– Что-нибудь нужно? Хотите попить?

– Мне нужно сменить позу.

Я поставила питье на комод и подошла к кровати.

– Что… что я должна сделать?

Он старательно сглотнул, как будто ему было больно.

– Поднимите и переверните меня, затем поднимите спинку кровати. Смотрите… – Он кивнул, чтобы я подошла ближе. – Обхватите меня руками, сцепите кисти и тяните назад. Спиной прижимайтесь к кровати, чтобы не надорвать поясницу.

Разумеется, мне было не по себе. Я обняла Уилла, его запах наполнил мои ноздри, теплая кожа прижалась к моей. Сложно было быть еще ближе, разве что я начала бы покусывать его за ухо. При этой мысли мне захотелось истерично засмеяться, но я удержалась.

– Что?

– Ничего.

Я глубоко вдохнула, сцепила кисти и устроилась поудобнее. Он был шире, чем я ожидала, и почему-то тяжелее. Я сосчитала до трех и потянула назад.

– О боже! – фыркнул он мне в плечо.

– Что? – Я едва не уронила его.

– У вас ледяные руки.

– Ага. Если бы вы удосужились выбраться из кровати, то знали бы, что на улице идет снег.

Я наполовину шутила, но вдруг осознала, что его кожа горячая под футболкой – жар так и шел глубоко изнутри. Уилл слегка застонал, когда я уложила его на по душку, а ведь я старалась действовать как можно медленнее и осторожнее. Он указал на устройство дистанционного управления, которое должно было приподнять его голову и плечи.

– Только не сильно, – пробормотал он. – Голова кружится.

Не обращая внимания на вялые протесты, я включила прикроватную лампу, чтобы рассмотреть его лицо.

– Уилл… вы хорошо себя чувствуете? – Мне пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем он ответил:

– Не лучший денек.

– Вам нужно обезболивающее?

– Да… и сильное.

– Как насчет парацетамола?

Он со вздохом откинулся на прохладную подушку.

Я подала ему стаканчик и проследила, чтобы он сделал глоток.

– Спасибо, – сказал он, и внезапно мне стало не по себе.

Уилл никогда меня не благодарил.

Он закрыл глаза, и некоторое время я просто стояла в дверях и смотрела на него. Его грудь вздымалась и опадала под футболкой, рот был слегка приоткрыт. Его дыхание было поверхностным и, возможно, чуть более затрудненным, чем в другие дни. Но я никогда не видела его не в кресле. Возможно, это как-то связано с давлением, когда он лежит на спине?

– Идите, – пробормотал он.

Я вышла.

Я прочитала журнал, поднимая голову, только чтобы посмотреть, как снег засыпает дом, ложится пушистыми сугробами на подоконники. В половине первого мама прислала эсэмэску, что отец не смог выехать на дорогу. «Позвони перед выходом», – потребовала она. Интересно, что она собиралась сделать? Отправить папу навстречу с санками и сенбернаром?

Я прослушала по радио местные новости об автомобильных пробках, задержках поездов и временном закрытии школ, вызванных внезапным бураном. Затем вернулась в комнату Уилла и осмотрела его еще раз. Цвет его кожи мне не понравился. Он был бледен, а на скулах горели алые пятна.

– Уилл? – тихо окликнула я.

Он не пошевелился.

– Уилл?

Я начала испытывать легкие приступы паники. Я еще два раза позвала его по имени, громко. Ответа не было. Наконец я склонилась над ним. Его лицо было неподвижным, грудь, кажется, тоже. Дыхание. Я наверняка смогу почувствовать его дыхание. Я всмотрелась в его лицо, пытаясь уловить вдох. Ничего. Я осторожно коснулась его лица рукой.

Он вздрогнул, его глаза распахнулись всего в нескольких дюймах от моих.

– Простите, – отшатнулась я.

Он заморгал и оглядел комнату, как будто был вдали от дома.

– Я Лу, – сообщила я, когда мне показалось, что он меня не узнает.

– Я в курсе. – На его лице было написано легкое раздражение.

– Хотите супа?

– Нет. Спасибо. – Он закрыл глаза.

– Еще обезболивающего?

Его скулы чуть блестели от пота. Я пощупала одеяло, и оно показалось мне горячим и влажным. Я занервничала.

– Я могу чем-нибудь помочь? В смысле, если Натан не приедет?

