– Здравствуйте. Я ваш новый учитель. Зовут меня Юрий Иванович. Давайте будем знакомиться, – этими словами я начал вчера свой первый в жизни урок.

– … Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики объявляю вас мужем и женой… – позавчера я первый раз в жизни стал мужем.

Связи между этими событиями никакой. Или почти никакой. Если не считать, что и школу, и женитьбу я рассматривал, как досадные недоразумения, которые со временем рассосутся: я стану свободен от школьных и семейных уз. Я не очень ясно представлял, как это может получиться, но очень надеялся на прилет какого-нибудь волшебника, который скажет мне: «Ты свободен».

Для кого-то такое стечение обстоятельств могло оказаться счастливым: любимая работа, любимая жена, а у меня все с частицей «не», поэтому и ощущал себя глубоко несчастным человеком, тихо и недовольно бурча себе под нос на свою неудачную жизнь. Может быть, если бы эти события были разведены во времени, я бы переживал чаще, но не так глубоко.

О том, что я должен жениться, знал примерно за полгода до свадьбы. «Должен» не в том смысле, чтобы грех прикрыть. С Маняшей у нас все было по правильному: дочка родилась через девять месяцев после свадьбы. Просто я пообещал Маняше, что женюсь на ней. И пусть тысячу раз сожалел о своем обещании, но отказаться от своего слова не мог.

31 декабря 1979 года. Последний студенческий Новый год. За последние три года состав костяк компании не менялся, по крайней мере, мужская ее часть. Может быть оттого, что нас было мало, и мы дорожили своей дружбой. Женская часть была более мобильна: каждый праздник всегда появлялись новые девчушки – хохотушки. Разнообразие девичьих лиц без ложной скромности скажу, моя заслуга. Нет, конечно, почти у всех были девушки, но на каждый праздник новая – только у меня. Как поздравительная открытка. Изображение новое, а содержание? Что содержание. «Дорогой друг поздравляем тебя с праздником»…

Этот Новый год отмечали мы на даче. Дощатый домик, но с печкой. К трем часам дня был полный сбор. Растопили печку, стали готовить стол и периодически выпивать. Особой изюминки в наших празднествах не было, все, как у всех: выпивка с незамысловатой закуской, песни с анекдотами, танцы с постелью. Просто нам казалось, что мы самые веселые и жизнерадостные. Иногда порядок действа менялся, в частности у меня: я от первого номера программы сразу переходил к последнему, минуя танцы. Это не было связано с какой-то повышенной моей сексуальностью. Просто я очень быстро напивался, и меня укладывали спать. Но были, были моменты просветления, когда рядом ощущалось чье-то плечо. Правда, не всегда женское.

Из-за того, что праздник предстоял долгий, в целях экономии сил я пару раз прикладывался подремать, но даже такой рациональный подход меня не спас: окончательно сломался и заснул на рубеже старого и нового годов.

Проснулся потому, что успел выспаться и замерз. Тонкие стены не очень-то держали тепло. Открыв глаза, понял, что в постели не один. Рядом на спине со сложенными на груди руками лежал Андрей, он не спал, уставившись глазами в потолок.

– Ты давно здесь? – спросил я его.

– Точно не знаю.

– Ты с прошлого года здесь или с нового?

– С нового.

– А я?

– Про тебя трудно сказать. Головой ты был в старом, а ногами уже в новом.

– Это как?

– Соображать ты перестал задолго до Нового года, а ножками еще несколько минут двигал в новом. – Андрей ехидно хихикнул.

– Я чего-нибудь наколбасил? – уже заранее знал ответ на свой вопрос, но хотелось подробностей.

– А когда ты не колбасил. Пришел с Наташей. А сам приставал к Машке. Прохода ей не давал.

– Е – мое. И Наташа чего?

– Чего – чего. Глаза вытаращила. И не знает, то ли плакать, то ли смеяться.

– А Машка чего?

– Как обычно. Ни в чем тебе не отказывала.

– И чего ей от меня надо?

