Тут же полковник Брянов зачеркнул «Не годен» и жирно вывел слова, определившие мою дальнейшую судьбу: «Годен к специальным тренировкам».

Еще не до конца осознав происшедшее, я достал открытку и попросил у Павла Ивановича Беляева автограф для комсомольцев своей эскадрильи. Космонавт-10 написал на ней: «Комсомольцам и молодежи третьей эскадрильи желаю успехов в службе, работе, учебе и большого счастья на жизненном пути». Эта открытка стала дорогим документом в Ленинской комнате нашей эскадрильи.

Через несколько минут в палате до меня окончательно дошло — что случилось в кабинете отоларинголога. Начался настоящий нервный озноб. Спросил у дежурной сестры, что надо принимать в моменты сильного волнения. Сестра поднесла мензурку, в которую накапала коричневой жидкости — валерианка!

В моей космической биографии был еще один случай, связанный с валерианкой.

4 сентября 1978 года на орбитальной станции «Салют-6» произошло короткое замыкание, что могло привести к серьезным последствиям.

После ликвидации возгорания, представив возможный исход событий, ощутили заметное волнение. Помня о случае в кабинете отоларинголога, я развернул бортовую аптечку. Но… валерианки в ней не было. Дружный хохот раздался в космическом доме. Смеялись от радости, смеялись, видимо, и от нервного напряжения.

Выйдя на связь с Землей, подробно доложили о случившемся и тут же получили рекомендацию — принять валерианку. Мы вежливо поблагодарили за совет…

После медицинской комиссии мне был предоставлен отпуск. Вот тогда-то я и женился. Нина все допытывалась, почему я так долго был в госпитале. Понимая, что нам вместе идти по жизни, я рассказал ей все о своих мечтах и устремлениях. Сегодня могу сказать, что она стала моим самым верным соратником в делах космических. А вот какую ношу она взяла на себя, мне стало понятно лишь после возвращения из первого космического полета — самого короткого и самого трудного. Но об этом потом.

Осенью 1965 года меня вызвали на мандатную комиссию, председателем которой был Николай Петрович Каманин.

В зале рядом со мной сидели знакомые по госпиталю летчики, штурманы, инженеры. Пожалуй, лишь один из десяти прошел через строгое «сито» медицинских комиссий.

— Нижепоименованный личный состав ВВС…— прославленный летчик начал читать приказ о зачислении в отряд космонавтов.

— Глазков, Дегтярев, Зудов, Климук, Кизим…— звучит со сцены. Жду свою фамилию, с волнением прислушиваюсь к голосу Николая Петровича.

— Рождественский, Сарафанов…

Еще несколько фамилий, и список кончился.

Вся наша семнадцатая палата — Дегтярев, Зудов, Сарафанов — зачислены в отряд космонавтов. Меня среди них не оказалось.

Встречаюсь взглядом с Каманиным.

— Поздравляю всех зачисленных в отряд советских космонавтов…— произносит напутственные слова Николай Петрович.

К концу слышу:

— Сегодня мы не смогли взять всех, кто годен к космической работе. Вы будете нашим резервом.

Вечером того же дня поезд увез меня в полк. Что ж, если надо, побуду в резерве.

Интенсивная летная работа отодвинула на задний план мои переживания. В ноябре Вячеслав Зудов уехал в Звездный городок. Мы не смогли попрощаться — я был в командировке. Возвратившись, нашел в летной книжке его записку: «Володя, жду тебя в Звездном городке. Произошла какая-то случайность. До скорой встречи!»

О том, что же это была за «случайность», я узнал много лет спустя. Сентябрьским днем 1965 года на космодроме к Сергею Павловичу Королеву обратился специалист, готовивший ракетно-космические комплексы к полетам. Этот человек прошел медицинскую комиссию, но по каким-то причинам не был включен в список зачисленных в отряд. Кто-то, имевший доступ к спискам, сообщил ему об этом, и он добился встречи с Главным конструктором.

Авторитет Сергея Павловича был огромен. После его звонка генерал-лейтенанту Каманину чей-то карандаш прошелся по моей фамилии. Впрочем, эта участь могла постигнуть любого другого. Вот и вся «случайность».

