В дороге капитан, украшенный лиловым синяком во всю щеку, вволю отыгрался на своих унтерах и сержантах. Он хлестал их по лицам, пока не разбил себе руки в кровь, те в свою очередь не замедлили отыграться на капралах. Незадачливому капралу, к десятку которого и принадлежали сбежавшие солдаты, выбили несколько зубов и так отделали, что остаток пути он проделал в обозе на повозке. Всех солдат из второго пула капралы и сержанты избили в кровь, и они с трудом преодолели остаток пути. Досталось и остальным, но уже между делом. Хорнблай и другие рыцари ехали во главе колоны и не вмешивались в воспитательный процесс.

В пути колонну нагнали стражники, посланные на поимку дезертиров. Они на арканах притащили троих беглецов, лица которых настолько опухли от побоев, что бывшие товарищи едва узнали их по одежде. Хорнблай приказал командирам выстроить солдат, и на глазах у всех, под бой полковых барабанов, беглецов вздернули на суку старого дерева. На лбу каждого приговоренного стражники предварительно выжгли специальным клеймом слово «Дезертир». Рустама с Дайлином чуть не вырвало от этой зловещей церемонии, Гарт, напротив, перенес ее весьма спокойно, как опытный солдат, он старался сполна использовать в походе каждую минуту передышки.

Экзекуция явно произвела впечатление на безнадежных, они подтянулись, и коронным копейщикам, следовавшим за ними, уже не приходилось подгонять отстающих. Даже жестоко избитые солдаты второго пула старались поддерживать темп, выбиваясь из последних сил.

В оставшиеся дни происшествий не случилось. Сэр Хорнблай, несмотря на свою молодость, военную службу знал явно не понаслышке. Лондейлские полки не потеряли больше ни одного солдата, и к вечеру девятого дня они наконец достигли места сбора королевской армии.

На северном берегу небольшой, но весьма бурной речушки Мальва раскинулся лагерь Карла Четвертого – короля Глинглока. Небольшую долину между рекой и густо заросшим лесом покрыли белые шатры королевской армии. На небольшом пригорке у самой реки возвышался большой алый шатер с королевским флагом – ставка самого Карла Четвертого. Вокруг него расположились белоснежные шатры баронской конницы. Справа от них, ближе к лесу, разбили свои походные палатки коронные полки. У самой Норфолдской дороги Рустам увидел скопление шалашей и рваных грязных палаток, Гарт махнул в их сторону рукой и сказал, подтверждая его догадку:

– Безнадежные – наши собратья по несчастью.

Сэр Хорнблай вместе со своими рыцарями отделился от колоны и направился к королевскому шатру. На этом его заботы о лондейлских отрядах закончились. Коронные полки и безнадежные отныне поступали под начало королевских генералов. Коронные направились к лесу, где виднелись солдатские палатки и знамена коронной пехоты, а безнадежные, как Рустам и предполагал, расположились недалеко от тракта в окружении других овец его величества.

Уже стемнело, для капитана поставили единственную целую палатку, а остальные солдаты разместились прямо на земле под открытым небом. На расположение безнадежных опустилась темнота и тишина. Со стороны рыцарских шатров доносились веселая музыка и женские голоса. Сотни факелов озаряли королевскую ставку, там рекой лилось вино и кипела жизнь. Именно среди шатров знатных баронов расположились маркитанты и веселые девицы, шуты и музыканты. В преддверии битвы знатные рыцари как никогда более были расположены к щедрости и веселью, чем и спешила воспользоваться вся эта публика, неотступно следовавшая за войском в поисках своей выгоды. В расположении коронных полков было намного тише, но и там ярко горели костры и факелы, слышался смех и расторопные торговцы вином спешили избавиться от своего товара. Королевские овцы, расположение которых было покрыто темнотой и тишиной, с завистью прислушивались издали к кипению жизни, доносившемуся до их слуха. Подойти поближе им не давали строгие часовые, окружавшие их лагерь.

