— Нет, ну ты слыхал, Николай Михайлович? — и передразнил пискляво, — 'Вызывали, Леонид Ильич?'. Да, представь себе, вызывал. Познакомься, со своим начальником — Шверник, Николай Михайлович.
Я посмотрела, склонив немного голову к плечу на мужчину и вежливо кивнула. Тот тоже кивнул и усмехнулся.
— Ну что, Николай Михайлович, посмотрел на эту непоседу? Вот такая она — Богиня! А ты чего стоишь? Присаживайся ближе за стол, сейчас чай принесут. Ты смогла меня снова удивить, дочка. Да и не только меня, вон Николай Михайлович тоже сильно удивился, когда ему подали на стол справку, что ты у них внештатным сотрудником значишься. Хотя, может быть так, что он мне тут свистит, вроде как ничего не знает. Что скажешь, Николай Михайлович? Молчит жук — значит, врет, что не в курсе.
Леонид Ильич немного повозился в кресле и продолжил:
— Так вот, Николай Михайлович тебе безмерно благодарен, хоть вида не показывает. Уверен, у него ещё будет возможность выразить тебе свою благодарность, в более материальном виде. Тут некоторые товарищи настаивали на реорганизации его конторы. Вроде как не нужна она, ресурсов много жрёт, деньги им зря платят, ну и всё такое. И я — тоже молодец, не разобравшись, едва не повёлся на их аргументы. Хорошо тут всплыло, что ты в его ведомстве служишь. Это было для этих товарищей как удар кирпичом по голове, да и я тогда поглубже вник в предлагаемый проект. События во Франции, твоя пресс-конференция в эфире, ажиотаж и интерес к СССР — в хорошем смысле. Это доказательство того, что Партия не спит, Партия работает и КПК держит руку на пульсе. Вот в таком ключе.
Я сидела, вся такая скромная, сжав колени, хлопала ресницами, потупив глаза. Ильич снова переглянулся с Шверником и улыбнулся.
— Хорошо поработала дочка, хвалю. Те же самые люди, очень желали с тобой побеседовать, но быстро это самое желание потеряли. На долго, надеюсь. Рационализаторы, хреновы. А, вот чай несут, угощайся…
Через некоторое время, прихлёбывая ароматный чай, продолжил:
— Ты, наверное, не в курсе, что сейчас во Франции творится?
— Нет, — отрицательно покачала я головой.
— Ну да, это и понятно. В прессу пока не просочилось, а тебе узнать неоткуда было. Рассказываю. Выступила ты там очень хорошо, популярность — как мне доложили, просто бешенная. И растёт всё сильнее, местные СМИ стараются, рейтинги зарабатывают. По телевидению только твои концерты и крутят, зарубежные компании за записи огромные деньги предлагают, до драк доходит. После того, как ты очень виртуозно раздула скандал… Не отрицай. Именно — устроила скандал, там посол у нас совсем не дурак. Быстро всё понял и поддержал. И при этом ты умело, задействовав все нужные рычаги — в прессе и местных масс-медиа, запустила маховик возмущения в массах. Как только сообразила? Ладно, не суть. По СМИ прокатилась серия репортажей, в которых главный акцент делался на следующее — обидели нашу горячо любимую певицу, которая больше никогда не вернётся во Францию. Да, очень умело ты на этом сыграла, я сам смотрел — чуть не прослезился. Это же надо — 'прощай любимая Франция, я никогда тебя больше не увижу…'. И слёзы. Не знал бы тебя лично — поверил. Главное, прозвучал вопрос — кто в этом виноват? И ответ был найден — разумеется, это правительство. Ещё звучат вслух такие вопросы — почему неблагодарное правительство ударило по руке дружбы, которую протянуло СССР нашей Франции? И нужно ли Франции такое правительство? Вопросы пока остаются без ответа. Но эти ответы начали усиленно искать. Как это ни смешно, инициатива одного никчёмного идиота из таможни, поставила страну на грань революции. Удивлена? Так вот, прямо именно сейчас, толпа парижан, примерно в сто пятьдесят тысяч человек — в основном твоих фанатов, осадила дом правительства Франции. Шумят, ругаются, песни твои распевают. Плакаты с твоими портретами. Там эфир кипит с репортажами и твоими выступлениями.
— Странно, — недоумённо, произнесла я.
— Что странно? — переспросил Ильич.
— Я не рассчитывала на такую сильную реакцию. Видимо, где-то просчиталась, чего-то не учла. Или это было спровоцировано, кто-то помог — простимулировав ситуацию извне.
