— «Скромные начинания ведут к великим делам» — Зик Джейкобсон закатил глаза, прочитав записочку, только что вытащенную из разломленного печенья с предсказанием. — Да уж, скромнее меня не найдешь, — пробормотал он перед тем, как зазвонил телефон.

Его желудок сжался от ужаса при воспоминании о последней жалобе. Зик поднял трубку и оглядел бледно-серые стены каморки, в которой проводил в среднем по пятьдесят часов в неделю. Бывали моменты, когда он готов был поклясться, что слышит, как его жизнь утекает с каждым движением секундной стрелки часов с символикой фильма «Трансформеры», доставшихся ему от старшего брата. Оптимус Прайм[1] смотрел на Зика со своего места рядом с тускло-серым монитором.

— Добрый день. Перевозки Тэйлора. Отдел претензий. Меня зовут Зик. Чем я могу вам помочь? — Худшая часть работы... иногда он слышал эти слова даже во сне.

Разгневанная женщина на том конце провода набросилась на него из-за того, что он отклонил ее сомнительное заявление, что их грузовик с доставкой снес ее почтовый ящик и поехал дальше. Если она разговаривала с водителем так же, как с ним, то ей еще повезло, что водитель сначала не снес ее саму.   Ее голос обладал той пронзительностью и гнусавостью, что проходила по мужскому позвоночнику, как шредер.

— Вы жалкий идиот, если не верите, что ваш водитель это сделал.

Она продолжала орать на него, а Зик молчал.   И ради великой чести постоянно выслушивать чужие причитания и почетного права называться инспектором по претензиям он выбросил пять лет своей жизни, когда пошел в колледж, и влез в долги, за который его будут проклинать правнуки, получив священный диплом магистра делового администрирования. Много Дерьмового Апломба. В отличие от своих более умных сокурсников, Зик действительно учился и закончил университет с похвальным листом, полагая, что его ждет светлое будущее...

Да, такова была его жизнь, и он ненавидел каждую ее минуту.

Ну, может, не совсем каждую. Но достаточно многие из них, чтобы опасаться того, какие еще чудные открытия готовит ему будущее.

«А в детстве я как-то не замечал, к чему все идет».

Когда он мечтал о будущем, то ни разу не представлял себя сидящим по десять часов в день в каморке и позволяющим кричать на себя из страха потерять годовую зарплату в тридцать тысяч.

Что главное в его жизни? Пить пиво и играть с друзьями по выходным в баскетбол.

«Проклятие, эта женщина права. Я жалкий идиот».

— Вы вообще слушаете меня? — бубнила та.

— Да, мэм. Я понимаю. Но нет никаких доказательств, что наш водитель это сделал. У меня есть его заявление под присягой что он не врезался в почтовый ящик.

— Пошел ты, тупой урод!

— Да, мэм. Вам тоже доброго дня.

Она опустила телефонную трубку на рычаг достаточно сильно, чтобы у него зазвенело в ухе.

Зик вздохнул, затем опустил голову на ламинированный стол и начал биться лбом о холодную блестящую поверхность, имитировавшую гранит. «Может, получу сотрясение...»

Опять зазвонил телефон.

Зик поднял голову и посмотрел на Оптимуса Прайма. Было только одиннадцать часов утра. Неужели просьба об одной маленькой аневризме в мозгу была слишком большой? Всего одной.

С неприятным ощущением в животе, он поднял трубку и повторил свою рабочую скороговорку.

— Я говорю с Эзекиэлем Малакаем Джейкобсоном?

Зик сжался, услышав имя, которым дед, ярый баптистский священник, проклял его, своего единственного внука, при рождении. Боже, как он ненавидел свое полное имя. Из-за него ему много раз доставалось в школе. Оно даже заставило одного его соседа по комнате в колледже съехать прямо перед его приездом.

— Да, это я. — «Боже, не допусти, чтобы это был кто-нибудь, кому я должен денег».

— Меня зовут Роберт Уэст. Я адвокат вашего двоюродного деда Майкла Джейкобсона.

— Кого?

