БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ
Несколько дней из Жизни
Маленькая девочка со взглядом волчицы,
Я тоже когда-то был самоубийцей,
Я тоже лежал в окровавленной ванне
И, молча, вкушал дым марихуаны.
Ты видишь, как мирно пасутся коровы
И как лучезарны хрустальные горы.
Мы вырвем столбы, мы отменим границы,
О, маленькая девочка со взглядом волчицы!
Спи сладким сном, не помни о прошлом.
Дом, где жила ты, пуст и заброшен.
И мхом обрастут плиты гробницы
О, маленькая девочка со взглядом волчицы...
Крематорий («Маленькая девочка»)
Четверг.
Не люблю я спать ночью. Вот и сейчас мне не спалось. Мне хотелось туда, на улицу из этой душной клетки – моего дома.
Местом моего существования была однокомнатная грязная квартира, принадлежавшая моему отцу. Сейчас ранняя весна, на улице холодно, к тому же, открытых чердаков я не нашла, поэтому ночевать пришлось дома. Тем более, в отсутствие отца это место не кажется таким уж неприятным. Хоть квартирка и грязновата, без него здесь даже довольно уютно. В темноте ночью не видно всего этого бардака, а лунный свет даже очень красиво отражается в бутылке из-под пива – переливается и мерцает.
Я закрываю глаза и пытаюсь заснуть. Именно в этот момент слышны шаркающие шаги и пьяный смех. Это мой отец с дружком…
Старая дверь со скрипом отворилась – вошел он. Вполне обычный небритый мужик (слово «мужчина» тут явно не уместно) в обшарпанной гопотской одежде. В руке бутылка, а рядом ещё один занимательный объект: интеллигентный бомж в старом пальто.
– А вот и моя доченька. Посмотри, какая красавица, – промямлил отец. – Алисой звать.
Объект в пальто ухмыльнулся; видно, что он был ещё в адекватном состоянии и пытался разглядеть меня в темноте.
– А ты что отца не встречаешь?!! А ну-ка, встала живо и приготовила нам поесть.
Такие перемены настроения для пьяных не редкость. Только что они любили тебя до безумия, а в следующий момент уже готовы растерзать на кусочки. Отец бросился ко мне, стянул одеяло и сильным рывком поднял. Я привыкла к этому. Напрягшись, я отпихнула его от себя.
Надо быстро отсюда сваливать, пока он не придумал похвастаться своей доченькой и не заставил играть на гитаре. Я ринулась к двери. Хорошо, что я спала, не раздеваясь. А зачем? Батареи не топили уже давно.
– Эй, ты куда? – остановил меня типчик, который ещё стоял у входа, – Может, выпьешь с нами? За компанию, а?
Не надо мне таких компаний! Я схватила куртку и помчалась вон. Прочь! Быстро! Отсюда! Мое сердце бешено билось, кеды быстро стучали по ступенькам. Распахнув дверь, я выбежала из подъезда. Вырвалась!
На небе не было ни одной звезды. Только луна освещала наш городок. На земле уже первые проталины, но все ещё холодно. Я зевнула и поежилась. Во всём теле была тяжесть и какое-то напряжение. Подул холодный северный ветер. Вообще, я люблю эти воздушные порывы, они меня бодрят. Особенно ветер хорош ночью. Тогда можно часами гулять по такому красивому городу, освещенному фонарями и луной. Все люди спешат к домашнему очагу. Их греет сама мысль о доме, о теплом, даже горячем, союзе родных душ, которые всегда вместе. Они поддерживают друг друга, вместе едят домашнюю еду…
При мысли о еде заныло ещё и в животе, я ведь не ела со вчерашнего дня. Но ладно. Пойду к своему любимому девятиэтажному дому в центре города. Почему любимый? Потому что там, по-моему, жили самые счастливые люди. А всё это счастье исходило от моей самой любимой квартиры, где жила самая счастливая девушка. Она была очень красива. У неё были ярко-медные волосы и голубые глаза. Мило! Я часто сидела в этом подъезде на подоконнике, и мне удавалось её рассмотреть. Вообще-то люди не любят моего взгляда. Говорят, что он тяжелый, проникает в душу.
