Но Джонни Хайд только что умер. Его семья категорически запретила вызывающей актрисуле присутствовать на похоронах. И все-таки в тот день некая молодая особа с выдающимися формами и светлыми прядями, спрятанными под черной мантильей, опирающаяся на руку женщины средних лет, странным образом похожей на Наташу Лайтесс, явилась на церемонию, стараясь не выделяться (но безуспешно). В отчаянии от утраты друга, который так в нее верил, драгоценной опоры, «отца», она с рыданиями бросилась на его гроб — впоследствии она сама рассказывала об этом, и этот эпизод приводится во всех биографиях. Можно себе представить, какой вышел скандал. И вот она снова одна, в очередной раз покинутая, со своими сомнениями и призраками, и многообещающее будущее не может удержать ее среди живых, помочь устоять перед зовом небытия, отчаянием, которое накатывает на нее волнами после периодов безумного возбуждения, напоминает, откуда она пришла, что выстрадала, и о белокурой ловушке, в которую она сама себя поймала и где может задохнуться со дня на день.
Утро 24 декабря 1950 года.
После непродолжительного периода ремиссии ее мать в итоге вернулась в сумасшедший дом. Отцу она вообще никогда не была нужна. Она одна, отчаянно одна. Посредственная актриса, погибшая девушка. Отражение в зеркале вызывает у нее отвращение. Как нужно было извратить себя, чтобы дойти до этого? Пришел почтальон, принес большую посылку, отправленную Джонни Хайдом перед смертью. Чувствительное создание не ожидало получить подарок в такой день, да еще и с того света. Это норковая пелерина. Меха для принцессы, для его звезды. Маленькой принцессы, которую настигло небытие, и она проглотила все таблетки из аптечки, оставив на двери записку для Наташи. Первый ложный выход в направлении вечных кулис. На сей раз ее чудом спасло появление Наташи Лайтесс, она отделалась промыванием желудка и непродолжительным пребыванием в больнице. От пытки Рождеством спасаются, как могут. Значит, смерти придется подождать. Пока ей снова нужно надеть костюм блондинки и, сморгнув слезы, предстать перед камерой с лучезарной улыбкой. 1951 год должен стать решающим в профессиональном плане: либо Мэрилин Монро будет королевой, либо окончательно погрузится в небытие, откуда она пришла.
Уже в январе «XX век Фокс» дала своей новой блондинке небольшую роль в незначительной комедии, снятой Хармоном Джоунсом, — «Моложе себя и не почувствуешь»: роль Гарриет, сексуальной и наивной секретарши, которая виляет бедрами в платьях, не дающих воли воображению. Обвал писем, которые стали слать на студию после выхода фильма, в принципе, должен был убедить Занука, что Мэрилин Монро слишком красива и чувственна, чтобы играть вечных секретарш, что голос у нее особенный, прическа, откровенные изгибы, интонации, походка и выражение лица, которые теперь доведены до совершенства, начинают проникать в бессознательное зрителей. Ничего подобного. Занук так ничего и не предпринял, зациклившись на пошлой игре средненькой актрисы. «Секретарша», подвластная и услужливая, — мужская мечта наряду с медсестрой или стюардессой[10]. Дэррил Френсис Занук не видит, что у Мэрилин Монро другое место. Она мечта, и должна ею остаться.
На этом этапе следовало попытаться продемонстрировать то, что открыл Джонни Хайд и чего все еще не различал Занук, то самое, благодаря чему Мэрилин Монро выбьется из ряда смазливых голливудских актрис, выделится из толпы и станет величайшим секс-символом в мире. Почему она? Почему эта «деревянная», бесталанная девушка, «совершенно тусклая» (как сказал один из ее партнеров), неестественная и во многих смыслах жалкая? Как объяснить магнетизм, безумную силу влечения, зависимости, которую она порождает в других? Какой необходимости, реальной или вымышленной, она ответит? Ибо в начале 1951 года это творение уже приобрело почти законченный вид. Волосы обесцвечены до нужной степени, макияж полностью продуман, фигура идеально вылеплена, позы и производимый эффект отлажены. Но достаточно ли этого, чтобы произвести фурор? Конечно нет. Что, Мэрилин сочнее, пышнее других актрис своего времени? Не совсем. Но с того самого дня, когда она совершила свое великое открытие в школе, она осознала власть тесной одежды, поняла, как извлечь выгоду из всех частей своего тела, как выглядеть завлекательной, красноречивой, провоцирующей. Уловки и нарочитость, подогревающие интерес прессы, гоняющейся за сенсациями. И в то же время ощутимая хрупкость, видимое отчаяние.
