Грегор и его мать восседали на троне, поставленном на возвышении у дальней стены. На принцессе было закрытое черное, расшитое серебром платье с длинным рукавом. Маленький принц походил на темноволосого эльфа в красно-синем мундирчике. Корделия отметила, что для своего возраста ребенок ведет себя поразительно спокойно.

Здесь присутствовал и старый император – на экране головидео. Для этого случая Эзар надел парадный мундир, и Корделия содрогнулась, представив, скольких страданий ему это стоило. Трубки и провода, опутывавшие тело императора, были скрыты. Лицо Эзара Форбарры было мертвенно-бледным, кожа казалась почти прозрачной, он словно на самом деле медленно уходил из жизни – прямо на глазах у всех тех, кем так долго повелевал.

Галерея была забита женами графов, их слугами и охранниками. Женщины сияли элегантными нарядами и драгоценностями. С интересом их рассмотрев, Корделия засыпала капитана Форпатрила вопросами.

– Вас не удивило, что Эйрела назначили регентом? – спросила она.

– Не слишком. Может, кто-то и принял всерьез его отставку после Эскобара – но только не я.

– А я думала, что он и в самом деле решил уйти на покой.

– О, нисколько не сомневаюсь. Первый, кого Эйрел вводит в заблуждение своими попытками удержаться в образе простого солдафона, – это он сам. Наверное, ему всегда хотелось быть именно таким. Похожим на отца.

– Гм. Да, я тоже заметила, что в разговоре он то и дело сбивается на политику. И непременно в самый неподходящий момент. Например, когда делал мне предложение.

Форпатрил рассмеялся.

– Могу себе представить! В молодости он был консервативен – ярый поклонник традиций: если требовалось узнать мнение Эйрела по любому вопросу, достаточно было спросить графа Петера, а затем усилить. Но ко времени нашей совместной службы он уже начал… э-э… менять свои взгляды. Если нам удавалось его завести…

Глаза Форпатрила заискрились от какого-то озорного воспоминания, и Корделия поспешила его раззадорить:

– А как вам это удавалось? Его завести? Я считала, что офицерам запрещено рассуждать о политике.

Капитан фыркнул.

– С тем же успехом можно запретить дышать. Скажем так: правило существует, но оно проводится в жизнь время от времени. Однако Эйрел всегда свято его придерживался – до тех пор, пока мы с Ральфом Форхаласом не вытаскивали его куда-нибудь, где он мог хорошенько расслабиться.

– Эйрел? Расслабиться?

– О да. Его попойки вошли в пословицу…

– А мне казалось, что пить он не умеет. Слабая голова.

– Именно этим он и славился. Он ведь редко пил. Хотя в его жизни был тяжкий период после смерти его первой жены. Он тогда якшался с Джесом Форратьером… хм, хм… – Форпатрил искоса посмотрел на Корделию и решил уйти от опасной темы: – В общем, стоило ему чересчур набраться, как он становился мрачным и глубокомысленным и начинал резать правду-матку по поводу несправедливости или идиотизма властей. Господи, ну и говорил же он! Как раз перед пятой рюмкой, перед тем как свалиться под стол, он, бывало, пятистопным ямбом провозглашал неизбежность революции. Я уже тогда был уверен, что рано или поздно он займется политикой.

И капитан рассмеялся, с любовью глядя на коренастую фигуру в красно-синем мундире, сидевшую с графами у дальней стены зала.

Результаты голосования очень удивили Корделию – она никак не ожидала, что семьдесят пять барраярцев смогут договориться о чем-либо – даже относительно того, откуда по утрам встает их солнце. Тем не менее голоса почти единодушно были отданы избраннику императора Эзара. Исключение составили пятеро упрямцев, которые предпочли воздержаться: четверо громко, один – так тихо, что лорд-спикер был вынужден просить его повторить свой ответ. Даже граф Фордариан проголосовал «за»: по-видимому, Фортале все-таки удалось загладить вчерашний разрыв. Столь удачный дебют показался Корделии несомненным признаком того, что и в будущем все сложится благополучно, и она поспешила поделиться своими впечатлениями с лордом Форпатрилом.

– Э-э… Да, миледи, – отозвался тот, как-то двусмысленно улыбаясь. – Император Эзар дал понять всем присутствующим, что требует решения, принятого абсолютным большинством голосов.