Рустам с Дайлином расстелили прямо на земле свои циновки и устроились на отдых. Неутомимый Гарт, узнав в одном из часовых своего старого знакомого, на время покинул их, чтобы перекинуться с ним словечком. Дайлин, утомленный дорогой, с удовольствием вытянул свои уставшие ноги и быстро заснул. Рустаму не спалось, он лежал на спине, заложив под голову руки, и смотрел на звезды. Небо этого мира, никогда не знавшего автомобильных выхлопов, было кристально чистым и открывало звезды во всем их великолепии. Рустам никогда особо не заглядывался на небо в своем мире и не разбирался в родных созвездиях. И тем не менее звезды, которые сейчас горели перед его глазами, несмотря на все их великолепие, были для него чужими. «Увижу ли я когда-нибудь родное алматинское небо, покрытое густым смогом автомобильных газов?» – спросил он у самого себя. Тоска и грусть охватили его в эти минуты, сжимая грудь холодными тисками. Уже почти месяц провел он в этом чужом для него мире. И если бы не поддержка Дайлина и Гарта, еще неизвестно, дожил бы он до этого дня. В таких грустных размышлениях он и лежал, смотря в чужое небо и прислушиваясь к звукам, доносившимся от рыцарских шатров.

Но и грусть, и тоску по родине словно холодной водой смыли первые же слова вернувшегося Гарта:

– Готовься, Рус, завтра будет большая драка. Остроухие и бородатые уже ждут нашего короля в часе пути отсюда.

– Откуда ты это знаешь? – Рустам резко сел и посмотрел на Гарта.

Гарт лег на свою циновку, снял башмаки и спокойно ответил:

– Часовой, мы с ним вместе раньше наемничали, правда недолго. Ребята из его полка сегодня были в дозоре, они и рассказали. К тому же их унтер проболтался, что завтра выступаем. Эх, жалко, – с чувством вздохнул Гарт, – еще бы на денек попозже – и мы бы пришли как раз к концу боя. А так, как назло, подошли к самому началу мясорубки.

Рустам немного полежал в тишине, обдумывая услышанное, затем не вытерпел и спросил:

– Гарт, как ты думаешь, мы победим?

– Не знаю, народу вроде много собрали, но все будет зависеть от короля и его генералов. Если не облажаются, тогда можем и победить, – ответил Гарт после небольшого раздумья. – Хотя нам, скорее всего, будет все равно, кто победит, – добавил он в конце.

– Это почему еще? – не понял Рустам.

– Да потому. Мы же овцы, – пояснил Гарт. – Нас в любом случае пустят на убой, так что, победим мы или проиграем, шансы выжить будут примерно одинаковы. А с нашим капитаном и его помощниками они в любом случае равны нулю. Так что не знаю, как там насчет короля и его рыцарей, но я готов поставить сто против одного, что из нашего полка выживет едва ли десяток. А сейчас лучше лечь спать, если хорошенько выспимся, может, и повезет попасть в этот счастливый десяток.

И Гарт, повернувшись на другой бок, уже через несколько минут громко захрапел.

– Уснешь тут, – тихо прошептал Рустам.

У него были все основания доверять оценке Гарта. И он попытался себе представить, что завтра он, возможно, умрет, что завтра его просто не будет. Все так же будут гореть чужие звезды и тихо плескаться вода в реке, все так же будет светить солнце и петь в верхушках деревьев ветер, но его уже не будет. Просто не будет, полная темнота, полная тишина, ни мысли, ничего – смерть. И душа его упала на дно пропасти, а сердце сжалось в маленький ледяной комочек. Так он и лежал под этими чужими звездами, съедаемый ледяным страхом и жутко завидуя безмятежно спящим товарищам.

А в это время в королевском шатре состоялся большой военный совет. Посреди шатра поставили крепкий стол, на нем расстелили искусно нарисованную карту. Во главе стола на походном троне сидел сам король – тридцатипятилетний дородный мужчина с пухлым недовольным лицом. Рядом с ним, в резном деревянном кресле эльфийской работы, сидел юный Гарет Спенсер. По левую и по правую руку от них стояли граф Хьюго Спенсер – королевский министр и Дармор – королевский маршал, бывший капитан личной стражи графа Спенсера. Помимо короля и его министров в шатре собрались знатные дворяне, имевшие право развернуть знамя, и генералы коронных войск. Среди уже знакомых нам лиц на этом совете присутствовали барон южной марки Годфри и Хорнблай, сын графа Лондейла.