— Он был младшим братом вашего деда.

Это было странно. Зик считал, что все родственники по этой линии давно умерли.

— С прискорбием вынужден вам сообщить, что ваш родственник несколько недель назад скончался и назначил меня своим душеприказчиком. Поскольку он не был женат и не имел детей, он все оставил вам.

— Мне? А как же моя сестра?

— Речь шла только о вас.

«Ну-у ладно...» Адвокат стал давать более подробную информацию, а Зик слушал.

— Ты можешь себе представить, каким, должно быть, одиноким он был?

Зик замер, услышав вопрос своей сестры Мэри. При росте в сто восемьдесят сантиметров она была всего на пару дюймов ниже него. И так же, как у него, у нее были прямые черные волосы и глаза цвета топаза, которые их бабушка называла «дьявольско-золотыми». Он указал на медную кровать позади нее, покрытую старомодным лоскутным одеялом:

— Ага. Адвокат сказал, что он умер в своей постели. И его обнаружили только спустя три дня.

Она отпрыгнула от основания кровати и хмуро посмотрела на него.

— Фу-у! Ну, спасибо, Зик. Ты просто больной придурок.

— Видимо, так и есть, потому что мне не устают это повторять.

Она взъерошила его волосы.

— Ох, бедный малыш! Нам надо найти тебе в конце концов другую работу.

— Не выйдет, сестричка. Я продал свою душу дьяволу за тридцать кусков в год. — Зик оглядел комнату, уставленную древними артефактами из Египта, Персии и других стран, о которых он мог лишь догадываться.

— Как там дедушка говорил? «Ты можешь заложить душу дьяволу, но добрый Господь всегда тебя вытащит из беды?»

— Что-то в этом роде.

Она остановилась у стола рядом с дверью и взяла какой-то предмет, чтобы рассмотреть поближе.

— Что это?

Зик подошел и посмотрел через ее плечо. На круглом медальоне были изображены сражающиеся ангел и змей. Еще была старинная надпись, которую он не смог прочесть.

— Похоже на одну из этих штуковин в ужастиках, которую кто-нибудь использует, чтобы вызвать демона или еще чего-нибудь подобного.

Она фыркнула.

— «Назад, Маниту, назад»[2]. Ты помнишь этот старый фильм?

— Я помню, что ты заставляла меня его смотреть, а потом сказала маме, что в нем была голая женщина, и мне за это всыпали.

Мэри робко ему улыбнулась.

— Неважно. Забудь, что я что-то говорила. — Она протянула ему медальон. — Может, ты должен что-нибудь произнести над ним?

— О, великий Маниту, я хочу другую жизнь. Что-нибудь абсолютно непохожее на нынешнюю.

— Разве не будет странно, если мы поменяемся местами? Тебе придется пойти ко мне домой и спать с Дунканом.

Зик в притворном ужасе закрыл уши руками.

— О, ужас! Лучше мне ослепнуть. Не надо вкладывать мне в голову это дерьмо. Ради всего святого, ты же моя сестра. Теперь мне придется побить твоего мужа при нашей следующей встрече за то, что он тебя совратил. — Он содрогнулся. — Я бы предпочел быть на работе.

— Тьфу! Ты всегда слишком бурно реагируешь.

— Это вовсе не так. Поверь мне. Я живу жизнью, где люди орут на меня каждый час, а я безропотно принимаю это, только язва развивается.

Она прижала медальон к его груди.

— Когда-нибудь твоя жизнь изменится.

— Ну да. — Он взял медальон, а она направилась обратно к гостиной. — Когда-нибудь и я буду лежать в сосновом ящике глубоко в земле. — Он вышел вслед за ней из спальни и был вынужден признать, что их двоюродный дед был странным стариком. — Адвокат сказал, что этот старикан в молодости был археологом, а последние несколько десятилетий провел абсолютным затворником.

Мэри кивнула, просматривая книжные полки и столы, заваленные еще большим количеством артефактов.

— Похоже, он кучу времени потратил, привозя все это сюда. Возможно, ты сможешь сорвать куш на «И-Бэй»[3].