К своей досаде, Корделия убедилась, что опять прозевала нечто важное.

– Вы хотите сказать, что кто-то из этих людей предпочел бы проголосовать против?

– В данный момент это было бы с их стороны весьма опрометчивым поступком.

– Тогда те, кто воздержался… должны обладать немалым мужеством. – Она с удвоенным интересом вгляделась в кучку высокородных диссидентов.

– Ну, их-то бояться нечего, – сказал Форпатрил.

– И все-таки это оппозиция…

– Да, но оппозиция открытая. Тот, кто готовит предательство, не станет так явно себя обнаруживать. Удара в спину Эйрелу надо опасаться от других – от кого-то из тех, кто сказал «да».

– От кого же? – с тревогой нахмурилась Корделия.

– Кто может знать? – пожал плечами лорд Форпатрил и тут же ответил на собственный вопрос: – Разве что Негри.

Места вокруг них пустовали, и Корделия уже заподозрила, что это – одно из проявлений неусыпных забот службы безопасности. Но, видимо, дело объяснялось обычной вежливостью: двое опоздавших – мужчина с нашивками коммандера и второй, помоложе, в роскошном гражданском наряде, – извинившись, уселись перед ними. Корделия подумала, что они похожи на братьев, и догадка ее вскоре подтвердилась. Тот, что помоложе, сказал:

– Смотри, вон отец, через два ряда от старого Форталы. А который – новый регент?

– Вон тот кривоногий тип в красно-синем, который сейчас садится справа от Форталы.

Корделия и Форпатрил обменялись взглядами. Она быстро прижала палец к губам; Форпатрил с ухмылкой пожал плечами.

– А что говорят о нем военные? – продолжал молодой.

– Смотря кого спросишь, – ответил коммандер. – Сарди считает его гениальным стратегом и взахлеб пересказывает всем его биографию. Действительно впечатляет – где он только не побывал! За последние двадцать пять лет без Форкосигана не обходилась ни одна заварушка. Дядя Ральф его очень ценил. С другой стороны, Нильс, воевавший у Эскобара, говорит, что ему не доводилось видеть более хладнокровного подонка.

– Я слышал, будто у него репутация тайного прогрессиста.

– Никакой тайны в этом нет. Иные генералы из форов боятся его как огня. Он пытался перетянуть на свою сторону отца, чтобы с помощью его и Форталы провести новый закон о налогообложении.

– Ха! Однако по нему это не ударит, верно? Форкосиганы дьявольски бедны. Пусть Комарра платит. Мы ведь для этого ее завоевали, разве не так?

– Не совсем так, мой дорогой невежда-братец. Да, кстати – никто из твоих друзей-лоботрясов еще не встречал его бетанскую бабу?

– Ты хочешь сказать – никто из светских людей, – поправил его брат. – Не путай с вами, армейскими муравьями.

– О, нас перепутать невозможно. Так не встречали? О ней, Форкосигане и Форратьере ходят всякие невероятные слухи – по большей части самые противоречивые. Я думал – может, мать что-нибудь про нее знает.

– Говорят, она держится в тени, насколько это возможно при ее известности. Ее почти никто не видел. Может, она уродина.

– В таком случае они составят неплохую пару – Форкосиган тоже не красавец.

Корделия от души развлекалась, пока коммандер не сказал:

– Интересно, кто этот трехногий паралитик, которого он повсюду таскает за собой. Наверное, один из его штабных лизоблюдов.

– Ты про мутанта с палкой? Ну и образина! Став регентом, Форкосиган мог бы выбрать себе и кого-нибудь получше.

Корделию словно током ударило – такую боль причинили ей эти небрежно брошенные слова. Капитан Форпатрил не обратил на них внимания – он был всецело поглощен тем, что происходило внизу, в зале. А вот Друшикко, к удивлению Корделии, покраснела и отвернулась.

Корделия подалась вперед и отчеканила самым холодным и язвительным тоном, на какой была способна:

– Коммандер! И вы, как вас там? – Братья обернулись, удивленные внезапным вторжением в их беседу. – К вашему сведению: джентльмен, о котором вы позволили себе так неучтиво говорить, – это лейтенант Куделка. И лучших офицеров не существует. Ни в какой армии.