И вот однажды это «когда-нибудь» наступило. Поводом для начала беспокойства стали, как ни странно, события, развернувшиеся вдалеке от Бельгии.

Как известно, 7 декабря 1941 года японская палубная авиация бомбила и практически сравняла с землей крупнейшую военно-морскую базу США Перл-Харбор. На следующий день Япония официально объявила Соединенным Штатам войну. Это привело к еще большему усугублению внешнеполитической ситуации, в результате которого войну США объявили союзники Японии – Германия и Италия.

На то она и Мировая война, чтобы втягивать в свою пучину все новые и новые обломки человеческих судеб, судьбы целых народов и государств.

Кент помнил о том, что его паспорт был выдан уругвайским консульством в Нью-Йорке. В новых условиях этот факт вполне мог вызвать подозрение у германских властей.

Все это было лишь мрачным, не лишенным основания прогнозом.

Предчувствие беды многим кажется выдумкой. Но Кент предчувствовал ее. И, как вскоре оказалось, не случайно.

12 декабря 1941 года, вечером, Маргарет позвонила с виллы Винсенте в контору и сообщила, что к ним из Парижа приехал Жан Жильбер. Приезд был неожиданным, и Кент поспешил домой.

Встреча с Жильбером мало чем отличалась от предыдущих. Разведчики долго беседовали, но разговор их больше касался коммерческих дел: деятельности «Симекско», ее филиала в Париже «Симекс» и недавно открывшегося в Марселе дочернего предприятия «Симекса».

О разведывательных делах, соблюдая профессиональную этику, почти не говорили. Вот уже полтора года они возглавляли разные резидентуры и не посвящали друг друга в детали своей работы. Это было не из-за взаимного недоверия, а в целях соблюдения конспирации, правила которой складывались долгие годы. Это было разумно. Если бы чья-то резидентура была раскрыта и резидента бы арестовали, то о деятельности «соседней» резидентуры – о ее агентах, связях, тайниках и прочем – он ничего бы или почти ничего не знал.

Кроме того, считалось непрофессиональным и просто неприличным делом без ведома резидента общаться с членами другой резидентуры.

Кент, бывая в Париже, этот закон соблюдал свято. Жильбер же – нет. Он часто злоупотреблял тем, что знал по предыдущей работе членов бельгийской резидентуры. Приезжая в Брюссель, он назначал им встречи, не спрашивая на то разрешения у Кента. Случалось, что Кент узнавал об этом. Тогда он в разной форме выговаривал Жильберу все, что думал по этому поводу. Жильбер, как провинившийся школьник, в таких случаях отмалчивался...

В конце разговора Жильбер сказал, что утром у него много дел, и они разошлись по своим комнатам.

В ночь с 12 на 13 декабря Хемниц должен был проводить на вилле Джульетты очередной сеанс радиосвязи с Центром. Помня об этом, Кент как всегда немного беспокоился, и это беспокойство не давало уснуть. Но на утро он, бодрый и подтянутый, отправился к себе в контору. Маргарет собиралась навестить в пансионате сына, а потом заехать на кладбище на могилу мужа.

Не прошло и часа с начала рабочего дня, как в кабинете Винсенте Сьерра раздался телефонный звонок. Взволнованный голос Жильбера сообщил, что Кент срочно должен вернуться домой. Ничего, не понимая, Кент поехал на виллу. Там, не находя себе места от беспокойства, его ожидал Жан. Путаясь и сбиваясь, он сообщил следующее.

Накануне он предупредил Хемница, чтобы тот собрал утром на вилле Джульетты часть известной ему бельгийской резидентуры, в том числе Софи Познанскую и Давида Ками.

Расставшись после завтрака с Кентом и Маргарет, Жильбер отправился туда. Дверь ему открыл незнакомый мужчина. За его спиной стоял еще один. Их внешний вид, манера держаться подсказали опытному разведчику, что это работники германской спецслужбы. Не растерявшись, он назвал первую пришедшую в голову фамилию, сказал, что разыскивает своего знакомого. Немцы вежливо попросили его пройти в дом, тщательно проверили документы. Увидев среди этих документов письмо-заказ фирмы «Тодт» на поставку оборудования для Рейха, они успокоились и от пустили Жана.

