Жизнь на станции шла своим чередом. Мы смонтировали технологическую установку «Кристалл» и первыми в мире получили кристаллы в невесомости. Ученые на Земле с нетерпением ждали рождения первенца. Решил показать его специалистам в телерепортаже. Громким «ура!» огласился Центр управления, когда первый кристалл сверкнул на экранах телевизоров своим рубиновым цветом. Говорят, что Владимир Тимофеевич Хряпов, создатель этой уникальной установки, который тоже находился в этот момент в Центре управления, не поверил нам, не поверил увиденному. Он сказал, что «Фотоны» его разыгрывают и показывают разукрашенную фломастерами ампулу из бортовой медицинской аптечки. Когда Владимир Тимофеевич защищал докторскую диссертацию, я с юмором поведал членам ученого совета об этом эпизоде.
Интенсивная работа на борту не оставляла времени даже на ведение дневника. Об этом свидетельствует одна из его страниц. Запись сделана между 3 и 17 сентября. Даты нет.
«Долго не брался за записи. Приняли еще один грузовик. Сколько было радости от писем из дома и от друзей! Разгрузили его досрочно. Сэкономили 5 дней. Провели эксперименты. Настроение бодрое. Встретили и проводили Быковского и Зигмунда Иена. Встреча была радостной, прощание грустным. Работа была очень интенсивная и напряженная: все же дело международное. Считаю, что обе международные экспедиции прошли на высоком уровне.
С Центром управления взаимодействие хорошее. Замечаю за собой — стал «заводиться» с полуоборота. Стараюсь сбавить «газ». Постоянно чувствую на себе слишком большую ответственность за выполнение всей 140-суточной программы полета. Внешне напряженности я стараюсь не проявлять. Связь с Центром управления веду в своем «ключе». Если что-то надо, то хитро, но напористо, мягко говоря, выдавливаю. Запросы наши разумные, пока что все удовлетворяются. Малость горели. Перестыковывались! О, это на всю жизнь. Как я пилотировал! Самому понравилось. Миллиметровые движения ручкой. Шли очень четко. Я внутренне был напряжен, как струна, и в то же время спокоен. Еще раз убедился в том, что 10 октября 1977 года с Рюминым мы были правы, когда не пошли дальше на стыковку. Если бы мы тогда сделали все до конца, то я не уверен, что могли быть потом последующие полеты на эту станцию.
Проделали очень большую работу по визуальным наблюдениям, выполнено огромное количество съемок поверхности Земли. Саша проявляет к этому вопросу уникальнейший энтузиазм. Мы очень хорошо взаимодействуем. Если я документацию на очередную работу смотрю тезисно, создавая полный образ предстоящих действий, выделяя сильные и слабые места, то Саша все без исключения смотрит досконально. Во время работы легче. Я уже не волнуюсь за отдельные команды, больше времени уделяю общему процессу. Работу между собой не делим, все делаем вместе. Это определяет нашу жизнь. Шум в станции изнуряющий. Шумят вентиляторы буферных батарей. Их — 18. Шум, если не принять меры, может стать камнем преткновения в более длительных полетах. Ощущаю общую «просадку» слуха. Воздействие шума сильное. По замерам аудиометром интегральный шум иногда достигает 82 децибелл. Аппетит хороший, но не всегда продукты лезут в горло. Все приелось. Прибегаю к помощи чеснока, лука, горчицы (когда есть). Мой вес 82 кг. Хотел сбросить, но передумал. Боюсь, что на Земле врачи заволнуются. Саша потерял более семи килограммов веса. Но скоро восстановит — в «Прогрессе» пришло много вкуснятины».
