Нина посмотрела на нее с опасливым уважением.

– Какая ты молодец! А я вот никак не рискну. Да и не знаю, о чем… Сама не понимаю, хочу я, чтобы он вернулся, или нет. Иногда мне кажется, что хочу… а иногда – да зачем мне это надо?

– Конечно, – согласилась Екатерина Сергеевна, включая электрический чайник, – зачем тебе это надо? У тебя и так двое первоклассных мужиков – отец и сын. А вот у некоторых – ни одного…

– Шутишь, да? Издеваешься?

Нина, обидевшись, кинула в Екатерину Сергеевну мандарином, но промахнулась.

Ужинали в гостиной – чинно, без лишних разговоров, под две бутылки молдавского сухого. Вино принесла новенькая – тощая белобрысая особа лет тридцати, назвавшаяся Олесей. Олеся вертела головой, беззастенчиво разглядывая гостиную и всех присутствующих, и, ссылаясь на то, что за рулем, пила одну минеральную воду. Чаще всего, понятное дело, взгляд ее останавливался на Лилии Бенедиктовне.

Даже среди голливудских красавиц или, скажем, двадцатилетних топ-моделей Лилия Бенедиктовна не смогла бы остаться незамеченной. Когда кто-нибудь из женщин задавал ей традиционный вопрос: «Есть ли у меня вообще шансы?» – Лилия отвечала: «Если уж у меня в мои пятьдесят есть все шансы, то у вас, девчонки, и подавно».

И это была отнюдь не пустая похвальба.

178 см роста и 90 кг веса Лилии Бенедиктовны были целиком наполнены ярким и сочным женским обаянием. Далеко не красавица, она была очень и очень интересна – и сливочно-белой, гладкой, почти без морщин кожей, и копной иссиня-черных, прекрасно окрашенных волос, и агатовыми, с чудными длинными ресницами глазами, и глубоким, волнующе контральтовым голосом, а главное, исходившим от нее спокойствием и уверенностью.

Слабые, нежные, женственные мужчины всю жизнь липли к ней как мухи.

Она же, в сорок лет освободившись от тягот третьего брака с таким вот изящным и бесполезным мужчиной, искавшим в жене материнской заботы и ласки, сказала себе «Довольно!» и с тех пор жила исключительно в свое удовольствие.

Детей у нее не было, и вся ее неуемная природная энергия обратилась в работу.

Специальность у Лилии Бенедиктовны была прибыльная – психотерапия.

Когда же ей становилось скучно в ее уютно обставленном кабинете частного медицинского центра, она доставала большой цветастый платок, вдевала в уши тяжелые золотые кольца, красила губы и ногти в огненно-красный цвет и превращалась в Цыганку Лилу.

У Цыганки Лилы тоже был свой кабинет, только в другом месте, в центре хиромантов и прорицателей «Всевидящее Око». В «Оке» Цыганка Лила занималась гаданием на картах, на кофейной гуще и по руке, а при случае – снимала порчу. Денег снятие порчи приносило значительно больше, чем психотерапия, не говоря уже о том, что для нее, как для натуры артистической, это занятие было гораздо интереснее.

На исходе пятого десятка Лилия Бенедиктовна начала подумывать о том, чтобы оставить официальную работу и уйти в цыганки совсем. Но вдруг, после одного события, ей стало скучно и даже противно тратить свои могучие жизненные силы только на зарабатывание денег. Ощущение власти и интеллектуального превосходства над недалекими и доверчивыми клиентами также перестало приятно щекотать нервы. Ей захотелось чего-то большего, чего-то для души.

Три года назад она не поехала, как обычно, отдыхать на Канары, а отправилась в Великий Устюг, навестить тетку.

Тетка эта была старая, частенько прихварывала и давно уже просила племянницу посетить ее. В конце июля Лилия получила письмо, в котором тетка сообщала, что совсем плоха и не надеется дожить до осени.

Лилия, почувствовав угрызение совести, тут же собралась и поехала.

На деле все оказалось не так уж и страшно.

Когда Лилия приехала и, пожалев деньги на такси, добралась пешком от вокзала до тихого и зеленого Красного переулка, оказалось, что тетки нет дома.

