— Нет, мне так не кажется.
— Как по-твоему, ты еще будешь с нею встречаться?
— Да, конечно. То есть я надеюсь. Я имею в виду, что она тоже вроде бы не возражает.
— Тогда, если захочешь, мы с Каролиной можем как-нибудь присоединиться к вам. Сходим в китайский ресторан или еще куда-нибудь, если ты не против. Если вы оба не против.
— Давай я спрошу у нее.
— Может, так будет лучше, а? — сказал Браун. — Ты спроси, ладно?
— Обязательно спрошу.
— Лейтенант еще на месте? — поинтересовался Браун и снова двинулся вверх по лестнице.
— Арти! — окликнул его Клинг.
— Чего?
— Спасибо.
— Пока, приятель, — ответил Браун и исчез из виду.
Клинг и Карелла молча спустились по лестнице с железными ступеньками. Их шаги отдавались резким металлическим лязгом, словно детективы были одеты в броню. Карелла думал о том, почему Клинг не сказал ему, что Шарин — чернокожая. Конечно, он не думал...
— Нам лучше прибавить шагу, — сказал Клинг. — Я сказал ей, что мы будем в десять.
Карелла понял, что на ближайшее время тема закрыта.
...Андреа Пакер сидела у себя в уборной и курила. Она была одета для репетиции. Сегодня ее наряд состоял из обтягивающего темно-красного топа, белых теннисок и спущенных на бедра джинсов, которые позволяли лицезреть ее пупок. Когда детективы вошли в уборную, Андреа резким движением спрятала сигарету, словно подросток, которого застукали, когда он тайком курил травку в туалете начальной школы.
Андреа Пакер было девятнадцать лет. Она была худощавой и юношески нескладной. Ее длинные белокурые волосы были собраны в хвост и перетянуты эластичной лентой того же цвета, что и топ. Она тут же встала, поздоровалась и извинилась перед Клингом за то, что так рассеянно разговаривала с ним по телефону — она как раз учила новые реплики. Фредди вставил в пьесу целую новую сцену. Не хотите ли кофе? Рядом со служебным входом, там, где стоит Тори, есть большая кофеварка. Все это она выпалила на одном дыхании, отчего стала казаться даже младше своих лет.
— Я думала, мистер Клинг, вы придете один, — добавила Андреа, немедленно дав понять, кто именно ее интересует, и одарив детектива взглядом карих глаз и сияющей улыбкой, от которых растаял бы даже гранит. Потом девушка повернула свой стул так, что теперь она сидела чуть ли не спиной к Карелле. Карелла понимал язык жестов и движений не хуже любого детектива в этом городе. Неожиданно он почувствовал себя лишним. Точнее говоря, он почувствовал себя невидимкой.
Клинг тем временем объяснил, что они пришли потому, что им сказали, что у Андреа и Мишель была одна уборная на двоих, ведь театр маленький...
— Да, совершенно верно. Теперь у нас одна уборная на двоих с Джози.
...и они подумали: вдруг Мишель упоминала что-нибудь такое, что могло бы пролить свет на ее убийство.
— Женские разговоры по душам? — спросила Андреа и снова улыбнулась Клингу.
— Любые ее слова о том, что ее беспокоило, или раздражало, или...
— Ее раздражало все, — сказала Андреа.
— Что вы имеете в виду? — спросил Карелла.
— Ну...
Детективы ждали.
Карелла передвинулся так, чтобы видеть лицо Андреа и ее глаза. Она в свою очередь пересела на стул, стоящий рядом с трюмо, сложила руки на коленях и посмотрела на полицейских.
— Мне не хотелось бы говорить плохо о мертвых, — произнесла она тонким, почти девчоночьим голосом и потупила глаза.
— Мы понимаем, как это тяжело для вас, — отозвался Карелла, мысленно проклиная девчонку.
— Я уверена, что вы это понимаете, сэр, — сказала Андреа, в свою очередь мысленно костерившая Кареллу. Потом она подняла взгляд и посмотрела в глаза Клингу, так же успешно проигнорировав Кареллу, словно она снова повернулась к нему спиной. — Дело в том, — пояснила она, — что так думаю не только я. Мишель была для всех словно заноза в заднице. Самомнения у нее было гораздо больше, чем таланта. Да посмотрите хоть, на что она его подбила. Я имею в виду Джонни.