Ильич переглянулись со Шверником, потом Брежнев, ухмыльнувшись, спросил:
— А ты вроде, как и не причём?
В ответ я просто пожала плечами, и буркнула:
— А зачем они мой чемодан порезали…
Смеялись они оба долго, потом Леонид Ильич улыбаясь, сказал:
— Да-да, задолжали они тебе ужасно много. Да, слушал твоё интервью этим борзописцам. Хорошо говорила, с достоинством. Особенно мне понравилось про 'богатство гражданина СССР'. В том, что за его спиной, и армия и вся сила СССР. Хорошо сказано, веско и политически правильно. Мы тут с товарищами подумали и решили сделать это основным политическим курсом нашего государства. А то как-то за политическими дебатами и спорами, стало забываться, что государство — это не просто механизм, но и его люди. Сила государства должна чувствоваться за каждым гражданином и все должны это знать. Придется, конечно, многое пересмотреть, но мы с этим справимся. Так что, твоё выступление там — пойдёт и у нас в эфир. Лишнее отрежем — нужное покажем. Пусть видят, знают — и гордятся. Грамотно отвечала и красиво, хвалю. За это тебя ждёт правительственная награда, какая — не скажу, сюрприз будет.
Закурив сигарету, проворчал:
— Их премьер-министр связался с нашим послом, слёзно умоляет отправить тебя к ним. Немного поупираемся — вроде как опасаемся за твою безопасность, но потом согласимся. Они официально принесут тебе извинения за инцидент и прилюдно наградят. Чем не знаю, но надеюсь, хорошо наградят. Ещё мы под это дело, отжали у них некоторые торговые льготы. Так что, ты своими делами принесла не шуточные деньги в масштабах страны. Это стоит особой награды, какой — тоже не скажу, потом узнаешь. А теперь, к делу! Ты, когда будешь готова вылететь во Францию?
— Да хоть сейчас. Только в составе той же группы. Наверняка нужно будет дать концерт. А там люди под меня сыгранные. И инструмент нужен новый многим. Шутки шутками, но попортили нам много инвентаря и инструментов.
— Не вижу препятствий, все вопросы уже решены, — кивнул он, — Мы это предвидели и соответствующие распоряжения отданы. Тебе домой надо заскочить?
— Да, вещи собрать и… чёрт. Чемодан, — я тяжело вздохнула.
— Что, действительно сильно порезали?
— Ну да. Кожу срезали, чего-то искали, не знаю. Наверное, секретные шифровки, идиоты.
— Шпионов ищут, лягушкоеды, — рассмеялся Леонид Ильич, — Я бы не удивился, если бы нашли. Хотя, любому профессионалу понятно, что шифровки сейчас в чемоданах не возят, смысла нет. Много других возможностей есть, да и прогресс на месте не стоит — вон, ракеты в космос уже летают.
Подняв трубку, он что-то сказал и минут через пять секретарь принёс большой, кожаный чемодан.
— Вот, принимай обнову. Это мне знакомый из Африки привёз, лежит без дела. Настоящая, крокодилья кожа. Сносу ему не будет. Ну, а если кто его порежет — ты ему так и скажи, что Леонид Ильич обидится сильно. Ну, или сама революцию им устроишь, в отместку. А я тебе тогда ещё чемодан подарю, у меня ещё один есть, почти такой же.
И они снова заржали как два коня. Смешно им. Хотя, чемодан действительно хороший, ладно, я подумаю на счёт революции. Мне ещё один чемодан нужен, я девушка хозяйственная
— Николай, у тебя вопросы есть к своей сотруднице?
— Нет, — ответил тот и посмотрев на меня, сказал, — Познакомились, впечатление производит… Всё что надо, я увидел. Ты… молодец Диана.
Благодарно кивнув, я подумала — снова гастроли… Хорошо.
***
Париж встретил нас солнечно, но с промозглым ветром. Конец ноября, скоро зима. В этот раз, встречающие сотрудники аэропорта были сама любезность. Улыбаются, глаза прячут. Ну а я чего? Я тоже улыбаюсь, смотрю приветливо, строю из себя пай-девочку. Тут же нас окружили репортёры, защёлкали фотоаппараты, засверкали фотовспышки, затрещали кинокамеры. Задержалась на некоторое время, дала интервью — как я безумно счастлива, снова вернуться в солнечную Францию и её прекрасным людям, которых так сильно полюбила. Пообещала специально для них исполнить несколько новых песен. Вроде все довольны, остались моей речью.
