Это знал еще американский торговый моряк и военно-морской офицер Джеймс Фенимор Купер. И написал об этом целый роман «Морская волшебница». Его контрабандисты, кстати, возят не оружие и наркотики. По иронии судьбы, оружие и наркотики в английских колониях на американском континенте разрешены. Разрешена даже торговля людьми (афроамериканцами). Запрещены брабантские кружева, венецианская парча, испанские веера и всякие другие галантные европейские безделушки. Если только они не английские. Колониям запрещены любые торговые связи помимо метрополии. С галантереей же у английских мануфактур традиционные проблемы. Производят преимущественно сукно. Но почему должны страдать дамы? (Тем читателям, кто еще помнит СССР не по российским ностальгическим сериалам, это ничего, кстати, не напоминает?)

Чтоб не мелочиться, Фенимор Купер берет сразу Нью-Йорк, хотя он и не мог предвидеть, что тот превратится в мировой центр модной индустрии. Ясно, что тамошние дамы не могли терпеть такого произвола даже в столь отдаленные времена. Вот и супруга губернатора на балах щеголяет во французских кружевах, а самому управителю колонии, графу королевских кровей, впрочем проворовавшемуся, как-то неловко спрашивать, оплатила ли она за них пошлину.

Правда, подверженный европейской романтической моде на все старинное, Купер берет не просто Нью-Йорк, а Нью-Йорк исконный, только что отобранный у Нидерландов, переименованный из Нового Амстердама (1710-е годы). Бродвей еще упирается в частокол вокруг города, которым защищаются от набегов индейцев. А на всемирно известной улице вместо премьер мюзиклов мирно пасутся козы колонистов. Стариннее уже некуда. По крайней мере, в Америке. Пионеры в хорошем значении этого слова.

Фенимор Купер впитал дух первопроходцев с молоком матери хотя бы потому, что большую часть жизни прожил в Куперстауне, штат Нью-Йорк, – городке, основанном его отцом. Отец, бывший конгрессмен (хотя не уверен, что конгрессмены бывают бывшими), пристроил отпрыска в Йель, откуда его отчислили с третьего курса за хулиганский проступок в общежитии, к счастью закончившийся без жертв.

Таким инициативным молодым людям во все времена была прямая дорога на флот, и семнадцати лет от роду Джеймс Фенимор нанимается матросом на торговое судно «Стерлинг», идущее в Европу. Так он впервые попадает в Англию, откуда перебрался в Америку его дедушка. Из шекспировских мест, кстати, из Стредфорда-на-Эйвоне, перебрался. Таким образом, все творчество его внука можно рассматривать как побеги лозы Эйвонского Барда на благодатных грунтах Нового Света. Еще в том одиннадцатимесячном рейсе матрос Купер побывал на Средиземном море, в частности в Испании, что также позднее пригодилось ему в жизни и в литературе – он напишет роман о Колумбе.

Раздосадованный самостоятельностью сына, отец употребил все остатки своего влияния, чтобы определить отпрыска на флот военный, в Ю. С. Нэви. Дело это в те времена было хлопотное, однако патент «мидшипсмена», младшего офицера, которого на нашу современную табель о рангах логичнее всего перевести как мичмана, папа выхлопотал. Уже в этом чине Купер-младший попадает на озеро Онтарио, участвует в постройке брига ЮСС «Онейда» и принимает участие в нескольких кампаниях на Великих озерах. Вам это никакого сюжета из его знаменитых книг о Натти Бампо не напоминает? Да, «Следопыта» действительно можно читать только с открытым морским словариком на коленях и пятидесятифутовым лотом в руках. Так что военная служба Купера не прошла даром для литературы. А еще он написал обширную «Историю американского флота», материалы для которой собирал четырнадцать лет. И еще множество морских романов, традиционно у нас не замеченных, потому что Белинского в первую очередь вдохновил цикл о Кожаном Чулке и дружественных могиканах. А какого же русского вдохновит читать то, что не вдохновило Белинского?