В самом деле, зритель ослеплен светлым, полным изгибов, сверкающим, свежим и чистым образом юной Мэрилин Монро на экране еще и потому, что смутно угадывает: между дублями техническим сотрудникам приходится выискивать ее по углам, куда она забивается, чтобы выплакаться и побыть собой — жалким покинутым существом, совершенно не верящим в себя, и даже присутствие Наташи Лайтесс не способно ее успокоить. Вот почему Мэрилин будет пробуждать в мужчинах и женщинах целую бурю различных чувств, от желания до сочувствия, но никогда — враждебность. Все очень быстро поняли, что роковая блондинка по имени Джойс, появляющаяся в другой комедии «XX век Фокс», снятой в апреле, — «Давай поженимся» — привлекательная манекенщица, которая хочет выйти замуж за миллионера (еще одна повторяющаяся тема), с сочными губами и теперь уже хорошо видной родинкой, равно как и пышная Роберта, в том же году нарушившая покой симпатичной нью-йоркской пары из «Любовного гнездышка», — всего лишь иллюзия, киношный спецэффект, который исчезает, стоит только выключить проектор. Это не очевидно, не выставлено напоказ, но скрыто присутствует уже в первых ролях Мэрилин. Если она роковая женщина, то никогда не женщина-вамп, самоуверенная, спесивая или неприступная, какой была Джин Харлоу. Простая и нежная, она хочет только быть любимой, всегда полна человечности, доброты, простодушия, даже когда появляется в купальнике на краю бассейна (в «Давай поженимся») со своими крутыми бедрами, чрезмерным макияжем и украшениями, с явным намерением любой ценой соблазнить богатого мужчину, о котором все только и говорят. Виден изъян. Можно разглядеть несчастную сироту, которую неотступно преследуют безумие и смерть, восстановленную справедливость, реванш за плохое начало жизни. Седьмая муза существует для того, чтобы порождать желание. И стремление его утолить. В Мэрилин нашла свое идеальное воплощение американская мечта. Лишь бы не разбить ее. СМИ и сама Мэрилин взялись ее оберегать.
Тем временем потенциальной звезде так же тесно в одежде, как и в амплуа, которыми ее по-прежнему снабжает «XX век Фокс». Если Мэрилин-Джойс, настоящая секс-бомба, не смогла взять верх над Клодетт Кольбер — все еще пикантной, но все-таки стареющей, то лишь по вине многочисленных слабых мест малоправдоподобного сценария и упорствовавшего в своем заблуждении Занука, который задвигал Мэрилин на второй план, тогда как все смотрели только на нее. В дурацких фильмах, выходивших один за другим, где слабость сценария компенсировали только сцены, где появляется Монро (такое впечатление, что их присочиняли нарочно, лишь бы показать блондинку, которая у всех на устах, в самых сумасшедших нарядах), запоминалась она одна. И не потому, что она красивая, сексуальная, манящая. Прежде всего потому, что она всегда одинока, без семьи и привязанностей, без прошлого, появляется ниоткуда посреди чужой истории, шурша своими нарядами, со своим тоненьким голоском, невинным видом, удивленным и доверчивым, своей потребностью в любви. Она всегда играет на двух досках. На экране и перед журналистами, которым она сразу рассказала про свое трудное и несчастное детство, детский дом, умерших родителей, что не было ни ложью, ни карьеристским расчетом. Просто одна из граней правды в мире химер, где она укрылась. И она все еще оплакивает Джонни Хайда. Мэрилин легко плачет, это ее манера отвечать на вопросы интервьюеров — жалобным взглядом больших печальных глаз, только что сверкавших лукавством и бесстыдством. И в довершение всего в ней начинает утверждаться нечто новое, и это уже фирменный знак актрисы: юмор, умение подать реплику, повернуть дело в свою пользу. Нерешительная, колеблющаяся, неуверенная Монро часто будет проявлять при журналистах острый и язвительный ум, ловко ломая свой имидж. Она уже начинает так себя вести, сознавая, что лучше казаться сильнее, чем ты есть. Неуловимая Мэрилин, которая продолжает позировать для глупейшей рекламы в шортах и на высоких каблуках, играть дежурную блондинку для любого спортивного или иного события и постоянно расхаживает с книгами Пруста и Фрейда под мышкой, утверждая, что записалась на вечерние курсы по литературе при Калифорнийском университете.