– Тихой семейной гавани, – Андрей снова хихикнул

Обрывки новогоднего вечера, смазанные и неотчетливые, всплыли в памяти. Машины губы были в салате и ощущение, что не целовался, а закусывал. Наверняка, первая ко мне полезла. Неуютно поежился от неприятных воспоминаний и холода.

– Пойду печку растоплю, а то задубеем совсем.

– Я с тобой. Заодно и перекусим.

Мы вылезли из кровати. Я огляделся. Судя по скошенным потолкам комнаты, находились на втором этаже.

– Я сам сюда добрел или как?

– Или как.

Андрей – самый близкий человек мне в институте. Во время таких мероприятий он всегда опекал меня. Наверняка он оттащил меня в постель. Наша дружба – гармоничное слияние несовместимостей. Мы воспринимали друг друга, как данности, которые ни в коем случае не надо исправлять. Он знал всех моих девушек, я его – не одной. Я за день успевал сделать тыщу дел, а он – одно, но всегда основательно, у него водились деньги, и он охотно ссужал в долг, у меня тоже водились, но почему-то постоянно брал в долг. Лишь любовь к выпивке и к книгам делали нас похожими. Мы много пили, но еще больше читали.

Тихо, стараясь не шуметь, стали спускаться вниз. Какая же крутая лестница. Вся наша компания крепко спала. Заняты были все места, на которых хоть как-то можно примоститься. Спали парами и по трое. Причем сочетания были самые диковинные. Павел приехал с Леной, а спал с моей Наташей. Коля вообще приехал один, а спал с Машей и Сергеем. Спали все в одежде, для верности накинув на себя сверху одеяла и пальто. Я теперь хорошо понимаю ту женщину, которая решительно сказала в телевизор, что в СССР секса нет. Какой может быть секс при таком обилии выпивки и одежды.

Мы осторожно прошли на кухню и занялись растопкой печки. Печка еще хранила тепло, поэтому огонь занялся легко и быстро. Минут через пятнадцать почувствовалось первое тепло, самочувствие улучшилось, захотелось жить дальше

– А не перекусить ли нам Юр? – предложил Андрей, оглядывая остатки праздничного стола.

– И выпить, – внес я встречное предложение.

– Само собой разумеется. Иначе, какой смысл перекусывать. Давай портвешком пройдемся.

Я наполнил стаканы нашим любимым напитком. Что нас еще больше сближало с Андреем, мы оба любили портвейн.

– Чтобы сегодня нам было лучше, чем вчера, – предложил Андрей тост.

– И чтобы его всегда было в избытке, – показал я на бутылку портвейна.

Мы закусили остатками салата и уже заветрившейся «докторской» колбасой. Тепло стало не только от печки, но и изнутри. Закусив, дружно закурили. Организм ослаб, и от выпитого меня «повело».

– Вот, скажи мне, Андрюш, – начал я обычную в таких случаях застольную беседу, – почему мы с тобой предпочитаем пить портвейн, а не водку.

– Очень просто. Портвейн предполагает беседу, и беседу, в общем-то, длительную. Вот мы с тобой сейчас вмазали по стакану портвейна и ничего, беседуем. А представь, выпили бы по стакану водки, и все, были бы уже в отрубе. Здесь же без закуски можно обойтись.

– И, из «горла» выпить, – добавил я. – Наверно, все так. Мне еще кажется, что портвейн у нас вроде, как религия. Как у хиппи – марихуана. Ты понимаешь, о чем я. Портвейн – составляющая нашей жизни. Без портвейна мы были бы другие.

– Трезвые были бы.

– Я серьезно. Без портвейна мы были бы правильные, занудливые что ли. А портвейн раскрепощает. Не забыться хочется, а что-то сотворить.

– Большое и чистое. Ты вчера и натворил. – Андрей продолжал ехидничать. – Хорошо, что быстро отрубился.

– Вот видишь, выпивка спасает от больших глупостей. Был бы просто пьяный, такого натворил.

– Ладно, идеолог. Давай лучше наливай.

Мы выпили еще. Уже хотелось не только поговорить, но и острых ощущений. Из острых ощущений были только спящие девочки.

– Пойду посмотрю, как там Наташа – собрался я выходить из стола.