– А мне кажется, что Вы понапрасну теряете время, – сказала Алиса.

– Как бы не так! – возмутился Шляпник. – Время не потеряешь… Не на того напали!

Взяв заварочный чайник, Шляпник налил из него в чашку мышь, что сонно встрепенулась:

– Конечно, конечно! Я с вами полностью согласна, – чтобы тут же вновь уснуть.

– Ты со Временем, небось, никогда и не разговаривала? – встрял в разговор Мартовский Заяц.

– Хотя я и не разговаривала, – Алиса стояла на своем, – но зато никогда не задумывалась, как убить время.

Шляпник, Заяц и Мышь от ее слов оцепенели от ужаса, затряслись, скукожились, не переставая боязливо оглядываться на сотни часов, грозно тикающих позади них.

– Время этого не любит, – прошептал Шляпник.

– Вот! А с нами оно поссорилось, – подхватил Мартовский Заяц.

– И теперь у нас все время шесть часов.

м/ф «Алиса в Стране Чудес»,

Киевнаучфильм, 1981

Упущенные шансы, недосказанные слова, нереализованные желания или несовершенные поступки никуда не уходят, дожидаясь, когда кто-нибудь, наконец-то, поставит точку. И даже когда придет Конец Времен и ВСЕ обратится в НИЧТО, останутся лишь наши незавершенности, одиноко болтающиеся в пустоте бесконечного ожидания…

Via еst vita.

Жизнь – это дорога.

Пока сижу на крыше, солнце уже три раза успевает расцвести и угаснуть. Кому-то это может показаться чересчур, но по мне – в самый раз. Главное – я получаю огромное удовольствие, наблюдая за передвижением огненного диска по небосклону и мерцанием звезд в ночи.

Ну, конечно же, приходится периодически спускаться. Попробовал бы хоть кто-нибудь остаться под солнцем в такое пекло – с ума можно сойти. Это – во-первых. Во-вторых, любой разумный человек догадается, что мне необходимо питаться (не святым же духом, в самом деле) и ходить в туалет (понимаю, что никто не увидит, но все же).

Поэтому сейчас, когда солнце принялось добросовестно пылать, изводя ультрафиолетом, я встаю, надеваю плавки, собираю прилежно спрессованные мною алюминиевые банки-блинчики из-под «Доктора Пеппера» и, зажав свободной рукой нос, с разбега ныряю «солдатиком» в соленые изумрудные волны.

Немного поборовшись с плотью воды, выныриваю у самой лестницы и, зацепившись рукой за нижнюю ступеньку, почти касающуюся океанской глади, бросаю мусорный пакет в тамбур. И только затем с небольшим усилием забираюсь туда сам. Пробежав по давящему духотой вагону, спасаюсь бегством в своем купе. Здесь меня ждет кондиционер (Благослови его, Господи!), банка холодного (после коридора кажущегося ледяным) любимого напитка и интересная книжка. Правда, еще не знаю, какая: ведь старую я уже прочел, а новая еще не появилась). Оказывается, «Почерк Леонардо» Дины Рубиной. Но, несмотря на интригующее начало, я, разморенный жарой, погружаюсь в благословленный кондиционером сон.

Проснувшись и наскоро перекусив, вооружившись веником и тряпками, начинаю ежедневную уборку вагона. Старт беру с тамбура и коридора. Пройдусь по всем купе и уже в последнюю очередь почищу туалеты. И все… Я свободен на весь оставшийся свет и тьму! Опять могу лезть на крышу, захватив с собой снедь и напитки, книжку и магнитофончик-бумбокс, чтобы заняться своим любимым делом – лениться.

Как раз подстраиваясь под мой распорядок, солнце перестает нещадно жечь, и уже ничто не стоит на моем пути. Стянув плавки и вытянув длинные ноги, могу поджаривать тело, придавая ему равномерный аппетитный оттенок «а-ля курочка гриль», ненадолго прерываясь лишь для того, чтобы в очередной раз нырнуть в прохладную синеву. Блеск!

Я сижу на крыше моего вагона уже три полных солнечных цикла. А значит, уже в третий раз я могу наблюдать, затаив дыхание, последние лучи уходящего солнца.

