— А что это меняет в наших нежных отношениях?
— Эээ… бить будем тебя, значит!
— А если не гомик?
— Любить будем!
— Короче, логики нет! Так вы сами гомиками заделаетесь… Ладно, господин Акулов, засиделся я с вами, пойду до дома! — и зайчик поднимается в попытке уйти, но снова оказывается схвачен за ногу мной, и в этот раз он точно свалился, ударился коленкой. А у меня какое-то игривое настроение образовалось — тащу его на себя за ноги, парень весь пол своей светлой толстовкой подотрет! Он хватается за рамку перил, я дергаю что есть сил, по-моему, трескают джинсы, но парень уцепился как клещ. Блин, меня это выбесило! Фига ли этот сопляк сопротивляется? И я прыгаю на его вытянувшееся тело, чувствую его напряжение, шевеление рёбер, устремляюсь к его кистям, выкручиваю их из металлических реек перил, откидываюсь и уже сижу на его тощей заднице, удерживаю его руки. Парень лбом упирается в лестницу. Черт, он и сейчас улыбается!
— И что? Нахрена ты на меня уселся? — спрашивает он. А я, если честно, и сам не знаю, нахрена. Просто так получилось. Кинулся за ним под влиянием какого-то импульса, сижу, сжимая его тельце между ног, рассматриваю часть спины, что показалась из-под задранной толстовки. На бледной коже две плоских овальных родинки. Так захотелось их потрогать! Причем губами! Я даже испариной покрылся…
— Э-э-э-э… Я ведь тебя не отпускал! А ты куда-то попёрся… Вот инстинкт и сработал!
— Отличное объяснение!
— У тебя тут родинки… — как-то осоловело говорю я.
— Тебя это возбуждает что ли?
— Э-э-э-э…
— Можешь поцеловать! Да отпускай уже меня! Спать охота!
— По-це-ло-вать? Ах ты, пидор! — я резко соскакиваю с него, выбрасывая из захвата руки, и пинаю ему в бочину — такое меня разобрало зло от того, что он прочитал мою подкорку!
— Блядь… — выдыхает он, скрючивается от боли, сидя на коленках. Потом медленно разгибается и начинает подниматься по ступенькам. — Что за город! Строит из себя этакого брутала, индастриал в рок-обработке, а сам тупо слюни пускает на гламурных коллег… — это он тихо говорит, поднимаясь всё выше. И я не понял, это он про меня или про город? А заяц поворачивается ко мне со следующей лестничной площадки и УЛЫБАЕТСЯ: — Ты даже не спросил во время близости, как меня зовут! Захочешь узнать — я в 812й комнате живу…
И он скрывается из видимости, слышу только, как, убыстряясь, он шагает еще три этажа. Блин. Что это было со мной? Я не такой! Вообще, дерусь только с равными, лежачих не пинаю никогда, и желания поцеловать спину парня не бывало! У меня отходняк! Силы покинули, и взрывная волна от мозга дала по ногам. Даже стоять не могу, сел на пол и головушку обхватил. Сказать, что обдумывал свое поведение, не могу, на здравые мысли налезали картинки: белая кожа, две родинки, улыбка, белые зубы, тонкие запястья и запах уже осенней листвы, дождя и лимона от его волос.
Комментарий к часть 1
========== часть 2 ==========
Рискнул пойти в институт в дредах. В принципе, через недели три их всё равно нужно ликвидировать, как раз к практике в прокуратуре и сбрею! А пока буду шокировать наш консервативный педсостав. Дреды, матершинные футболки и шипованные цацки — это атрибутика каникул. Прекрасно осознаю, что, если буду работать дальше в органах, тем более если всё-таки возьмут в прокуратуру, придётся распрощаться с этими прекрасными проявлениями юношеской индивидуальности. Азату посложнее: тату не смыть!
