ущерб художественному, аспект своего реализма. Петр Дмитриевич

Боборыкин (1836–1921) пытался соперничать с Тургеневым в своей

чуткости к настроениям русской интеллигенции, и его

многочисленные романы образуют нечто вроде хроники русского

общества от шестидесятых годов до двадцатого века. Более

ощущается дух Тургенева в сельских романах Евгения Маркова

(1835–1903). Другой автор сельских романов, что-то собой

представлявших, – Сергей Терпигорев (1841–1895), чье Оскудение

(1880) было задумано как широкая картина социального упадка

среднего дворянства Центральной России после отмены крепостного

права.

Особняком в тогдашней литературе стоят непритязательные и

очень приятные рассказы о жизни моряков (1873 и последующие

годы) Константина Станюковича (1843–1903), единственного

русского романиста, писавшего о море в девятнадцатом веке.

Еще более особняком стоят сказки, опубликованные под именем

Кота-Мурлыки Н. П. Вагнером (1829–1907), профессором зоологии

Петербургского университета, единственным писателем того

времени, кто попробовал писать стилем, не подчинявшимся канонам

натуральной школы.

Каноны натуральной школы захватили и исторический роман, и

роман о современной жизни. Романтический и умеренно-реалистиче -

ский роман в манере Вальтера Скотта испустил дух в оперном романе

Князь Серебряный (1863) Алексея Толстого, который по уровню

гораздо ниже его поэтических и даже драматических сочинений.

Новый исторический роман стал чем-то вроде вульгаризации метода,

использованного другим Толстым в Войне и мире. Ничего

выдающегося он на свет не произвел, хотя имел немалый успех.

Главный автор таких романов – граф Евгений Салиас де Турнемир

(1840–1908). Другие исторические романисты, чрезвычайно модные в

последней четверти девятнадцатого века среди не слишком

изысканной публики, но, как правило, презираемые более

передовыми начитанными людьми, были Григорий Петрович

Данилевский (1829–1890), который начинал в шестидесятые годы

более честолюбиво – с социальных романов из крестьянской жизни, и

чей самый популярный роман, сенсационный Мирович, появился в

1879 г.; и Всеволод Соловьев (1849–1903), сын историка и брат

знаменитого философа.

Все это романописание было явно несамостоятельным и

второстепенным. Если кто из младшего поколения (не считая

Лескова) и выпускал в свет что-нибудь, пусть не первоклассное, но

по крайней мере не заемное, то это был кто-нибудь из группы

молодых людей плебейского происхождения и радикальных

убеждений, которых историки литературы группируют под названием

«плебейских романистов шестидесятых годов»: по-русски это звучит

«беллетристы-разночинцы».

5. БЕЛЛЕТРИСТЫ-РАЗНОЧИНЦЫ

Самым выдающимся из беллетристов-разночинцев был Николай

Герасимович Помяловский (1835–1863). Он был сыном дьячка из

петербургского предместья и воспитывался в духовной семинарии,

которая, как обычно бывало, оставила у него самые мрачные

воспоминания. Дальнейшая его жизнь – постоянная борьба за

существование, которая привела его, как столь многих людей его

эпохи и его класса, к тому, что он рано предался пьянству. Он умер в

двадцать восемь лет, после страшного приступа белой горячки. Все,

что он написал, было написано в последние три года его жизни.

Самая знаменитая его книга, принесшая ему известность, называлась

Очерки бурсы (1862–1863); здесь он, с помощью простого и

эффективного подбора реалистических деталей, сумел воссоздать

почти инфернальную картину жизни бурсаков. В романе Мещанское

счастье и его продолжении – Молотове (1861) – Помяловский

написал портрет представителя молодого поколения. Он не

идеализирует своего героя, и даже не представляет его идеалистом;

это сильный человек, твердо решивший найти свое место в жизни.

Перед смертью Помяловский работал над большим социальным

романом Брат и сестра, рисующим жизнь простых горожан в

Петербурге. Оставшиеся фрагменты заставляют горько пожалеть о

романисте с широким кругозором, оригинальным воображением и

мощным охватом действительности. Его неподслащенный и не

идеализирующий, но никак уж не плоский реализм, его стремление

избегать всякой поэтичности и риторики, и сильнейшее чувство

мрачной поэзии безобразия были новой, индивидуальной нотой в

оркестре русского реализма. К тому же Помяловский обладал еще и

крепким практическим смыслом, что нечасто встретишь у русского

интеллигента; да и у того первого поколения разночинных

интеллигентов, которое сменило поколение сороковых годов, эта

черта оказалась преходящей.

Тот самый антиромантизм и антиэстетизм, которые были

естественной реакцией на идеализм сороковых годов, создали в

шестидесятых годах новое отношение к русскому крестьянину,

противоположное сентиментальному человеколюбию предыдущей

эпохи. Оно делало упор не на человеческие достоинства, которые в

крестьянине можно открыть, а на животное состояние, в которое он

впал в результате столетий угнетения и невежества. Это отношение, с

примесью дерзкого цинизма, проявилось в остроумных очерках и

диалогах Николая Успенского (1837–1889; двоюродного брата более

значительного Глеба Успенского, о котором дальше), которые

появились в 1861г. и были приветственно встречены Чернышевским

как поворот к новому и более здравому отношению к народу, чем

отношение сентиментальных «человеколюбцев». То же отношение,

но в менее тривиальной форме, встречаем у Василия Алексеевича

Слепцова (1836–1878), который был характернейшей фигурой

шестидесятых годов. Дворянин и красавец, Слепцов обладал

необыкновенной привлекательностью для противоположного пола.

Он осуществлял на практике идеалы свободной любви, которые

пропагандировало его поколение. К негодованию радикалов, Лесков

сатирически, но узнаваемо вывел его в своем реакционном романе

Некуда. Как писатель Слепцов особенно замечателен тем, что

блистательно владеет реалистическим диалогом. Разговоры его

крестьян, часто невероятно комические, сохраняют все разговорные

интонации, все диалектальные особенности и имеют все

преимущества фонографической записи, не нарушая мастерски

создаваемого настоящим искусством напряжения. Главное

произведение Слепцова Трудное время (1865) – сатирическая картина

либерального общества шестидесятых годов.

То же несентиментальное отношение к крестьянам, но

доведенное до серьезного, трагического звучания, одушевляет

творчество Федора Михайловича Решетникова (1841–1871), судьба

которого почти полностью повторяет судьбу Помяловского, с той

разницей, что он родился в далекой Пермской губернии и в своей

борьбе за место в жизни ему пришлось преодолеть еще большие

трудности. Его повесть, изображающая жизнь пермяков-финнов в его

родимой Пермской губернии, Подлиповцы (1864), произвела

огромное впечатление своим беспощадным изображением крестьян

(критики не обратили внимания на то, что они не русские) как

безнадежных, приниженных, затоптанных и жалких животных.

Написанная без литературных претензий, в подробной и спокойной

реалистической манере, повесть действовала простым отбором и

обилием подробностей, создавших атмосферу непроницаемого ужаса.

Это была одна из тех повестей, которые создали движение

«кающихся дворян», вызвав у них чувство социальной вины за

положение, до которого доведен народ.

Биография Александра Ивановича Левитова (1835–1877) опять-

таки почти полностью повторяет историю Помяловского и