Я не называю сейчас фамилии этого человека не потому, что из-за него тогда был исключен из списка. Причина более серьезная. Уверовав в силу протекции, этот претендент в космонавты не отдал должного учебе, показал слабые знания и, в конце концов, был отчислен из отряда.

В полку продолжалась напряженная работа. 1966 год прошел в полетах. Летал много и с большой охотой. Много сил и времени отдавал комсомольским делам, хотя трудно было сочетать общественную работу с полетами.

Командование полка с вниманием следило за моей летной подготовкой. А командир эскадрильи подполковник Юрий Александрович Мироедов постоянно был в курсе моих дел. Неоднократно я был свидетелем его «драк» с другими комэсками и заместителями командира полка за каждый летный час для меня, за каждое плановое упражнение. Мастер своего дела, человек исключительного педагогического такта, Юрий Александрович сделал все от него зависящее, чтобы после долгого перерыва я занял свое место в боевых порядках полка.

В канун нового, 1967, года меня назначили исполнять обязанности командира отряда. Накануне состоялся разговор с Дмитрием Федоровичем Полкановым, замполитом полка. Напоминая о высоком доверии, он советовал не зазнаваться, беречь добрые взаимоотношения со своими товарищами, быть внимательным к подчиненным. В то же время, говорил он, надо быть принципиальным, требовательным, честным, не заискивать перед старшими и никогда не подчеркивать свое командирское положение.

Требовательность к себе должна быть всегда на первом месте. Нельзя останавливаться на достигнутом, надо постоянно двигаться вперед, пополнять свои знания. Простые и понятные истины. Но как они помогают в жизни. Наметил цель — не жди, что она к тебе придет, а сам иди к ней, но не бросайся сломя голову, а шагай уверенной поступью.

Полеты, полеты, полеты… Чем больше летаешь, тем больше хочется. Это у всех летчиков так. Небо манит, в небо тянет. Там простор, оттуда виднее величие и красота Земли, к тому же там начинается космос.

Февраль 1967 года почти весь прошел в командировках. Я выполнял все виды полетов днем и ночью в простых и сложных метеоусловиях. Всегда хотелось на задание, на самое сложное. Дома же меня теперь ожидала семья. Нина и маленькая Инесса у порога всегда говорили одни и те же слова: мы тебя ждем. Какое это счастье, когда тебя ждут! Чувствуя это, хочется все делать лучше, быть красивее.

Нина никогда не подчеркивала, что провожает меня на полеты — провожала на работу. Много лет спустя, когда после завершения космических полетов мне снова придется много и интенсивно летать на самолетах, она скажет, что не хотела, чтобы мне передалась даже малая часть ее волнения, вызванного долгими ожиданиями. Я же никогда не говорил ей, что чувствовал ее волнение постоянно. Да, видно, ни одна жена летчика не может быть равнодушной к полетам мужа.

Инесса щебетать стала рано. Моя фуражка, погоны, нагрудные знаки интересовали ее больше, чем игрушки и куклы.

— А что это?— то и дело спрашивала она.

Однажды в конце февраля, вернувшись вечером с задания, я увидел Нину необычно взволнованной. Она протянула мне конверт.

— Тебя снова вызывают на комиссию. Ехать надо сегодня, утром ты должен быть у генерала Каманина, — коротко пересказала она содержание письма.

Сборы были недолги.

При встрече Николай Петрович Каманин спросил:

— Решение не изменили, товарищ старший лейтенант? Я рад, что вы много летали и получили квалификацию военного летчика 2-го класса. Это поможет вам при подготовке к космическим полетам, да и в полетах пригодится.

Он говорил со мной так, словно я уже был в отряде космонавтов.

В госпитале все повторилось снова. Однако было заметно, что врачи относятся к нам уже как к старым знакомым — меньше вопросов, меньше «придирок».

Прибыли Ляхов, Малышев, другие кандидаты, знакомые по 1965 году.

В марте мы прошли медицинскую комиссию, и нам объявили о зачислении в отряд космонавтов. Оставалось ждать вызова в Звездный городок.