– Я не могу терять времени, выслушайте меня. Сегодня, когда мой зять и дочь отправились в гости к Маликам, я велела Франсуа быстро выкатить наш старенький «рено»… Они об этом и не догадываются. Они, конечно, до вечера не вернутся домой… Вы поняли?

– Нет… Да…

Пока что он понял только одно: старая дама уехала из дому тайком, без ведома своей семьи.

– Могу побожиться: знай они, что я здесь…

– Простите, а где вы живете?

– Ну конечно в Орсене!

Таким тоном могла бы сказать королева Франции: «Ну конечно в Версале!»

Разве не всем было известно, что Бернадетта Аморель – фирма «Аморель и Кампуа» – жила в Орсене, деревушке на берегу Сены, между Корбеем и лесом Фонтенбло?

– Что вы на меня смотрите, как на помешанную? – продолжала старая дама. – Конечно, они постараются вам это внушить… Но вы не верьте им.

– Простите, мадам, могу ли я позволить себе спросить, сколько вам лет?

– Позволяю, молодой человек. Седьмого сентября мне стукнет восемьдесят два… Но у меня еще нет ни одного вставного зуба, если это вас интересует. И вполне возможно, что я еще успею кое-кого похоронить… Кстати, я была бы счастлива похоронить своего зятя…

– Не хотите ли чего-нибудь выпить?

– Стакан холодной воды, если у вас найдется.

Он сам подал ей стакан.

– В котором часу вы выехали из Орсена?

– В половине двенадцатого. Как только они ушли… Я предупредила Франсуа. Франсуа служит у нас помощником садовника… Он славный малый… Я помогала его матери при родах, когда он появился на свет… Никто в доме и не подозревает, что он умеет водить автомобиль… Однажды ночью, когда мне не спалось – надо вам сказать, комиссар, что я никогда не сплю, – я заметила, как он при лунном свете пытается завести наш старенький «рено»… Это вас интересует?

– Очень.

– Такие-то пустяки!.. Старая машина стояла уже не в гараже, а в конюшне. Это лимузин, который остался еще от моего мужа… С тех пор как он умер, прошло уже двадцать лет, так что можете судить сами… Так вот, этот парнишка – не знаю, как ему удалось, – сумел починить машину и ночью разъезжал на ней по дорогам.

– Это он вас сюда привез?

– Да. Он ждет меня у дома…

– Вы не завтракали?

– Я ем только тогда, когда у меня есть свободное время. Терпеть не могу людей, которым вечно хочется есть…

При этом она невольно окинула укоризненным взглядом толстый живот комиссара.

– Вот видите, как вы потеете. Но это ваше дело… Мой муж тоже хотел все делать по-своему, и его давно нет в живых… Ведь вы уже два года на пенсии, не так ли?

– Да, скоро будет два года.

– Значит, вы скучаете. И стало быть, согласитесь сделать то, что я вам предложу… В пять часов здесь останавливается поезд, идущий на Орлеан, и я могла бы по дороге подбросить вас на вокзал. Конечно, самое простое – отвезти вас на машине прямо в Орсен, но вас там сразу заметят, и все дело будет загублено.

– Простите, мадам, но…

– Я так и знала, что вы заупрямитесь. Но послушайте меня! Мне просто необходимо, чтобы вы провели несколько дней в Орсене… Пятьдесят тысяч, если справитесь с делом. А если не получится – пусть будет десять тысяч плюс все издержки.

Она открыла сумку и стала перебирать приготовленные банкноты.

– В Орсене есть гостиница. Вы не рискуете ошибиться, другой у нас нет. Она называется «Ангел». Вам там будет ужасно неудобно, потому что бедная Жанна – полусумасшедшая. Ее я тоже знала совсем маленькой. Быть может, сначала она не захочет вас принять, но вы сумеете с ней поладить, я в этом не сомневаюсь. Она будет довольна, если вы заведете с ней разговор о болезнях. Она убеждена, что у нее есть все до одной!

Мадам Мегрэ принесла поднос с кофе, но старая дама, не оценив этой любезности, отослала ее обратно:

– Что это значит? Кто вам велел приносить кофе? Унесите…

Она приняла ее за служанку, так же как поначалу приняла Мегрэ за садовника.