Свой институт люблю. Четыре года учился с удовольствием, специализация по мне. Хотя, конечно, и семейное, и трудовое право изучали, но заточены под уголовный процесс, административное право и правоохрану. Я этим с детства горел, наверное потому, что отец жизнь отдал в борьбе с преступностью. То, что его не было сутками дома, создавало в моих глазах образ романтического героя, борца видимого и невидимого фронта с всемирным злом. Я же не знал, что 95% всех дел — это пошлейшая бытовуха с пьяными рожами, поножовщиной в истерическом состоянии ревности или угон авто по разным странным причинам. Мне казалось, что отец подобно Шерлоку Холмсу рассматривает в огромную линзу следы и выносит дедуктивные умозаключения при расследовании дел. Мне казалось, что отец подобно легендарному Видоку врывается в грязные притоны наркоманов и разметывает всю эту клоаку непотребства в ноль. Мне казалось, что отец подобно Глебу Жеглову преследует бандитов и, сидя на проеме автомобильного окошка, стреляет в мерзавцев в захватывающей погоне, а потом, загнав их в угол, хрипло командует: «Вы окружены, выходим по одному. А теперь Горбатый! Я сказал, Горбатый!». Мне казалось, что отец и погиб именно так, во время какой-нибудь спецоперации, от пули какого-нибудь рецидивиста Горбатого. Но в реальности и отцовская работа была большей частью рутиной, выматывающей душу, и смерть отца оказалась не публичной, а значит, и негероической. Отца зарезали в темной подворотне нашего маленького города, убийцу не нашли. Подозрения пали на вернувшегося досрочно из колонии упыря Грицко, которого отец отправил туда на девять лет. Но его вину не доказали. Воздаяния не получилось. И вот я здесь. Все закономерно, не так ли?
Второго сентября сразу три пары. Конечно, ждем третью, криминалистику. Придёт Дамир Павлович. Наш любимый преподаватель, в прошлом году он уголовное право читал. Но там теория, а в этом году практическая дисциплина, и ему есть о чём рассказать. Настроение к третьей паре — возвышенно-возбужденное. Городские одногруппники про свое лето рассказывали, многие изменились, да и мой видон: в костюме и в дредах, создавал ажиотаж и повышал уровень громкости в аудитории. Конечно, мы договорились выспросить Дамира (мы его без отчества между собой называли) о серии, о последней жертве. Об этих убийствах вообще много говорили.
Время. Мы уже в предвкушении. И в аудиторию входит Дамир, но… не один. За ним бодренько шествует белобрысый зайка — тот, что с двумя преступными родинками на пояснице. Мы с Азатом переглянулись, вопросительно пожав плечами друг другу.
— Господа студенты! Рад видеть вас! — обращается к нам Дамир, обводя аудиторию своими хитрыми смеющимися глазами. — Все вроде на месте… И даже какой-то представитель африканских племен к нам пожаловал! (это он про меня) Что ж! Приступим! В этом году вы изучаете специальные дисциплины, и мы займемся с вами криминалистикой и судебной экспертизой. Вот, господа студенты, хочу вас порадовать! Вместо дряхлеющего брюзжащего старичка в этом семестре семинары будет вести мой молодой и очень перспективный коллега, аспирант и практик одновременно, приехавший к нам не по доброй воле с Волги, Патиц Феликс Рудольфович. Возможно, и некоторые лекции он прочитает вместо меня, а я бы послушал с удовольствием. Кроме того, Феликс Рудольфович будет читать вам спецкурс по юридической психологии и виктимологии. Я просмотрел уже списки желающих посещать курс, похвально, многие понимают важность темы. Феликс Рудольфович сегодня специально пришел, чтобы вы записали план первых семинаров, распечаток не будет, так что откройте тетради… Пожалуйста, Феликс Рудольфович…
Как бы охарактеризовать моё состояние в этот судьбоносный момент? Полная жопа! Рот открыт, веки не могут сморгнуть и дышать забыл как. В голове гармошка: извилины растягиваются и сжимаются, растягиваются и сжимаются и при этом противнейший звук калинки-малинки. Ка-а-а-ак? Этот ванильный зайка — ФЕЛИКС, да еще и РУДОЛЬФОВИЧ, да еще и наш ПРЕПОД, которому мы будем сдавать не один ЗАЧЕТ. Меня сразу выгонят из института? Или он поиздевается пару месяцев? А белобрысый уже взял слово:
— Здравствуйте, наперекор моим авторитетным коллегам хочу вас попросить называть меня только по имени — Феликс. Познакомлюсь со всеми в процессе, хотя с некоторыми я уже познакомился! Азат Иксаев и Герман Акулов! (он весело нам подмигивает, а мы с Иксом поползли вниз) Давайте запишем план первого семинара. Конечно, начнем с истории: рождение науки — девятнадцатый век… Будем спорить с Ломброзо! Итак, первое…
