Вняв этому уверению, беглецы возвратились и стали охотно обменивать золотые украшения на безделушки – стеклянные бусы и ножи, причем обе стороны были очень довольны таким обменом.

Кортес отправил две бригантины к побережью Юкатана на поиски испанцев, томившихся где-то в джунглях у индейцев. Сам же командир приступил к тщательному исследованию острова. Не обнаружив особых богатств, он был, однако, поражен огромными размерами каменных строений. Еще больше удивили испанцев кресты внутри языческих храмов: не посетили ли в древности эти места мореплаватели Старого Света? Испанцам и в голову не приходило, что знак этот древнее христианской веры и является символом бога ветров, грома и туч, изображая четыре направления ветра или растущий злак маиса.

Корабли конкистадоров у побережья (со старинного рисунка).

И Кортес с великим рвением вместе со всеми испанскими воинами принялся за обращение островитян в христианскую веру. Он заявил индейцам, что пришла пора отказаться от языческих идолов, что это не боги, а дьяволы, которые обрекут индейцев на вечные муки в аду, христианская же вера уготовит им вечное блаженство.

Обращать индейцев в христианскую веру Кортесу помогали двое взятых им с собою священников лиценциат Хуан Диас и патер Бартоломе Ольмедо, по утверждению хрониста, человек внимательный и осторожный, который действовал осмотрительнее Кортеса и исходил из реальных возможностей. Но все их старания были тщетны: святое семя падало на бесплодную почву.

Индейцы отвечали, что боги их предков – добрые боги: они-де ниспосылают^] своему народу свет солнца, дождь и ветер, но поразят громом и молнией любого, кто дерзнет поднять руку на их изображение. По рассказу историка Солиса, Кортес, воспылав святым гневом, приказал вдребезги разбить языческих идолов и выбросить их из храмов, а вместо них водрузить крест и образы Христа, перед которыми насильно крещенные индейцы должны были отслужить свой первый молебен. Испуганные грозным оружием пришельцев и опасаясь за свою жизнь, индейцы отреклись от своих богов и сделали вид, что принимают религию «любви и всепрощения».

Не следует удивляться религиозному рвению Кортеса. Ведь он был обычным испанцем средневековья, фанатичным католиком, которого до глубины души возмущало поклонение языческим идолам. Он и у себя на родине готов был огнем и мечом уничтожить любого еретика – отступника от католической церкви. А здесь, в Новом Свете, он строго следил, чтобы солдаты аккуратно посещали богослужения и подвергал непослушных наказанию плетьми. Рассказывали даже, что, опоздав однажды на проповедь, он сам смиренно принял наказание, к великому удивлению индейцев.

Вождь конкистадоров выступал на чужой земле в роли миссионера, твердо убежденный в необходимости любой ценой – даже огнем и мечом – спасти от неверия души язычников, иначе и его душа будет вечно гореть в геенне огненной. Обращение хотя бы одного язычника в христианскую веру искупало самые тяжкие грехи и преступления, и поэтому для многих стимулом распространения христианства становилось спасение своей души.

Никто из конкистадоров не сомневался в святости обращения индейцев в христианскую веру, и, если речи священников не убеждали строптивых, наилучшими средствами становились меч и костер.

Не обращенных в христианство язычников испанцы вообще не считали людьми. То были презренные, покинутые богом и обреченные на вечные муки существа. Их можно было преследовать, грабить, отнимать у них землю, обращать в рабство и даже сжигать на кострах – все считалось угодным богу и сполна окупалось крещением туземцев, оставшихся в живых.