– Я могла бы порассказать вам такое… но я о вас много слышала и понимаю, что у вас и у самого хватит ума, чтобы во всем разобраться. Советую вам только одно: не давайте моему зятю обвести вас вокруг пальца. Он может опутать любого. Весьма любезен – другого такого любезного человека не найдешь, любезен до тошноты. Но в тот день, когда ему отрубят голову…

– Простите, мадам…

– Вы слишком много извиняетесь, комиссар. У меня была внучка, единственная внучка – дочь этого проклятого Малика! Малик – фамилия моего зятя. Это вы тоже должны знать. Шарль Малик… Моей внучке, Моните, на будущей неделе исполнилось бы восемнадцать лет…

– Вы хотите сказать, что она умерла?

– Ровно неделю назад. Позавчера мы ее похоронили. Ее тело прибило к нижней плотине… А раз Бернадетта Аморель говорит вам, что это не несчастный случай, вы должны ей верить. Монита плавала как рыба. Кое-кто попытается вас убедить, что она была неосторожной, любила купаться в одиночестве в шесть часов утра, а иногда даже ночью. И все-таки утонуть она не могла! А если они будут твердить, что она, быть может, хотела покончить с собой, скажите им, что они лгут.

Внезапно, без всякого перехода, комедия превратилась в трагедию, но странно: старая дама не плакала. Ее удивительно черные глаза даже не увлажнились.

Она шла напролом, уверенная в своей правоте, не считаясь ни с чем. Теперь она, по-видимому, ни на минуту не сомневалась, что уже завоевала Мегрэ только потому, что ей этого захотелось.

Она тайком уехала из дома в невероятном автомобиле, с парнишкой, который едва умел водить машину. Так она пересекла всю территорию Бос, не позавтракав, в самое жаркое время дня. Теперь она нетерпеливо посматривала на часы, которые по-старомодному носила на цепочке, как медальон.

– Если у вас есть ко мне какие-нибудь вопросы, задавайте побыстрее, – заявила она, уже готовая подняться.

– Как я понял, вы не любите своего зятя?

– Ненавижу.

– Ваша дочь тоже его ненавидит? Она несчастлива в браке?

– Этого я не знаю и знать не хочу!

– Вы не ладите с дочерью?

– Предпочитаю не обращать на нее внимания. Она такая бесхарактерная, такая безвольная…

– Вы сказали, что семь дней назад, то есть в прошлый вторник, ваша внучка утонула в Сене.

– Ничего подобного я не говорила. Нужно повнимательней слушать. Мониту нашли мертвой в Сене, у нижней плотины.

– Однако никаких телесных повреждений обнаружено не было, и врач выдал разрешения на похороны?

Она только окинула его высокомерно-презрительным взглядом, в котором промелькнула тень жалости.

– Как я понимаю, только вы одна подозреваете, что смерть девушки могла быть насильственной?

На этот раз она не выдержала:

– Послушайте, комиссар! У вас репутация самого умного полицейского во Франции. По крайней мере, самого удачливого. Одевайтесь! Сложите вещи в чемодан! Через полчаса я высажу вас на вокзале в Обрэ. В семь часов вечера вы будете уже в гостинице «Ангел». Нам лучше сделать вид, что мы незнакомы. Каждый день, в полдень, Франсуа будет заходить в «Ангел», чтобы выпить там аперитив. Вообще-то, он не пьет, но я ему прикажу. Таким образом мы сможем общаться, так что им и в голову ничего не придет.

Она направилась в сад, видимо, несмотря на жару, решив прогуляться в ожидании Мегрэ.

– Поторапливайтесь! – сказала она комиссару. Затем, повернувшись к нему, добавила: – Будьте любезны, дайте чего-нибудь попить Франсуа. Он, наверное, сидит в машине. Можно вина, разбавленного водой. Только не давайте чистого. Ведь ему еще нужно отвезти меня домой, а он не привык к вину.

Мадам Мегрэ, которая, должно быть, все слышала, ждала мужа у двери в переднюю.

– Что ты собираешься делать, Мегрэ? – спросила она, когда ее муж направился к лестнице, перила которой были украшены медными шариками.

В доме было прохладно, приятно пахло мастикой, свежим сеном, зреющими фруктами и вкусным домашним обедом. Мегрэ снова, через пятьдесят лет, вдыхал запахи, так напоминавшие ему раннее детство, дом родителей.