Какими чертами пополнился образ Обломова в итоге отношений этого героя с Пшеницыной? Сам того не ведая, Илья Ильич явился для Агафьи Матвеевны в благотворной роли, предсказанной отмеченным ранее смыслом его имени, сопрягающим пророка Илию с громом, дождем и плодородием. Став для своей «хозяйки», а потом супруги благодатным дождем, Обломов помог ей реализовать позитивный потенциал ее «хлебной» фамилии — в качестве «верной супруги и добродетельной матери» (А. Пушкин) уже не двоих, а троих детей, о каждом из которых он, со своей стороны заботился по-отцовски. Читатель романа наверняка помнит «громкую оплеуху», которой обычно мягкосердечный Илья Ильич отреагировал на выходку Тарантьева, посмевшего грязно исказить отношения героя с Ольгой Ильинской: «Вон, мерзавец! — закричал Обломов, бледный, трясясь от ярости. — Сию минуту, чтоб нога здесь твоя не была, или я убью тебя, как собаку!» (с. 346). Быть может, в иной форме, но Обломов, вне сомнения, защитил бы и честь своей жены — бывшей «простой чиновницы» Пшеницыной. Во всяком случае на явно обидный для нее вопрос Штольца в их последнем свидании «Как ты пал! Эта женщина… что она тебе…» он «покойно произнес: „Жена!“» (с. 375).

По характеру романной связи с Обломовым Агафья Матвеевна Пшеницына не антипод или альтернатива Илье Ильичу, как и он ей, но в свой черед не любящая крутых жизненных перемен (она не соглашалась и не согласилась бы переехать из родной ей Выборгской стороны Петербурга в обломовскую деревню) — его своеобразный душевно-нравственный свойственник.

Из девятнадцати сюжетных лиц «Обломова» мы пока ничего существенного не сказали о «братце» Пшеницыной, его «сослуживце» Исае Фомиче Затертом, бароне фон Лангвагене и горничной Ольги Ильинской Кате. Художественная функция последней, впрочем, ограничена участью счастливой «наперсницы» своей госпожи: в отличие от так и не обвенчавшейся с Обломовым Ольги, Катя, у которой был «свой роман» с кондитером, очевидно, стала его женой.

Иван Матвеевич Мухояров в нравственном отношении, как уже говорилось, — прямая противоположность значению его имени и патронима. Подобно «визитерам» Обломова, он лишен лица, точнее, скрывает его за «поношенным пальто» или в застегнутом «на все пуговицы» вицмундире и Обломовым обычно замечается «с большим бумажным пакетом под мышкой» (с. 236, 240). Последняя деталь и есть главный романный мотив этого субъекта — бумажной души, чиновника-крючкотворца, вымогателя и шантажиста. Основная примета его облика усилена более частными: «похожими на собачьи уши средней величины» хохлами на висках, глазами, что «не вдруг глядели на предмет, а сначала взглядывали украдкой, а во второй раз уж останавливались», и руками, «толстоватые, красноватые» пальцы которых «немного тряслись» (с. 240, 241).

«Честнейшая душа» (с. 282), по аттестации Мухоярова, Исай (от др. — евр. «помощь Яхве, спасение <…> Яхве», «спасение Господне») Фомич (Фома — от др. — евр. «близнец») Затертый — воистину двойник-подельник пшеницынского «братца», своими делишками («Затертый не первый раз запускает руку в помещичьи деньги, умеет концы прятать», — хвалил его Мухояров. — С. 307) оправдывающий лишь свою фамилию. Третий участник ограбления и шантажа Ильи Ильича — уже знакомый нам Михей Тарантьев.

Вся троица связана в романе начальной антитезой (телесно крупный, шумный и грубый Тарантьев, но остающийся за сценой и уже по этой причине тихий и незаметный Исай Затертый), а затем не положительной или отрицательной, а, так сказать, количественной альтернативой, ибо Иван Мухояров в качестве мошенника и лицемера явно превосходит обоих своих «приятелей». Порождение, в глазах Гончарова, аморальных нравов, царящих в среде мелкочиновной российской бюрократии, Мухояров, Тарантьев и Затертый, ничего общего не имея с Обломовым, вместе с тем своими махинациями с Ильей Ильичем дополнительно выявляют крайнюю непрактичность последнего и его детскую доверчивость к окружающим.

