Из дальней дали доносится до меня тоненький голос:

— Ау-у-у-у…

Я хочу отозваться, но вместо крика изо рта вылетает шепот:

— Ауу-у-у-у-у-у…

…Открываю глаза и не пойму — где я?

Стемнело. Я сижу на какой-то поляне, прислонившись спиной к дереву. Над головой меж веток просвечивают крупные низкие звезды.

Лицо бабушки Поли, побледневшее в темноте, приближается к моему лицу. И я вдруг все вспоминаю.

— Оклемался? — спрашивает бабушка и нажимает на мое плечо горячей, вздрагивающей ладонью. — Сиди, сиди, еще отдохнем чуток…

Я узнаю поляну. Мы на ней присаживались утром, когда встретили медведя. Поляна почти на середине пути — значит, бабушка Поля тащила меня шесть километров на себе!

— Как же я не проснулся?!

Бабушка посмеивается:

— Я думала, ты до деревни проспишь… Надышался багульником на болоте, а он, знаешь, какой душной, дурманной! Вот головку тебе и затуманило… Ну, да ничего, просвежеешь…

Мне очень совестно.

— Дальше я сам пойду!

— А конечно. Мне тебя дальше и не пронесть, это я с перепугу шесть верст отмахала, ног не чуявши…

Голова у меня еще побаливает. Но я встаю, берусь рукой за край бабушкиной корзины, и мы шагаем по невидимой дороге. Спать мне хочется отчаянно, дремлю на ходу и все время спотыкаюсь о пеньки и корни.

В себя я прихожу только у калитки дома.

— Мамке-то не говори ничего! — шепчет бабушка Поля. — Пошто ее пугать понапрасну… Чуешь? Ну, ступай, милой, пусть тебе ласковый сон привидится…

Она неслышно отпирает калитку и пропускает меня во двор.

Стучаться в двери я боюсь. У матери поутру не отпрашивался, — достанется мне… Как быть?

Лучше не будить ее, и я пролезаю в дом через разбитое окно, поднимаюсь на сеновал. Буду спать здесь, а завтра все объясню…

На заре я слышу сквозь сон, как мать выходит из дому. Конечно, она меня уже видела, но отчего-то не бранится и не будит. Я опять засыпаю и сплю долго, почти до полудня.

А когда вхожу в горницу, мать встречает меня улыбкой. Она сидит за столом, держа на коленях мою корзину с кокурками. Корзина полным-полнешенька спелых ягод, мать перебирает их и меряет литровой банкой…

— Где же ты столько набрал? — спрашивает она. Для нее кокурки — неожиданный подарок.

У меня перед глазами проходит вчерашний день на болоте. Я ведь набрал ягод совсем мало, в корзине просвечивало дно… Потом побежал по воду… Потом заснул…

В груди у меня теплеет. Бабушка, бабушка!

Мать опоражнивает последнюю банку, проводит рукой по ягодам, словно гладит их, и говорит:

— Вот и хорошо. Все мне подмога… Продадим, сошью тебе рубашку, в школу ходить.