– А она на базар пошла, крыжовником торговать, – охотно сообщила соседка усталой и взмокшей Лилии. – Да вы не волнуйтесь, она ключ мне оставила. Вы входите, располагайтесь, отдыхайте. К обеду она вернется, она к обеду всегда возвращается!

Лилия занесла сумку в дом, умылась, переоделась и спустилась в огород. Там, с досады на обманщицу-тетку, объела с кустов весь оставшийся крыжовник.

«Если через полчаса не придет, поеду назад» – решила она.

«Если придет, то сначала пообедаю, а потом поеду».

«На вечерний поезд успею в любом случае».

Но, когда тетка явилась, волоча тяжеленную корзину с картошкой, бутылкой свежего молока и домашним копченым окороком, и выразила при виде племянницы самую искреннюю радость, Лилия не нашлась, что сказать.

Молча и покорно отправилась она на грядки за свежей зеленью и молодыми огурчиками.

– Погости у меня недельку-другую, заодно и по хозяйству поможешь, – сказала ей тетка после обеда. О своем письме она даже не упомянула, а Лилии, устроившейся на раскладушке в тени старой яблони, овеваемой легким ветерком с близкого речного обрыва, было лень спрашивать. Да и ни к чему.

Лилия прожила у тетки две недели. Она поливала огород, полола грядки, собирала урожай и по утрам ходила за молоком к теткиной приятельнице, державшей собственную корову. Она побелила теткины потолки, поклеила обои в двух маленьких тесных комнатках и, как могла, починила забор.

Она купалась в близкой, в двух шагах от дома, чистой и прохладной речке Сухони. Она гуляла по центру древнего русского города и по его историческим окраинам под названием Яиково, Дымково и Коромыслово, сторонясь спешащих в официальную резиденцию Деда Мороза туристов и выбирая тихие, поросшие лопухами переулочки.

К концу второй недели Лилия почувствовала, что такая простая жизнь, такое немудрящее, почти растительное существование имеет свою прелесть. У нее даже возникло опасение, что, поживи она здесь еще недельку-другую, ей и вовсе не захочется возвращаться назад. Так она и осядет здесь с теткой. Будет ходить на базар, трудиться на огороде, по вечерам пить чай с соседками. Сплетничать, есть бублики, смотреть по старенькому теткиному телевизору бесконечные сериалы. Возможно даже, научится вязать носки и солить огурцы.

Лилия немедленно отправилась на вокзал. На обратном пути, имея в кармане билет на завтрашний утренний поезд, она решила посетить-таки главную городскую достопримечательность.

На площади, где останавливались автобусы, следующие до резиденции Деда Мороза, ей пересекла дорогу группа туристов, спорящих со своим экскурсоводом. Заинтересованная Лилия подошла ближе, прислушалась.

– Да говорю же вам, он в отпуске! – терпеливо повторяла экскурсовод. – Он тоже имеет право на отпуск. А все, что предусмотрено программой вашей поездки, вы увидите и так – и тропу сказок, и зоопарк, и апартаменты! И сувенирный магазин сможете посетить безо всяких проблем! Ну не работает он летом, как вы не понимаете!..

– Боится растаять? – ехидно осведомился толстый, в пляжных шортиках и «гавайке» гражданин с висевшей на шее дорогой зеркальной камерой Nicon. За обе руки гражданина держались пухлые, с капризными ротиками, очень похожие на него девочки.

– А я вот детям обещал фото с Дедом Морозом!

Группа единодушно поддержала толстого гражданина.

Экскурсовод развела руками и понуро опустила голову.

Лилии стало ее жаль.

– Ничего он не боится растаять, – громко сказала она, выступив из толпы, – он просто… уехал на курорт. В Лапландию. Принять снежные ванны, отдохнуть и подлечиться. Они все летом уезжают в Лапландию – и Санта-Клаус, и Пер Ноэль, и Юлтомтен, и Йоулупукки, и… – Тут Лилия набрала в грудь побольше воздуху: – И Синтер Клаас, и Микулаши, и Одзи-Сан, и… – Лилия сделала паузу.

Туристы, разинув рты, смотрели на нее. Они явно ожидали продолжения, а Лилия, как назло, не могла больше никого вспомнить.

– И… вообще! Чем наш Дед Мороз хуже? Почему это всем можно, а нашему, русскому, родному, – нельзя?