По легенде, литературой Купер занялся, поспорив с женой (Сюзан Августа де Ленсей), что сможет написать роман лучше, чем тот европейский, который она ему читала вслух. Поэтому первый написанный им роман был женским и вышел анонимно. Говорят, он вдохновил взяться за перо молодую Джейн Остин. В принципе, все как у нас, если феминисток заменить на суфражисток.

Первый же роман, на котором он не постеснялся поставить собственное имя, был «Пионеры» (1823). Вот как – сразу финал пенталогии о белом охотнике Кожаном Чулке и его индейском друге Чингачгуке, принесшей автору всемирную славу. Остальные четыре книги эпопеи, посвященные предыдущим приключениям друзей, были написаны позже.

Купер действительно был первым американским автором, получившим известность за пределами США. Нельзя сказать, что это вышло само собой, он несколько лет жил с семьей в Париже, справедливо решив, что европейские гонорары выше, а образование для детей – лучше. Он вообще был самым коммерчески успешным американским автором своего времени. Обычно за это следует расплата в виде брюзжания утонченных критиков и зависти коллег. Повод нашелся вскоре после возвращения семейства на родину. Его то ли биографическую книгу, то ли политические памфлеты, то ли даже путевые заметки о Европе обвинили в самолюбовании и селфпромоушне. Даже молодой в те времена Марк Твен что-то там такое острил по поводу обеда с Фенимором Купером.

А еще его очень критиковали за то, что все его женские персонажи в романах написаны с одной модели. Нетрудно догадаться, с какой. Вот и в предлагаемой вашему вниманию «Морской волшебнице» есть подозрительная французская красавица, у которой дядя – голландский негоциант, воздыхатели – английский лейтенант и итальянский контрабандист, не считая голландского же землевладельца, слуги – негры, а все они – американцы. Нет, не так. Именно книги Фенимора Купера и последовавшего за ним Марка Твена сделают из них американцев. Национальное самосознание требует оригинальных кухни, моды и романов. Романы Купера, высоко ценимые в Европе, написаны в прогрессивном тогда стиле романтизма. Оноре де Бальзак думал, что делает Куперу комплимент, называя его американским Вальтером Скоттом. Между тем все творчество Купера – изящный кукиш бывшей метрополии. У вас замшелые замки, туманы, ржавые рыцари и шотландцы в килтах. А у нас вигвамы, солнце и индейцы в мокасинах. И Гудзон полноводнее Темзы будет. Если в качестве эпиграфов к главам Купер и пользуется строками Шекспира, то только потому, что Америка еще не родила значительного поэта, Генри Лонгфелло где-то в соседнем вигваме «Песнь о Гайавате» еще только пишет. И «Фенимор Купер», я считаю, звучит не хуже, чем «Вальтер Скотт». По крайней мере – основоположник приключенческого романа как такового, с чем не спорили бы ни Белинский, ни Бальзак. И самое главное – европейцы, что вы сделали со своими республиками? У вас же кругом – реставрация монархии! (На политические темы он тоже писал, и его за это тоже ругали.)

Однако романтизма и романтики без женщины нет. По требованиям романтизма в первой сцене под замковой башней, в которой восседает прекрасная дама, должны гарцевать с дюжину доблестных рыцарей Айвенго. У Вальтера Скотта – так вообще целый рыцарский турнир. А в последней сцене дама счастливо выходит замуж за самого достойного, храброго, стойкого, выносливого и терпеливого. Но на флоте с женщинами туго. Просто диву даешься, каким изобретательным должен быть романист, чтобы в простую и понятную историю разборок контрабандиста с таможенником с погонями, абордажами, тайниками, рифами, отливами и прочими требованиями жанра, которые станут законами именно после его книг, впутать красавицу-француженку, как вот в «Морской волшебнице».

Однако вспомним, кто был первой читательницей Купера (жена Сюзан, конечно же), и согласимся, что поступить иначе автор просто не мог. Кстати, когда подросла дочь, Сюзан Фенимор Купер, она также стала писательницей, и папа с дочкой по-дружески редактировали друг другу романы. Она – морские, про лиселя и якоря на панере. Он – женские, про суфражисток и шляпки.