Питание в космосе — особая проблема. Щей свежих там не сваришь, хотя об этом стоит думать. Может, кто и ответит, как сварить в невесомости щи? Мы же питались консервами из туб и сублимированными продуктами. Воды на станции достаточно. Часть ее привозится в шар-баллонах, а часть воспроизводится на станции. Выдыхаемая нами влага, пот собираются системой регенерации водного конденсата и заполняют контейнер для питьевой воды. Проходя по системе, вода насыщается специальными солевыми добавками, пастеризуется нагревом до 90 градусов Цельсия. Часть продуктов была в консервах. Хорошо шел колбасный фарш, сосиски, ветчина, говядина. Но не все мы ели с одинаковым аппетитом. Первые блюда приелись довольно быстро. Присутствие томатного консерванта делало свое дело. Бывало, прочтешь надпись на иной тубе — и уже это вызывает неприятные ощущения. И мы «обманывали» себя. Выращивали зеленый лук и перед приемом пищи жевали его. Отбивали привкус томата. Земля присылала репчатый лук, чеснок, горчицу. Эти приправы здорово выручали. Но и мы допустили один просчет, от которого здорово пострадали. Во время подготовки к полету мы занимались апробацией продуктов питания, давали свою оценку каждому наименованию. Специалисты потом, на основании наших оценок, составляли бортовой суточный рацион. Среди предложенных нам продуктов был паштет из перепелиной печени необыкновенной вкусноты. Я оценил его на пятерку с тремя плюсами и тремя восклицательными знаками. Александр Иванченков проделал то же с сыром «Рокфор». Девушки из института питания, соревнуясь между собой в лучшей компоновке суточного пайка, решили сделать нам сюрприз. В мои рационы на все 140 суток они заложили на завтрак, обед и ужин паштет из перепелиной печени, а в Иванченковы — сыр «Рокфор». Дней через 10 я не мог равнодушно смотреть в сторону перепелиного паштета и проклинал ни в чем не повинных перепелок за то, что у них есть печень. Сашу передергивало, как от холода, при виде изящной упаковки «Рокфора». Мы стали меняться — паштет на сыр. Этого тоже хватило ненадолго. Неудобно признаваться, но эти прекраснейшие продукты мы потом с закрытыми глазами извлекали из контейнеров и складывали в отдельный мешок. Мешок этот уложили в грузовой корабль «Прогресс-3», и он потом вместе с кораблем, естественно, сгорел в космосе. О нашей промашке мы рассказали своим товарищам. Никто уже потом таких ошибок не делал.
Чем ближе подходило время посадки, тем больше и больше обращали мы свои взгляды к Земле. Как она примет нас? Изучая поверхность Земли, мы получили неплохие результаты. Хорошие эксперименты провели с геологами и гляциологами. Саша регулярно наблюдал ледники Памира, Патагонии, Гиндукуша, Гималаев. Он за ними «охотился». И из космоса научился их читать. Самое ценное — Саша научился различать подвижные ледники, которые могут вызывать опасные явления: при перемещении они перегораживают русла горных рек, образовывая огромные резервуары воды, которая, постепенно подмывая ледяную плотину, может вызвать стихийные бедствия. Подобные случаи были на Памире.
Результаты наших наблюдений легли в основу предложений по созданию аэрокосмической гляциологической службы. Наблюдая за ледниками, научились отличать айсберги от плавающих льдин. И здесь помог случай. С ледника Хаггинс, что в горах Патагонии, откололась и упала в озеро Вьедма большая ледяная глыба. Наблюдая за ней в течение нескольких дней, мы обнаружили, что вокруг нее образовалось голубое кольцо воды. Это была вода подтаявшего льда. Стали искать аналогичные явления среди дрейфующих льдин в Атлантике и Тихом океане. И выяснилось, что не все плавающие льды являются айсбергами. Ведь вокруг них не всегда образовывается характерное кольцо. Теперь мы уже безошибочно информировали наших мореплавателей о положении опасных для судов айсбергов.
Для геологов мы нанесли на карту 79 разломов земной коры, 28 кольцевых структур. Работу эту вели в полете постоянно, используя различные условия освещенности, цветовую гамму растительного покрова, характерное распределение утренних туманов. Эти геологические объекты интересовали специалистов — разломы являются указателями залежей руд черных и цветных металлов, а кольцевые структуры подсказывают, где искать нефть и газ.
За 18 суток до окончания полета — 14 октября — я записал в дневнике короткую фразу: «Ключ к разгадке многих явлений и процессов, происходящих на Земле, находится на орбитальных станциях, которые должны и которые будут летать».
1 ноября я сделал последнюю запись:
«Закрыта страница. Программа выполнена. Завтра на Землю. Без лишних слов: я доволен работой, счастлив, что на мою долю выпала такая сложная и ответственная работа. Завтра спуск. Завтра — здравствуй, Земля!»