— О чем вы говорите, мисс Пакер? — спросил Клинг.
— Об этом нападении в переулке, — ответила Андреа.
Клинг слышал, как на сцене актеры снова и снова репетировали один и тот же эпизод. В университетские годы Клингу довелось сыграть Кристиана в «Сирано де Бержераке». Он безумно влюбился в девушку, которая играла Роксану, но та смотрела лишь на парня, игравшего главную роль. Парня звали Клифф Мерсер, и он почти не нуждался в накладном носе, который ему приклеивали каждый вечер. Одно время Клинг всерьез подумывал, не стать ли ему актером. Это было до войны. До того, как ему довелось своими глазами видеть смерть друзей. После этого лицедейство стало казаться ему слишком легкомысленным занятием.
— Не упоминала ли она ранее о том, что они с мистером Мильтоном задумали инсценировать нападение? — спросил Карелла.
Не глядя на полицейских, девушка сказала:
— Если вы имеете в виду, не говорила ли Мишель что-нибудь вроде того: «Слушай, завтра вечером Джонни пырнет меня ножом, а потом я получу классную рекламу и стану кинозвездой», — то нет, не говорила. А вы бы стали заранее говорить о таких вещах? — спросила она, обращаясь к Клингу.
— Она говорила вам, что хочет стать кинозвездой?
— Все хотят стать кинозвездами.
«Кроме меня», — подумал Карелла.
— Как вы, возможно, знаете, — сказал Клинг, — мистер Мильтон признался, что он совершил нападение...
— Да, это было во всех газетах и вообще повсюду. Меня от этого уже тошнит. «Любовная история» — хорошая пьеса. Мы не нуждаемся в дешевой рекламе для того, чтобы добиться успеха.
«Но она и не повредит», — подумал Карелла.
— Я полагаю, вам также известно, — продолжил Клинг, — что мистер Мильтон отрицает свою причастность к убийству...
Андреа пожала плечами. От этого движения топ съехал, приоткрывая грудь. Девушка машинально подхватила его и подтянула повыше.
— Что вы хотите этим сказать, мисс Пакер? — спросил Карелла.
— Чем этим?
— Пожиманием плечами.
— Я хочу сказать, что я не знаю, кто ее убил. Это мог быть Джонни, это мог быть кто угодно. А перед этим я пыталась сказать, что никто не любил Мишель. Это грубый факт. Спросите любого актера, любого человека, работающего над постановкой, — ее никто не любил. Она была заносчивой, амбициозной, бездарной сучкой с манией величия, прошу прощения.
«Ну а ты-то как к ней относилась?» — подумал Карелла.
— Когда вы сказали, что Мишель раздражало все...
— Абсолютно все, — сказала Андреа и стрельнула глазами в сторону Клинга. — Пьеса, сцены из пьесы, реплики, ее костюмы, ее мотивация, восход солнца — абсолютно все. Она упорно хотела знать, кто на нее напал! Как будто это имеет какое-то значение. Пьеса Фредди преодолевает неопределенность. Благодаря этому происходит замена жанра, точнее даже — его ниспровержение. Если бы Мишель тоньше чувствовала свою роль, она бы это поняла. Мы ставим не детектив. Это драма о триумфе воли, о прозрении, произошедшем благодаря нападению, почти случайному нападению, которое само по себе вовсе не имеет значения. А Мишель постоянно требовала, чтобы ей сказали, кто именно на нее напал — официант, дворецкий, горничная? Ей-богу, если бы я еще хоть раз услышала этот вопрос, я сама бы ее зарезала, прямо при всех.
— Вы, видимо, хорошо понимаете роль, которую играла Мишель, — проронил Карелла.
— Здесь все дело в своеобразии пьесы, — откликнулась Андреа, адресовав Клингу еще одну улыбку, — в ее внутренней интриге. Мишель играла персонаж, которого в программе называют просто Актрисой. Теперь эта роль перешла к Джози. Это главная роль. Я играю персонаж, которого зовут Дублершей. Ну а дублер должен знать все реплики человека, которого ему, возможно, в один прекрасный день придется заменить в случае болезни, несчастного случая или...
«Или смерти», — подумали оба детектива.
— Таким образом, я не была настоящей дублершей Мишель, но я была ее дублершей согласно пьесе, и знание всех ее реплик и мизансцен является частью моей подготовки к роли.
