Литмир - Электронная Библиотека

Поэтому, если оставить в стороне вопрос о действительности возможности продолжения существования души человека после физической смерти, в объяснении содержимого подобных захоронений мы вполне можем обойтись без привлечения версии о «магических» представлениях неандертальцев.

Далее. Тот же Кликс пишет следующее:

«Некоторые непонятные рисунки, например сцена из пещеры Ласко, где бизон с выпущенными кишками, нагнув рога, наступает на полулежащего человека с головой птицы, могут быть, по-видимому, связаны с обрядами инициации или подготовки выступления на охоту» (там же).

Но ведь может быть и куда проще – охотник маскировался под птицу. И ведь такие примеры хорошо известны исследователям примитивных народов, у которых весьма нередко используется данный прием для повышения эффективности охоты. И никакая «магия» тут не причем. Как не причем и какой-либо «культ животного». Имеет место просто использование эмпирического опыта…

Вполне понятно удивление европейцев, столкнувшихся в свое время с абсолютно непонятными им целыми комплексами разнообразных действий так называемых примитивных народов, связанных с охотой. Тщательнейшая подготовка оружия, раскрашивание собственных тел охотниками, коллективные песни и какие-то согласованные телодвижения, имитирующие охоту. Ну, чем это не «заколдовывание» будущей жертвы или «задабривание души» убитого животного?..

Именно так это и трактуется обычно. Как в отношении современных примитивных народов, так и в отношении древних культур. Но и это – далеко не единственный вариант объяснения столь странных для нас действий.

Посмотрим на это опять-таки сугубо с прагматической точки зрения.

Коллективная охота требует взаимной координации действий охотников, а максимальной эффективности этой координации можно добиться лишь при предварительном согласовании действий участниками охоты. Схематично-символическое изображение самого процесса охоты, воспроизведение или имитация участниками охоты своих действий, очевидно, является наиболее эффективным способом как предварительного согласования стратегии и тактики непосредственно планируемого акта охоты, так и «наглядным пособием» для обучения подрастающего молодняка.

Аналогичным целям вполне могут служить «охотничьи ритуалы» не до, а после охоты. Только здесь может осуществляться планирование будущих действий на более отдаленное будущее и производиться дополнительно «разбор полетов» по только что завершенной охоте (что также необходимо для повышения эффективности охоты в будущем).

Ну, и причем здесь «магия» или «религиозность» ритуала?..

Есть в этих ритуалах и еще один момент, отмечаемый современными этнографическими исследованиями. Скажем, перед боем с соседним племенем в процессе имитации предстоящего боя воины-мужчины заранее достигают того эмоционального состояния, которое позволяет максимально эффективно провести будущие боевые действия. Выслеживание «невидимого врага», его преследование и мнимое убийство оказываются не «заколдовыванием» врага, а средством достижения того психологического состояния, которое является целью всей патриотически-воспитательной системы в современной армии. Причем, средством весьма эффективным, вследствие хорошо известной психологам взаимосвязи моторной (то есть двигательной – в упрощенном понимании) деятельности с эмоционально-психологическим состоянием.

И снова возникает вопрос: почему в таком случае подобные действия представителей примитивных народов трактуются именно как «магические»?.. Ответ достаточно очевиден: потому что так захотелось исследователям под давлением господствующего ныне в исторической науке подхода – списывать все на некую «мистичность» примитивных племен. Автоматически происходит и экстраполяция этих представлений на древние культуры...

Ясно, что если изменить подход и не навязывать самим себе заранее подгонку под какую-то чрезмерную «мистичность» наших предков, то и представления о древних культурах у нас автоматически изменятся. Причем измениться они могут довольно серьезно – основной движущей силой древнего человека вместо религиозно-мистических суеверий может оказаться объективный анализ окружающей действительности и прагматический подход.

Однако и  в этом случае не следует бросаться в другую крайность – отрицать полностью и целиком религиозную составляющую и ее немалую роль в жизни древних культур просто нельзя. Это будет необъективным подходом. Уж слишком много свидетельств того, что наши предки действительно поклонялись огромному количеству всевозможных богов.

И здесь возникает другой вопрос. Если это имело место быть, то оно должно иметь причину. Причем причину достаточно важную, потому что она порождала не быстро меняющиеся бытовые суеверия, а устойчивые религиозные системы, сохранявшиеся на протяжении весьма и весьма длительного времени.

Для общества же, в котором, как указывалось выше, вполне возможно, доминировал прагматический подход, эта причина должна быть тем более важной. Ведь достаточно очевидно, что без наличия подобной причины, без постоянного стимулирования тех самых «религиозных представлений» прагматическое общество быстро бы от них отказалось.

Так что же это была за причина?..

Официальная версия

В самом упрощенном виде представляемая современной наукой причина появления религиозных культов и обрядов сводится к тому, что у древнего человека не хватало знаний об окружающем мире. Этот древний человек, дескать, не знал, что явлениями и событиями в мире управляют естественные законы, и объяснял происходящее вокруг действием неких сверхъестественных сил – духов и богов. Множественность и разнообразие же объектов и явлений реального мира приводило и к множественности этих самых сверхъестественных сил. Именно это нам втолковывает историческая наука, начиная еще со школьной скамьи.

Но если для школьника такое объяснение и может показаться на первый взгляд вполне логичным и понятным, то скептический аналитический ум взрослого человека способен уловить в этой версии весьма серьезное противоречие.

Действительно. Для того, чтобы «изобрести» несуществующие в реальности (как это представляет та же самая версия) некие «сверхъестественные сущности», управляющие всем вокруг, человек должен обладать достаточно развитым мышлением. Более того: он должен обладать очень развитой способностью именно к абстрактному мышлению. Между тем представляемая исторической наукой версия базируется как раз на прямо противоположном – на том, что древний человек обладает мышлением примитивным, для которого характерно господство принципа «что вижу – то пою». Говоря другими словами, примитивное мышление ориентировано на простое описание окружающих явлений, а вовсе не на изобретение абстракций.

И если проанализировать с этой точки зрения имеющиеся древние изображения, тексты и прочие артефакты, не имеющие прямого отношения к религиозной сфере деятельности, то именно такой вывод мы и получим. «Наглядно-прикладная» ориентированность мышления будет тут просто очевидна. И это легко прослеживается на протяжении практически всей древнейшей истории вплоть до периода античности – до времен древнегреческой культуры, когда (и только когда) появляется мифопоэтическое творчество в полном смысле этого слова, и когда человек начинает творить в сфере абстрактных образов и отвлеченных понятий.

Но почему тогда в сфере религиозной деятельности этот же самый «примитивный человек» умудряется подняться до высот высочайших абстракций тысячелетиями ранее?.. Такого же не бывает, чтобы в одной сфере человек был на что-то способен, а в другой – абсолютно не способен на то же самое.

Противоречие очевидно. Причем это противоречие «работает» и против того базового положения все той же версии, согласно которому человеком движут одни и те же вполне естественные законы.

Как же быть?..

Пожалуй, единственным сколь-нибудь связанным вариантом ответа на этот вопрос в исторической науке до сих пор остается теория Леви-Брюля, которая с самого своего появления неоднократно подвергалась (подчас резкой) критике со стороны самих историков и других исследователей.

3
{"b":"195521","o":1}