Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Олесь Жилинский

ОНИ ГДЕ-ТО РЯДОМ

Пролог. ПУТЬ К БЕССМЕРТИЮ И ВЛАСТИ

- Хар-ра! - яростно кричали воины Огня и Ночи, атакуя защитников солнцепоклонника. - Хар-ра! - страшный боевой клич летел над зажатой меж скал маленькой равниной, выходящей к морю. Там, на высокой скале, подняв голову к небу и широко раскинув руки, стоял юноша в просторной белой одежде. Он не замечал ураганного ветра, норовящего скинуть его в море, вспенившееся огромными волнами. Он не слышал шума битвы у себя за спиной и стонов погибающих. Юноша проходил обряд посвящения в тайны Земли и Неба. Керим, повелитель неустрашимых воинов, Верховный жрец бога Ночи и Огня, спешил. Он видел, как тело юноши задрожало и выгнулось в дугу. Еще чуть-чуть, и "дверь" в мир богов будет открыта.

- Хар-ра! Хар-ра! - увлекал Керим в бой своих верных воинов и первым бросался на врага, сокрушая огромным кривым мечом каждого, кто попадался ему на пути.

Узкую полосу равнины защищали последние оставшиеся в живых воины из кочевых племен, пришедшие на защиту мудрецов и врачевателей от жестоких преследователей, не ведающих жалости и сострадания. Защитники смирились с тем, что одолеть врага им не удастся, не боялись того, что впереди их всех ждет гибель. Единственное, что заставляло горстку смельчаков рубиться, был юноша у них за спиной.

-Хар-ра!- визжал Керим, и вокруг него падали рассеченные враги. - Хар-ра!- расчищал он себе путь к бессмертию и власти.

Именно теперь открывается дверь из мира богов в мир смертных. Этого мгновения Керим ждал многие годы. Если удастся сейчас убить солнцепоклонника, жрец получит могущество, сравнимое с могуществом бога Ночи и Огня. Если не успеет, то даже после смерти не найдет успокоения вовек. Это откровение, эту страшную тайну, жрец узнал много лет назад, принеся в жертву своему богу, богу Ночи и Огня, сотни девственниц и юношей. Страшной была та ночь. Даже Керим, привыкший к виду крови и мучительных человеческих жертвоприношений, малодушно отводил взгляд в сторону от этого безумного зрелища, но быстро взял себя в руки.

- Так хочет мой бог! - сказал Керим самому себе, - значит, так тому и быть!

Под утро, когда стихли предсмертные стоны обреченных, жрец сел на корточки у огня, закрыв глаза, медленно прочитал заклинание и глубоко вздохнул. Бог Ночи и Огня пришел на его зов, он был доволен жертвами, а потому милостив. Он поведал Кериму тайну абсолютной власти, и с тех пор жрец не мог думать ни о чем другом.

Годы странствий и великие битвы, лишения и кровь - Керима ничто не могло остановить. "Все или ничего"! Он почти добился успеха, но в последний момент, в полушаге от заветной цели, на его пути встали воины из кочевых племен, они пришли защитить презренного солнцепоклонника.

- Хар-ра! - кричал великий жрец, круша врагов, - за мной, мои верные воины!

Он опоздал, ритуал был завершен, и последние защитники солнцепоклонника опустили мечи.

- Поздно, слишком поздно, - обреченно думал жрец, взирая на море и скалы, - я проиграл. Великий бог Огня и Ночи, не бросай меня, укажи путь к спасению.

Длинноволосые воины клана уже плыли на лодках к скале. Очень скоро они бросили к ногам повелителя юношу.

Едва Керим посмотрел ему в глаза, как сразу понял, почувствовал, что солнцепоклонник уже не принадлежит себе, он стал частью Великой пустоты и Вечности. Все кончено, дверь в мир богов уже закрыта.

Рядом, со связанными руками, лежали пленные кочевники.

- Я принесу их в жертву, я умилостивлю моего бога, - думал Керим, - он не бросит своего верного сына. Если бог пожелает, я убью всех своих людей, только бы избежать проклятия. Бог ночи и Огня, не покидай меня в этот страшный час. - Хар-ра!- закричал Керим, и эхо, многократно повторив его боевой клич, вернуло жрецу веру в спасение.

Часть первая.

Бухта Ласпи.

Глава первая.

Выгодный контракт.