К той девушке часто приходил красивый парень. Они любили друг друга и были парой. Гуляя по городу, я видела много мужчин и женщин, но не чувствовала между ними такой связи. Вроде бы идут, взявшись за руки, но не вместе. А они были одним целым. Я чувствую это. Обожаю ходить вокруг этого дома, особенно, когда парень приходит к девушке, и они вместе пьют чай на кухне. Они счастливы. Я часто наблюдала за ними с улицы. Мне нравились эти двое.
Я подняла голову к равнодушному небу. Захотелось по-волчьи завыть в этом одиноком, несправедливом мире.
И вдруг я увидела на крыше человека. Он сидел на самом краю, но не собирался кончать жизнь самоубийством – слишком беззаботно болтал ногами. Я почему-то решила обойти дом ещё раз, но, когда вернулась на то место, человека на крыше не было. Я остановилась. Плохо, что он ушел... Но, услышав, вернее почувствовав шаги за спиной, я обернулась. Человек с крыши подошел и сказал:
– Ты чего мерзнешь? Можешь заболеть.
Сам он, несмотря на погоду, был одет в какую-то футболку и джинсы. После этой неожиданной фразы он долго кашлял, согнувшись и отвернувшись в сторону, потом распрямился и продолжил:
– Извини меня… Вот, видишь, до чего доводит этот ветер…
Он был высокого роста, с растрепанными темными волосами. Неожиданно фонарь за его спиной, который я давно не видела горящим, вздрогнул и засветил. Стало лучше видно его лицо. Обычно, если я смотрю прямо в глаза, люди чувствуют себя неуютно и в первую же секунду пытаются их отвести. Но он смотрел прямо. Его глаза… Они искрились озорством и как-будто хотели сообщить тайну, касающуюся меня одной. Они были красивыми и дикими.
– Вы… Ты с крыши? – начала я.
– Ты заметила? – удивился он.
– Угу! Это было сложно не заметить!
Он усмехнулся и спросил:
– А что такая юная особа делает в столь поздний час?
– Гуляю.
– Эх… Бывает…
– А ты, значит, тоже мерзнешь?
– Да, только я мерзну специально, чтобы прийти домой и думать, что там тепло.
– А твой дом тут? – обрадовалась я.
– Да.
– В какой квартире? – я сделала шаг к нему, словно это было безумно важно.
– Тебе не кажется, что твои вопросы немного странные?
Я смутилась и ответила не сразу:
– Вы не первый человек, который об этом говорит…
Он печально вздохнул.
– А вы здесь… давно живешь?
Парень от чего-то ободрился и ответил:
– Да, всю жизнь.
Мне вдруг стало интересно, сколько же длилась его жизнь. На вид было сложно определить его возраст. Я спросила:
– Это, конечно, не важно, но… Сколько тебе лет?
– Ты опять смутишься.
– Не смутюсь… Смущусь… Даю слово!
– Тридцать три, – сразу ответил он, как будто знал, что моему слову можно безоговорочно верить.
– Как Христу! – не удержалась я от сравнения.
– Может быть... Но в любом случае, ему не может быть тридцати трех лет! Я слышал, Он – сам Бог!
Впервые передо мной был человек, который казался мне более сумасшедшим, чем я сама.
– Ну, пойдем! – сказал он. – Ты ведь не хочешь совсем замерзнуть?
– К тебе домой? – с надеждой спросила я. Мне очень захотелось увидеть его дом: наверняка, такой же странный, как он.
Он удивленно посмотрел на меня и сказал:
– Весьма нескромно. Тебя и сейчас ничего не смущает?
– Нет! – поспешила ответить я. – Меня уже давно ничего не смущает! Минут десять!
– Что ж… – замялся он. – Лучше все равно этого не делать… Понимаешь, ты очень красивая.
– И что? – напряглась я. Мне впервые об этом говорили. – Может случиться что-то плохое?
– Может… Давай-ка лучше разойдемся по своим домам.
Он резко развернулся и пошел к подъезду. Я не обиделась на него, всё это действительно выглядело слишком странно. Наверное, мне, и правда, пора. Но он почему-то остановился, чтобы сказать:
– Меня Антон зовут.
Он ушел. Я проводила его взглядом и пошла домой. Он практически прогнал меня. Но для меня ночи уже не будут прежними.
А вот дни, наверное, так и будут скучными и годными лишь на то, чтобы спать. И очередной день начинался. Увы, пора в школу. К серым одноклассникам, к учителям, которые думают, будто что-то знают. Там нет по-настоящему мудрых учителей.
