Эта повесть о летчиках гражданской авиации, которая более чем за полвека своего существования вписала немало ярких, неповторимых страниц в историю страны и в свою собственную историю.

Убедительное тому подтверждение — ордена на знамени Аэрофлота, единодушное международное признание за Аэрофлотом славы одной из крупнейших авиакомпаний мира. Сегодня, пожалуй, нет такой отрасли народного хозяйства, к которой не были бы причастны летчики гражданской авиации. Свидетельство тому — золотые звезды Героев Советского Союза и Героев Социалистического Труда, правительственные награды на груди многих и многих наших товарищей — таких, как отважные бойцы в годы минувшей войны, дважды Герои Советского Союза Евгений Федоров и Дмитрий Глинка, Герои Социалистического Труда Григорий Никифоров, Константин Никитенко и Александр Барышников. Среди них — Константин Сапелкин, первым из летчиков-москвичей «приручивший» ИЛ-62, одну из самых совершенных в мире машин; среди них — Виктор Филонов, Никодим Усанов, Петр Солдатов — первые из первых, кто осваивал реактивную технику, прокладывал первые трассы в небе Арктики и Антарктики, Дальнего Востока, Сибири. Люди высокого гражданского долга. Летчики высочайшего профессионального мастерства. Их мужество и героический труд достойны подражания. Общей протяженности преодоленных каждым из них расстояний с лихвой хватит на несколько космических рейсов.

Эта повесть о людях одной на тех профессий, которая, в особенности у молодежи, всегда вызывала и будет вызывать постоянный, неослабевающий интерес. Истоки его понятны. Раздумывая о жизни, выбирая путь, точку приложения сил, юношество всегда более тяготело к профессиям, в основе которых героическое начало — назовем это так — было выражена с особой отчетливостью. Профессия авиаторов, в силу самой специфики нашей работы, богатой ситуациями иногда не просто необычными, а требующими мобилизации всех нравственных сил, принадлежит к их числу.

Итак, эта повесть о летчиках.

Но не ищите в ней «случаев», «происшествий» и всего того, чем иной раз, пожалуй, лаже перенасыщены бывают книги о нас.

Это рассказ о самом обыкновенном пассажирском рейсе — в расписаниях Аэрофлота он значится под номером 2233 — выполненном в один из самых обычных дней одним из самых, как говорится, обычных наших экипажей.

Вслед за автором повести я подчеркиваю это будничное слово «обычный», ибо здесь мы и подходим к тому самому главному, ради чего, собственно, и написана эта небольшая по объему, но чрезвычайно плотная по содержанию повесть.

Самый обычный будничный день. Самый обычный будничный рейс. Один из самых обыкновенных экипажей. Не герои. Не лидеры. Но те, без кого лидеры существовать попросту не могут.

Да, это высшее проявление прекрасной человеческой сущности и величия человеческого духа, — когда, оказавшись даже в «закритических» обстоятельствах, человек побеждает их ради большой цели, делая возможным, казалось бы, невозможное. Не каждому это дано, но каждый, кто это умеет, по праву может зваться героем.

Но никак не меньших душевных и каких угодно других затрат требует преодоление повседневности, умение справляться с той монотонностью будничности, которая так хорошо знакома любому из нас, под грузом которой иной раз ломаются даже очень сильные люди.

Для этого нужен характер.

Герой — это человек, в характере которого в критические минуты проявляются наиболее полно и ярко лучшие из лучших черт, составляющих и определяющих характер народа, к которому он принадлежит. Ибо герои не существуют сами по себе. Они, как драгоценные кристаллы из насыщенного раствора, рождаются из народа. Из того великого множества одними стремлениями и идеалами сцементированных в монолитную созидающую силу людей, у которых научились они мужеству, благородству, благодарной любви к земле, их взрастившей, любви к избранному делу, в котором они сумели проявить себя наиболее ярко и полно. Вот главная мысль повествования. Вот чем обусловлен авторский выбор героев рассказа.

…В самом деле, что мы знаем о них? В лучшем случае объем этого знания ограничен дежурной информацией бригадира бортпроводников: «Рейс выполняет экипаж Московского ордена Ленина транспортного управления гражданской авиации, командир корабля — пилот первого класса такой-то».

Автор открывает перед читателем дверь пилотской кабины. Точность деталей, отобранных им для ответа, в сочетании со строгой документальностью повествования заставляет нас совершенно иначе прочитать для себя безликое «пилот первого класса такой-то», добавляя к нашему зрению еще каплю зоркости, к нашему знанию еще крупицу истинного понимания этой профессии. И в этом, нам кажется, заключено одно из главных достоинств повести «Там, за облаками…».

Они такие же, как все, эти летчики одного из многих экипажей. Как и у всех, у них в жизни не все временами гладко, не все просто. Они только, быть может, острее видят и чувствуют, тоньше воспринимают окружающий мир. Но такова уж специфика их работы. Это она делает их такими, и без этого они невозможны так же, как невозможны музыканты, лишенные слуха.

Г. И. ПОЛЕЖАЕВ,

начальник Управления по политико-воспитательной работе

Министерства гражданской авиации СССР

Этому нет имени на человеческом языке. И никто до сих пор толком не знает: мгновение это, или состояние души. Лучше всего это могли бы объяснить, наверное, птицы. Но нам не дано понимать их язык.

В этом что-то есть от мгновения. Потому что каждый раз в долю секунды, в одни ее ослепительный миг вмещается вся твоя жизнь от начала до той точки во времени, когда колеса твоей машины снова отрываются от бетона взлетной полосы. Но, наверное, это все же состояние души. Потому что оно не исчезает и не появляется вновь. Это всегда в тебе и с тобой, как биение сердца, как струна, готовая отозваться.

…Вот ты идешь по бульвару, ветер лохматит прически молоденьким липам, их кроны льются под ветром зеленым шумным дождем. Старики играют в шахматы, неспешно беседуют о чем-то своем, просто подремывают на пригретых солнцем скамейках. Щебетом птиц щедро пересыпан беззаботный смех детей. Ты наслаждаешься солнцем — здесь свет его и тепло совсем иные, чем на высотах; вслушиваешься, как в музыку, в смех детей, в дождевой плеск листвы, тяжелой от густеющего с каждым часом июльского зноя, — все это тебе не так уж, в сущности, часто выпадает видеть вот так, вблизи. Ко всему этому ты сегодня как бы заново привыкаешь, вернувшись из далекого далека. Там, где еще вчера провел ты свои долгие часы, за бортом стоял почти космический, по среднеземным понятиям, холод, и небо окоченевшей бездной нависало над головой, и не было видно земли внизу, под угрюмо-непроницаемыми облаками. Она только угадывалась по показаниям радиовысотомера да по голосам дежурных радистов по трассе полета. Но голоса прослушивались так слабо, словно долетали до слуха из запредельных пространств. Завтра это все для тебя повторится снова. Может, только облачность случится полегче. Но земля все равно покажется чуточку нереальной, как бывает во сне — лишенная высотой уверенной определенности своих очертаний. И снова, когда вернешься, тебе, как никому больше, будет светить солнце и будут петь птицы, ни одной из которых никогда не подняться до высоты твоего полета. И снова покажется музыкой даже неторопливый скрип гравия под каблуками — вот как сейчас.