В бесчисленных войнах с неверными у себя на родине испанцы привыкли считать себя истинными поборниками христианства. В их грабительских походах меч и крест всегда были рядом, и каждый солдат знал, что на поле брани он либо обретет богатство, если ему удастся захватить немалую добычу, либо заслужит вечное блаженство на небесах, если ему будет суждено погибнуть. Так, постепенно, наряду с воинской отвагой, развивался религиозный фанатизм, достигший в Испании особого расцвета в XVI веке, несмотря на то что в Европе уже наступила эпоха Возрождения, ознаменовавшаяся великими достижениями науки и искусства, техники, производства, и в противоположность теологическому мировоззрению средневековья распространился гуманизм. Реформация делала первые шаги, мятежный монах Мартин Лютер восстал против католической церкви, а Томас Мюнцер, громя католичество и феодалов, возглавил крестьянскую войну в Германии. Испания же по-прежнему оставалась оплотом католицизма. Изгнание евреев и мавров, расхищение имущества жертв инквизиции, пытки и насилия – таковы были плоды этого мрачного и сурового религиозного фанатизма.

Огнем и мечом прокладывали себе испанцы путь в чужие страны и бросались в бой, призывая на помощь святой дух, деву Марию и апостолов. Завоеватели оставляли после себя лишь кресты да развалины. Перед каждой битвой они тщательно исповедовались в грехах и служили торжественные молебны, а после победы распевали во славу спасителя суровый и торжественный гимн «Те deum». То были фанатики-крестоносцы, известные еще по крестовым походам в Старом Свете, по завоеваниям меченосцев в Прибалтике. Во имя веры христовой они творили такие страшные преступления, каких не ведали даже воинственные монголы и неверные – мусульмане.

На острове Косумель Кортес получил известие, что на материке, в шести днях пути у одного из местных касиков томятся несколько бородатых людей. Это могли быть, только европейцы, так как у людей племени майя, так же как и у индейцев других племен, борода не росла.

Кортес просил местных индейцев помочь ему разыскать испанцев и написал последним письмо: «Знатные сеньоры! Я пришел с берегов Кубы с эскадрой из одиннадцати кораблей, имея на борту пятьсот испанцев. Я нахожусь на острове Косумель, откуда и пишу это письмо… Я и упомянутые идальго, прибывшие со мною для открытия и колонизации новых земель, просим вас без промедления и оговорок выйти к нам для переговоров через шесть дней после получения этого письма. Если вы придете, мы будем вам очень благодарны и вознаградим вас за огромную помощь, которую вы окажете эскадре. Я отправляю за вами бригантину и еще два судна».

Индейцы обещали доставить письмо белым и спрятали его в своих длинных волосах.

Через некоторое время суда вернулись на Юкатан без каких-либо известий о пленниках. Вскоре, однако, к острову Косумель подошла пирога с индейцами, один из которых, завидев конкистадоров, воскликнул на ломаном испанском языке: «Господь-бог, пресвятая дева, Севилья!». То был один из пленных испанцев – Херонимо Агилар.

В этом голом, темнокожем, одичалом человеке трудно было узнать испанского воина. Его длинные спутанные волосы были, по обычаю индейцев, обвиты вокруг головы, а в руках он держал щит и лук со стрелами. Все его имущество состояло из сумки со съестным и старого молитвенника, с которым он, будучи добрым христианином, никогда не расставался. Однако родной испанский язык Агилар почти совсем забыл.

Корабль, на котором восемь лет назад (в 1511 году) плыл Агилар, следовал от берегов Дарьенского залива в Санто-Доминго на Эспаньолу. Мореплаватели везли известие о вражде между Никуэсой и Бальбоа, а также золото для короля – пятую часть от доходов новой колонии. Возле Ямайки каравелла наскочила на мель и затонула. Спаслось около двадцати человек. Тринадцать дней скитались они на лодке по морю, умирая от голода – припасов у них не было. Наконец их прибило к берегам Юкатана. Там блуждали они в густых болотистых джунглях. Несколько человек умерло от голода и болезней, а те, кто выжил, попали в руки индейцев. Пятерых пленников индейцы принесли в жертву богам, остальных же держали в заточении. Но пленникам удалось бежать. Долго блуждали они по лесу, питаясь плодами и кореньями, пока не попали к другому племени. В конце концов в живых остались только двое – Херонимо Агилар и Гонсало Герреро.