* * * Тазит опять коня седлает. Два дня, две ночи пропадает. На третий, бледен, как мертвец, Приходит он домой. Отец, Его увидя, вопрошает: «Где был ты?» Сын. Около станиц Кубани, близ лесных границ Отец. Убийцу сына моего!.. Приди!.. где голова его? Тазит!.. Мне череп этот нужен. Дай нагляжусь! Сын. Убийца был Один, изранен, безоружен… Отец. Ты долга [крови] не забыл!.. Врага ты навзничь опрокинул, Не правда ли? ты шашку вынул, Ты в горло сталь ему воткнул И трижды тихо повернул, Упился ты его стенаньем, Его змеиным издыханьем… [Где ж голова?… подай…] нет сил… – Но сын молчит, потупя очи. И стал Гасуб чернее ночи И сыну грозно возопил: «Поди ты прочь – ты мне не сын, Ты не чеченец – ты старуха, Ты трус, ты раб, ты армянин! Будь проклят мной! поди – чтоб слуха [Никто о робком не имел], Чтоб вечно ждал ты грозной встречи, Чтоб мертвый брат тебе на плечи Окровавленной кошкой сел И к бездне гнал тебя нещадно, Чтоб ты, как раненый олень, Бежал, тоскуя безотрадно, Чтоб дети русских деревень Тебя веревкою поймали И как волченка затерзали, Чтоб ты… Беги… беги скорей, Не оскверняй моих очей!» – Сказал и на земь лег – и очи Закрыл. И так лежал до ночи. Когда же приподнялся он, [Уже на] синий небосклон [Луна, блистая, восходила И скал вершины серебрила]. Тазита трижды он позвал. Никто ему не отвечал… * * * Ущелий горных поселенцы В долине шумно собрались — Привычны игры начались. Верьхами юные чеченцы В пыли несясь во весь опор, Стрелою шапку пробивают, Иль трижды сложенный ковер Булатом сразу рассекают. То скользкой тешатся борьбой, То пляской быстрой. Жены, девы Меж тем поют – и гул лесной Далече вторит их напевы. [Но между юношей один Забав наездничьих не делит, Верьхом не мчится вдоль стремнин, Из лука звонкого не целит.] [И] между девами одна Молчит уныла и бледна. Они в толпе четою странной Стоят, не видя ничего. И горе им: он сын изгнанный, Она любовница его… О, было время!.. с ней украдкой Видался юноша в горах. Он пил огонь отравы сладкой В ее смятеньи, в речи краткой, В ее потупленных очах, Когда с домашнего порогу, Она смотрела на дорогу, С подружкой резвой говоря — И вдруг садилась и бледнела И, отвечая, не глядела И разгоралась, как заря — Или у вод когда стояла, Текущих с каменных вершин, И долго кованый кувшин Волною звонкой наполняла. – И он, не властный превозмочь Волнений сердца, раз приходит К ее отцу, его отводит И говорит: «Твоя мне дочь Давно мила. По ней тоскуя, [Один] и сир, давно живу я. Благослови любовь мою. Я беден – но могуч и молод. Мне труд легок. Я удалю От нашей сакле тощий голод. Тебе я буду сын и друг Послушный, преданный и нежный, Твоим сынам кунак надежный, А ей – приверженный супруг». |