С ног до головы светский человек, барон фон Лангваген совершает в «Обломове» один единственный поступок: в четвертой части романа «он вздумал посвататься за Ольгу», ему, разумеется, отказавшую (с. 304). По всей очевидности, образованный в том же духе, что и Ольгина тетка, барон — также человек стереотип но-кастовый, интересный нам лишь в плане олицетворяемого им и Марьей Михайловной типа любви, о котором речь впереди.

Подведем итоги. Основными способами системного объединения персонажей «Обломова» стали такие связи-«сцепления» между ними, как антитезы (антиподы), альтернативы, двойничество (или свойственность) и параллели, а также их тройственные комбинации типа тезис — антитезис — синтез.

Рассмотренные двенадцать мужских и семь женских персонажей романа своим местожительством и действиями совокупно организуют три пространственно-временных локуса (от лат. «место») произведения в его сюжетной основе. Это квартира Ильи Ильича на одной из центральных улиц Петербурга и дом Ильинских на улице Морской, затем загородная местность с весенне-летним парком, озером и, наконец, окраинная Выборгская сторона с небогатыми частными домами, садиками и огородами и Безбородкиным парком поблизости. Четвертый локус романа — провинциальная Обломовка и ее окрестности — находится в его внесюжетной части и будет рассмотрена в следующей главке данного раздела.

Загородный и окраинный локусы «Обломова» связаны симметрическим параллелизмом, с подобием их внешних особенностей (там и сям господствует скорее природа, чем цивилизация, тишина, а не городские суета и шум, непосредственность, а не условность человеческих отношений)) и полярной противоположностью внутренних. Тем не менее в каждом из них по семь основных персонажей (на дачах: Обломов, Ольга, Марья Михайловна, барон фон Лангваген, Захар, Анисья, Катя; в доме Пшеницыной — Обломов, Агафья Матвеевна, Захар, Анисья, Акулина, Иван Мухояров, Исай Затертый). Тарантьев и Алексеев соединяют окраинный и дачный локусы романа с квартирой Обломова на Гороховой улице.

В числе двенадцати мужских персонажей личностями в полном смысле слова являются только два — Штольц и Обломов. В ряду семи женских — также лишь два: Ольга Ильинская и узнавшая любовь Агафья Пшеницына. С учетом того, что вторая и третья части романа имеют по 12 глав в каждой, цифра двенадцать повторяется в структуре «Обломова» трижды, троекратно же повторена и цифра семь.

О магическом смысле числа двенадцать уже говорилось в первом разделе данного путеводителя. Таковы же и числа три и семь, из которых последнее получило в истории человечества самое широкое применение — «здесь и семь Гесперид, семеро царей, напавших на Фивы, и семеро защитников Фив, семеро сыновей и семь дочерей Ниобы <…>; Платон представляет небесных сирен, поющих в каждой из семи сфер, и эти „семь сирен небесных сфер“ соответствуют семи девам в „Золушке“ и семи феям в легендах и фольклоре…»^[84]. В то же время сама семеричность иногда «берется как разделенная на числа „два“ и „пять“, а иногда <…> как разделенная на „три“ и „четыре“»^[85], словом, в этом случае имеет в своей основе триаду, ставшую в «Обломове» основной моделью группировки персонажей. В триаде же «жизненное единство внутренне расщепляется на три „момента“ — активный, пассивный и союз или результат их взаимодействия»^[86]. Именно так, как мы могли убедиться, выстраивает тройки своих героев и Гончаров: например, «активные» визитеры — «пассивный» Обломов, но преодолевающий их односторонности Штольц; «активная» Сонечка — «пассивная» Марья Михайловна, но гармоничная Ольга; «активная» Анисья — «пассивная» Акулина, но выросшая в духовную личность Агафья Пшеницына.

В единстве этих вертикально ориентированных триад с горизонтальными связями по парам (Обломов — Захар; Обломов — Тарантьев; Обломов — Пшеницына; Ольга — Марья Михайловна; Анисья — Акулина и т. п.) графически изображенная система персонажей «Обломова» обретает форму пирамиды. Обратившись к символике последней, мы увидим, что персонажная система центрального романа Гончарова организована этой геометрической фигурой более чем закономерно.