Из безмятежного, сладкого сна Николая Галушко вырвали самым возмутительным образом. В массивную дверь его уютного дома кто-то бил кулаком что есть силы, разрушая так любимую им тишину. - Иду, иду!- крикнул коренастый блондин, набрасывая на мускулистое тело махровый халат. На ходу бросив взгляд на настенные часы с кукушкой, зло чертыхнулся. - Господи, ну кого могло принести в полшестого утра?- и, подойдя к двери, спросил,- кто там? - Николай, это я! У меня важное дело!- услышал он с улицы знакомый голос профессора Бориско,- извини, что так рано. Пошарив в полутьме рукой, открыл засов и распахнул дверь настежь. - Привет, проходи,- бесцветным голосом произнес хозяин дома и зябко поежился. Хотя и ранняя, теплая была в этом году весна, но по ночам еще случались заморозки. И это утро не было исключением. - Проходи, располагайся, а я приведу себя в порядок. Николай уже понял, что вновь улечься в теплую кровать и, накрывшись с головой мягким пледом, уснуть сегодня не получится. В который раз день начинался совсем не так, как ему хотелось. Но на старика-профессора он обижаться не мог, всегда помня о том, что тот его единственный верный друг. Вполне возможно, не свела бы его судьба с профессором Бориско, лежал бы сейчас Николай с простреленной головой в какой-нибудь канаве на необьятных просторах матушки России. То было жуткое, страшное для Николая время, воспоминания о котором причиняли ему боль даже теперь, через восемь лет после тех роковых событий и поспешного бегства из Москвы. Из душевой он вышел минут через тридцать, свежий и бодрый, тщательно выбритый и расчесанный. Остатки сна бесследно улетучились под струями контрастного душа, а вместе с ними и раздражительность. Перед профессором Бориско стоял высокий подтянутый молодой человек с правильными чертами лица. Его вполне можно бы назвать красивым, но впечатление портили едва заметные шрамы на переносице и чуть выше брови. Его облику они придавали агрессивность. Да еще плотно сжатые губы, на которых улыбка, пусть сдержанная, появлялась очень редко. Его голубые глубокие глаза смотрели на мир внимательно, даже цепко, и меж тем в них без труда читалась внутренняя доброта и открытость.

Николай вошел и резко остановился, удивленно взирая на сервированный гостем стол. Признаться, было от чего. Таких деликатесов в своем доме он еще не видел, обходясь обычной стряпней, без излишеств и каких – либо изысков. А тут вдруг черная зернистая икра в пиале, превосходная ветчина и аппетитно пахнущий голландский сыр, салат из свежих овощей, грибы, а еще настоящий французский коньяк и шампанское. Чуть в сторонке спелая клубника и коробка дорогих конфет.

- Вот черт,- низким, густым голосом произнес Николай первое, что пришло на ум,- клубника с икрой - это круто. Да еще в шесть утра.

- Старался, как мог,- сиял от счастья Сан Саныч,- ну что же ты стоишь? Проходи и присаживайся,- и, широко разведя руки в стороны, пригласил за стол.

- Хм, Сан Саныч, такой завтрак потянет на твой месячный оклад. Или ты получил богатое наследство?- пошутил хозяин дома и вопросительно посмотрел в глаза гостю.

- Да нет, заработал. Точнее, получил аванс.

- Ты нашел другую работу?

- Что ты, нет, конечно,- протестующее замахал он руками и даже чуть попятился, словно его молодой друг сказал нечто неприличное,- ты же знаешь, мое призвание - наука.

- За эту самую науку тебе платят гроши. Я-то знаю.

- Ты прав, гроши, но в этот раз все несколько иначе.

Николай молча рассматривал собеседника, человека неординарного, зачастую импульсивного, доктора исторических наук Александра Александровича Бориско, по праву считавшегося одним из лучших специалистов по истории древних цивилизаций.

Шестидесятисемилетний профессор едва доставал до плеча своему молодому товарищу. Все его движения, чем бы он ни занимался, были какими-то порывистыми, зачастую неожиданными. Он даже ходить умудрялся так, словно за ним по пятам кто- то гонится. При этом выражение лица его, то глубоко задумчивое, то рассеянно - безмятежное, неизменно сохраняло оттенок какого-то шаловливого ребячества. Впечатление, что перед вами взрослый ребенок, а точнее, престарелый, усиливали наивные, широко распахнутые зеленые глаза, смотревшие на мир с неиссякающим оптимизмом. Да, со времени их первой встречи, а произошла она примерно десять лет назад на Курском вокзале города Москвы, в такую же пору ранней весною, Сан Саныч только внешне изменился, а в душе по - прежнему оставался наивным и добрым.

1
{"b":"164310","o":1}