Стало ясно, что назначенная Жаном Жильбером встреча на вилле провалилась. Работавшая там в ночь на 13 декабря радиостанция была запеленгована немецкими спецслужбами.

Кент был в ярости. Он стал кричать на Жильбера, требуя объяснить, по какому праву тот опять самовольничал, назначив встречу с его людьми на конспиративной вилле, предназначенной исключительно для плановой работы радиосвязи Кента с Центром. Собрав их вместе на вилле Джульетты, он их фактически передал в руки работникам гестапо и абвера. Более того, предъявив документы, он «засветил» фирму «Симекско», а, вернувшись сразу же на виллу Винсенте Сьерра, он мог привести за собой «хвост».

Казалось невероятным, что столь опытный разведчик мог из-за собственной беспечности совершить столько ошибок.

Жан не оправдывался. Он словно не слышал упреков. Лишь раздраженно обвинял Кента в эгоизме, заявляя, что тот думает только о себе.

Ситуация была напряженнейшая, но разведчики сумели справиться с эмоциями и стали думать о том, каковы могут быть последствия совершившихся событий.

Было ясно, что все сотрудники резидентуры, собранные на вилле Джульетты, арестованы. Как ни трагична была ситуация, Кент не мог про себя не отметить, что ни один из членов резидентуры, завербованных им после отъезда Отто во Францию, не знал ничего толком о нем, о его адресе, о фирме, а также о других разведчиках группы. Соблюдавшиеся правила конспирации на этот раз сыграли добрую службу. Но ведь был еще Хемниц (Макаров), который, увы, знал очень многое. Он лично был знаком с Кентом еще с той поры, когда они в одно и то же время обучались в ГРУ: им довелось столкнуться там лишь один раз – во время принятия военной присяги. Он не знал названия «крыши», под которой работала резидентура, но ему был известен резидент, номер его домашнего телефона. Более того, по настоянию Жильбера Кент накануне отъезда в Прагу и Берлин передал ему шифр для радиосвязи с Центром. Кроме того, Хемниц знал Блондинку – Маргарет Барча, которая «вслепую» использовалась между ним и Кентом в качестве связной. Ему были известны Джульетта, Ромео, Боб, Профессор, а также некоторые другие разведчики, включая тех, которые работали в Париже.

Надо было срочно предпринимать меры по консервации бельгийской резидентуры. Кент на своей машине отвез Жильбера на вокзал и тот успел на поезд, отходивший в Париж.

Состоялся очень трудный разговор с Маргарет. Кент объяснил, что его земляк – уругваец Аламо – за что-то был арестован немцами. Стало быть, и ему, Винсенте, угрожает реальная опасность: после вступления в войну против гитлеровской коалиции США немцы на всех американцев стали смотреть подозрительно. Он доказывал, что ей вместе с Рене хорошо было бы уехать во Францию, в Марсель. Она бы там немного пожила, быть может, даже поработала в филиале фирмы, которой давно пора расширяться. А потом можно было бы подумать и об отъезде к отцу в США.

Маргарет молча, не перебивая, выслушала Винсенте, а когда он закончил говорить, вдруг разрыдалась. Сквозь слезы она сказала, что все это время чувствовала в нем опору и поддержку, что ей страшно остаться без него. Об отъезде в США она даже не желала слушать.

В конце концов было решено, что они уедут из Бельгии, но с интервалом в два-три дня.

Кент рассчитался за несколько месяцев вперед с прислугой. Своему заместителю Назарену Драйи Винсенте поведал о больших неприятностях, постигших его земляка, и о своих планах срочного переезда во Францию. Шоколадный директор с пониманием отнесся к сложившейся ситуации. Он готов был возглавить фирму, дожидаясь дальнейших распоряжений господина Сьерра.

Оставшиеся до отъезда дни Кент, Маргарет и Рене провели в просторном доме Назарена Драйи.

Кент успел предпринять энергичные меры по полной консервации своей резидентуры. Вскоре он уехал в Париж и остановился в доме неподалеку от Булонского леса. Большая часть домов на улице, где поселился Кент, была заселена немецкими офицерами, и поэтому разведчик не без основания считал это место достаточно надежным.