Но вместо того чтобы найти себе милую, скромную, тихую девушку, которая смогла бы утешить его и вернуть ему душевное равновесие, вместо того чтобы попытаться увлечься одной из тех красоток, что вращались в кругу его матери, он отыскал почти точное подобие Дианы. И как Диана в свое время обратила внимание на человека, который более всего напоминал ей Чарльза, так и Джеймс остановил свой выбор на женщине, напоминавшей Диану.
В некотором смысле он верил, что его ждет наказание за роман с Дианой. Где-то глубоко в душе суровые семейные традиции и военное воспитание подсказывали ему, что он поступил дурно. Он должен был отстраниться, нельзя ему было позволить себе приближаться к ней. Но чувства взяли верх над ним, он влюбился и понял, что эта любовь сильнее его. Она одолела его, невзирая на все его благоразумие и опасения.
И вот теперь, словно он был еще недостаточно наказан, он казнил себя сам пренебрежением к своему благополучию. И когда это меньше всего ему было нужно, когда ему не следовало привлекать к себе внимание, у него завязался роман, который не мог не получить самой широкой огласки. Словно он искал самый гибельный путь и, завидев красный свет светофора, изо всех сил нажал на газ.
Он встретил Сэлли Фейбер, жену члена парламента от консервативной партии Дэвида Фейбера, на охоте в Южном Девоншире. Как это было в свое время с Дианой, они ехали рядом верхом и болтали, и Сэлли рассказала ему свою историю. Все в ней было ему знакомо — ее страдания, ее желания. И как ни тяжело было второй раз входить в ту же реку, он хорошо знал здесь все ее изгибы.
Как и Диана, Сэлли томилась в браке без любви. Она уже пять лет была замужем за Дэвидом Фейбером, выпускником Итона, и теперь они почти не общались друг с другом. Они познакомились, когда она училась на секретарских курсах в Оксфорде, а он изучал иностранные языки в университете. Они казались идеальной парой: привлекательная девушка и готовящий себя к политической карьере, подающий большие надежды юноша. Вскоре после рождения их сына Генри очарование рассеялось. Сэлли обнаружила, что Дэвид холоден и упрям. Она была одинока, и роль счастливой супруги, которую она вынуждена была играть, истомила ее.
Это был язык, хорошо понятный Джеймсу. Эти слова он слышал раньше. Он знал, что ему следует делать, как вести себя. Он протянул ей руку, на которую она могла опереться. Он нашел в Сэлли все то, что влекло его к Диане: страдание, беззащитность, печаль и страх. И он снова ощутил себя нужным, в нем снова проснулась мужественность.
Прежде чем он успел осознать происходящее, он уже снова шел по проторенному пути: телефонные звонки, тайные встречи, объятия украдкой и мимолетные ласки, точный расчет и неусыпная бдительность.
Джеймсу пришлось испытать лишь запретную любовь, когда предусмотрительно оставляют незапертыми двери, чтобы вовремя услышать шум возвращающейся машины. Он не знал законов и правил открытой, видимой всем любви, и она пугала его. Ему не приходилось возвращаться домой в качестве законного супруга, все эти годы он вел жизнь одинокого холостяка. Он был лишен возможности делиться с кем-нибудь своими чувствами, открыто проявлять свой восторг, потому что до сих пор ему приходилось говорить вполголоса и всегда владеть собой.
Вообще говоря, Джеймс уже давно разучился выражать свои желания открыто. Он так привык во всем уступать женщинам, боясь причинить им боль малейшим отказом, что уже не думал о себе, не знал, как вести себя с позиции силы. К тридцати пяти годам он не понимал в действительности, чего он хочет, не говоря уж о том, как этого достичь.
Диана подготовила его к тому, чтобы ринуться очертя голову в объятия другой женщины с несчастливой судьбой, находящейся на грани нервного срыва. Джеймс убеждал себя, что после Дианы с тихой, покорной девушкой ему будет скучно — и с этой точки зрения Сэлли была достаточно экзотичной и яркой, — но как знать, быть может, в надежных, благодарных объятиях не столь требовательной женщины, в такой, пусть несколько тусклой, обыденной жизни он мог бы найти успокоение.