– Нет… Все в порядке, – пробормотал он и снова закрыл глаза.

Я пролистала папку на случай, если что-то забыла. Открыла шкафчик с лекарствами, коробки с резиновыми перчатками и марлевыми повязками и поняла, что даже не представляю, как мне быть. Я позвонила по интеркому отцу Уилла, но звонок растворился в пустом доме. Его эхо гуляло за дверью флигеля.

Я собиралась позвонить миссис Трейнор, когда открылась задняя дверь и вошел Натан, закутанный и неуклюжий. Шерстяной шарф и шапка закрывали его голову почти целиком. Вместе с ним в дом ворвался порыв холодного воздуха и легкий вихрь снега.

– Привет! – Натан стряхнул снег с ботинок и захлопнул за собой дверь.

Казалось, дом внезапно очнулся от сна.

– Слава богу, ты здесь! – воскликнула я. – Уилл не здоров. Проспал бо́льшую часть утра и почти ничего не пил. Не представляю, что делать.

– Пришлось идти пешком. – Натан сбросил пальто. – Автобусы не ходят.

Я занялась чаем, а Натан пошел проведать Уилла. Он вернулся еще до того, как чайник вскипел.

– Он весь горит. Давно?

– Все утро. Я подозревала, что у него жар, но он сказал, что просто хочет поспать.

– О господи! Все утро? Разве ты не знаешь, что его тело не может регулировать свою температуру? – Натан протиснулся мимо меня и принялся рыться в шкафчике с лекарствами. – Антибиотики. Сильные.

Он схватил флакончик, выудил таблетку и принялся яростно растирать ее пестиком в ступке.

Я маячила у него за спиной.

– Я дала ему парацетамол.

– А почему не карамельку?

– Я не знала. Никто не сказал. Я закутала его потеплее.

– Все есть в чертовой папке. Послушай, Уилл не может потеть, как мы с тобой. Фактически он вообще не потеет от места повреждения и ниже. Это значит, что стоит ему чуть простудиться, и температура взмывает до небес. Сходи поищи вентилятор. Поставим в комнату, пока Уилл не остынет. И влажное полотенце, чтобы положить на затылок. Мы не сможем вызвать врача, пока не кончится снег. Чертова медсестра из агентства! Не могла отследить это утром!

Никогда не видела Натана таким злым. Он со мной даже толком не разговаривал.

Я бросилась за вентилятором.

Понадобилось почти сорок минут, чтобы сбить температуру Уилла до приемлемого уровня. Ожидая, пока подействует сверхсильное лекарство от жара, я положила полотенце ему на лоб, а второе обернула вокруг шеи, как велел Натан. Мы раздели Уилла, накрыли его грудь тонкой хлопковой простыней, направив на нее вентилятор. Без рукавов шрамы на его запястьях особенно бросались в глаза. Мы оба делали вид, что я ничего не замечаю.

Уилл сносил всю эту суету почти молча, односложно отвечая на вопросы Натана, иногда совсем неразборчиво, и мне казалось, будто он сам не понимает, что говорит. На свету стало очевидно, что он по-настоящему, ужасно болен, и мне было нестерпимо стыдно, что я этого не поняла. Я извинялась, пока Натана это не начало раздражать.

– Ладно, – сказал он. – Смотри, что я делаю. Возможно, позже тебе придется делать это самой.

Я не посмела возразить. Но все равно меня затошнило, когда Натан приспустил пижамные штаны Уилла, обнажив бледную полоску кожи, аккуратно снял марлевую повязку с маленькой трубочки в его животе, осторожно ее почистил и заменил повязку. Он показал мне, как менять пакет на кровати, объяснил, почему тот всегда должен находиться ниже тела Уилла, и я сама удивилась, как невозмутимо вышла из комнаты с пакетом теплой жидкости. Я была рада, что Уилл толком не смотрит на меня. Мне казалось: он бы тоже смутился, оттого что я стала свидетельницей столь интимного момента.

– Готово, – сказал Натан.

Наконец спустя час Уилл задремал на чистых хлопковых простынях и казался пусть и не вполне здоровым, но хотя бы не безнадежно больным.

– Пусть поспит. Но через пару часов разбуди его и влей стаканчик жидкости. В пять дашь лекарства от жара. В последний час его температура, наверное, подскочит, но до пяти ничего не давай.