Божественно красивый, расцвеченный яркими красками закат, слепящий и целующий душу, околдовал, заворожил, увлек. Золотисто-оранжевые оттенки среди спокойного океана – что может быть лучше? Что?

Отраженные в маленьких волнах дети уходящего светила сливаются с монолитом океана. Оборачиваясь ковровой дорожкой, она приближается к самым ногам. Хочется, доверившись ощущениям, шагнуть на нее и посмотреть, куда же все-таки ОНО манит – огромное, теплое, дающее жизнь… Солнце.

Уже третий цикл света и тьмы, неподвижно возлегая на крыше поезда, следующего по маршруту «Ниоткуда–Никуда», я смотрю на блистательный закат и пытаюсь в очередной раз хоть что-нибудь понять или вспомнить, мучая себя вопросами.

Если бы я решил кому-нибудь поведать о тех безмятежных днях. Кому-нибудь, кто не имеет ни малейшего представления обо мне. Он или она, я уверен, ничего не смогли бы понять из моих слов. Это точно.

Сначала я лежу на крыше. Потом, когда становится невыносимо жарко, ныряю в океанские воды. Оттуда – прямиком отсыпаться не куда-нибудь, а в вагон поезда. Уборка. И уже в конце – гулять по дорожке заката.

Со стороны послушать – полнейшая чушь!

Но это лишь для того, кто мыслит стандартными мерками – поземному. А я – за переделами Земли, и это стало мне понятно довольно давно. Откуда? Да просто догадался!

Конечно, будь я хорошим рассказчиком, уважающим своих слушателей и их «земную логику», точно бы не начал с тех трех, проведенных посреди океана дней. Стоило поведать все с самого начала, последовательно излагая события, собрав их в единую логическую цепочку. Но, во-первых, рассказывать некому. А, во-вторых, как по мне, так те океанские воспоминания действительно достойны внимания.

Хотя (с другой стороны), пожелай я начать с самого начала, то о чем, собственно, говорить? О каком таком «начале», если его попросту нет? Чем все закончилось, я знаю. А с чего началось? Сколько помню себя, столько я проводник в этом вагоне. Все просто! Я есть проводник. Проводник – это я. Вот так.

Вагон в моем распоряжении – самый что ни на есть обычный. Длинный, устланный ковровой дорожкой коридор соединяет два тамбура, а между ними – девять купе. В каждом – по четыре койко-места. Два туалета, душевая. Окна украшены всегда безупречно чистыми занавесочками. И (самое главное) – прямо напротив всегда раскаленного «Титана» – мои личные апартаменты: купе проводника с двумя койками, маленьким холодильником и микроволновкой. Есть даже полка, где вполне смогут разместиться с десяток пухлых томиков. Но свободное место здесь расходуется нерационально. Там неизменно лежит одна-единственная книга.

Лишь дочитав очередной роман или сборник, обнаруживаю на его месте совсем другой – достаточно лишь положить книгу на полочку-самобранку. Со стороны это выглядит, будто полка сама знает, когда книга мной прочитана, а когда нет. Я даже экспериментировал – положив книгу, отводил взгляд всего на секунду, и… Опля! Уже новый фолиант занимал исходную позицию. Причем с недочитанными книгами этот фокус не проходит. Слава Богу, тот, кто составляет для меня, так сказать, «рид-лист», чутко улавливает мои вкусы и еще ни разу не подсунул какую-нибудь ерунду.

Что-что? Самопоявляющиеся книги – странно? «Ничего подобного, – отвечу я. – Все познается в сравнении!»

Сопоставив книготелепортацию со всем остальным, что является моими серыми буднями, Вы сочтете ее ничтожной козявкой рядом со слоном. Книги и, соответственно, полка-самобранка – всего лишь мизерный штрих! Как, впрочем, и обожаемый холодильник с невесть как образующейся провизией (все по тому же принципу: закрыл – открыл – готово)… И подставка для компакт-дисков с бесконечно обновляющимся калейдоскопом исполнителей. И даже (извиняюсь за подробности) туалет, с которым я тоже долго проводил опыты, пока не смирился. Потому что привыкнуть к такому нельзя!

И так постоянно! С каждым разом я узнаю все больше нового о вверенном мне вагоне. Точнее, о моем вагоне! Ведь он – мой. И никуда от этого не денешься. Правда, не денешься. Уже сколько раз пробовал!