Увы, это не его удел. Он мучился в нерешительности. Сколько бы он ни уверял себя и других, что хочет вступить в брак, что именно этого он добивается, но тот факт, что он выбрал связь с замужней женщиной, убедительно свидетельствовал об обратном. Он ничуть не изменился, и брак пугал его. Ему все еще спокойней было в свидетелях, чем под венцом.
Сэлли, как и Диана, была счастлива, что встретила такого надежного, преданного человека. В отличие от ее супруга Джеймс сумел вселить в нее веру в себя. С течением лет она стала чувствовать себя посторонней в семействе Фейберов, словно она была недостаточно хороша для них. А рядом с Джеймсом она ощущала себя желанной и любимой.
Джеймс не мог ответить на любовь Сэлли с той же силой. Она привлекала его, он сочувствовал ей, но после Дианы его чувства словно дремали. Он искренне хотел помочь Сэлли и желал ей счастья, но он заблуждался, считая, что у них с Сэлли есть будущее. Его сердце было до краев переполнено болью, и в нем не оставалось места для Сэлли. Он не мог рассказать Сэлли о Диане, не мог открыть ей своего отчаяния. Он никому вообще не мог рассказать об этом. Он потерял веру в людей, разучился им доверять.
Возможно, единственным человеком, который понимал состояние его души, была мать, и то, что она видела, пугало ее. Он неотвратимо приближается к пропасти, ей остается лишь молиться, чтобы все кончилось хорошо. Она тихо невзлюбила Сэлли и надеялась, что у сына хватит сил оставить ее. С Дианой все было по-другому. Ширли Хьюитт искренне любила Диану, видя, как та относится к Джеймсу. В Диане ей нравились мягкость характера, несколько наивный оптимизм и широта души.
Сэлли, как постепенно начинал понимать и Джеймс, была совсем другим человеком. Хотя ее родители, как и родители Дианы, разошлись, когда она была еще ребенком, но она росла в ином, беспощадном, неприукрашенном мире, и у нее рано открылись глаза на суровую реальность и рано пробудился инстинкт самосохранения. В ней была твердость, отсутствовавшая в Диане. Она была горько разочарована тем, что совершила ошибку в браке, но это не произвело на нее такого губительного действия, как на Диану. Она была лучше приспособлена к жизни, когда выходила замуж, гораздо лучше представляла себе, на что идет. И она не дала погубить себя, благодаря тому, что уже с ранних лет научилась защищаться, давно уже решила про себя, что на первом месте должны стоять собственные интересы.
Через несколько месяцев Джеймс понял, что он зашел слишком далеко и уже не владеет ситуацией. Он попал в новую ловушку. Сбылись все материнские опасения. Снова разбитые сердца и сломанные судьбы.
Он чувствовал себя виноватым в том, что, стремясь утешить Сэлли, говоря ей слова, которые ей хотелось бы услышать, он невольно подал ей повод для слишком больших ожиданий. Было глупо позволить ей надеяться, что он женится на ней, и теперь он испытывал страх и угрызения совести. Как он может жениться на Сэлли, если до сих пор любит Диану? Как вообще он может жениться на ком бы то ни было, если Диана занимает все его мысли? Если он до сих пор вздрагивает от всякого телефонного звонка — а вдруг это она?!
И как он мог жениться, если и по сей день не мог ни в чем отказать Диане? И если она в трудную для себя минуту решала вновь обратиться к нему, он, забыв обо всем, мчался во дворец, чтобы только повидаться с ней.
Когда газеты заговорили о его отношениях с Сэлли, он рассказал Диане всю правду. Он считал, что обязан сделать это, обязан быть честен с нею. Пробудившаяся в ней ревность взволновала его. Его самолюбию льстило, что ей это было по-прежнему небезразлично. Но главное, вновь мелькнула слабая надежда. Он понял, что не может оставаться с Сэлли, что ему нужно бежать без оглядки.
Он решил отправиться в путешествие по Африке и пригласил своего старого друга Фрэнсиса Шауэринга составить ему компанию. Они купили подержанный «лендровер» и отправились колесить по черному континенту. Сэлли помрачнела, когда он сказал ей, что ему нужно время, чтобы все обдумать, что ему хочется вырваться на простор. Впервые в жизни он поступал, повинуясь своим желаниям.
