Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Крылов Николай Иванович

Не померкнет никогда

Крылов Николай Иванович

Не померкнет никогда

Аннотация издательства: В настоящем издании объединены воспоминания Маршала Советского Союза Н. И. Крылова о героической обороне Одессы и Севастополя, выходившие в свое время отдельными книгами. Николай Иванович Крылов был одним из руководителей обороны этих городов, начальником штаба Приморской армии, сражавшейся за них вместе о военными моряками. Последовательно рассказывая о развитии событий на одесских и севастопольских рубежах, автор опирается на богатый фактический материал, знакомит читателей со многими замечательными людьми — героями Одесской и Севастопольской обороны.

Автор глубоко признателен боевым товарищам И. П. Безгипову, Ф. Н. Воронину,А. И. Ковтун-Станкевичу, И. Г. Королеву, Г. М. Коченову, И. А. Ласкину, Д. И. Пискунову, Н. К. Рыжи, В. П. Сахарову, Д. Г. Соколовскому, Г. П. Софронову, А. Т. Череватенко за помощь в работе над книгой, а также С. С. Воробьевой — за представленную возможность познакомиться с личным архивом В. Ф. Воробьева и И. Г. Драгану, участвовавшему в сборе и подготовке материалов.

На защите Одессы

Левый фланг

За окнами просторного кабинета, заклеенными крест-накрест полосками газетной бумаги, уже несколько минут неумолчно били зенитки. Перекрывая слитный гул их залпов, начали взрываться бомбы-сперва где-то далеко, затем ближе.

— Такого, как сегодня, налета тут еще не было, — сказал генерал-майор, поднимаясь из-за стола. — Давайте-ка, товарищ полковник, на всякий случат! переберемся вот сюда. — Он кивнул на пишу дверного проема.

Мы встали под аркой внутренней капитальной стопы, и прерванный разговор продолжался. Генерал расспрашивал об обстановке на самом южном участке фронта, у границы, откуда я только что прибыл.

— Выходит, на левом фланге пока все по-прежнему, — подытожил он, когда я ответил на все вопросы.

— Так точно. На Дунае и в нижнем течении Прута по-прежнему удерживается государственная граница. Насколько могу судить, наши войска в состоянии удерживать ее и дальше. Лишь бы держались соседи справа.

— В том-то вся и штука! — невесело усмехнулся генерал. — Там, выше по Пруту, положение сейчас гораздо хуже. Противник рвется к Кишиневу.

Разрывы бомб и пальба зениток тем временем стихли, и мы вернулись из дверного проема к столу. Не садясь, генерал закончил:

— Что ж, за все, что рассказали, спасибо. Теперь идите к кадровикам, они вас ждут. Вот, кстати, и отбой воздушной тревоги. Сейчас доложат, чего нам стоил налет…

Разговор этот происходил в Одессе в самом начале Великой Отечественной войны.

Генерал-майором был начальник штаба Одесского военного округа Матвей Васильевич Захаров (будущий Маршал Советского Союза). А я, до вчерашнего дня начальник штаба Дунайского укрепрайона, только еще создававшегося и теперь расформированного, прибыл вслед за моими сослуживцами в распоряжение округа и в тот момент не имел понятия, где и кем окажусь завтра.

Уже в Одессе я узнал, что создается Приморская группа войск, которую временно, по совместительству, возглавляет заместитель командующего округом генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов (командующий-генерал-полковник Я. Т. Черевиченко принял 9-ю армию).

В группу, как мне сказали, включались три дивизии 14-го стрелкового корпуса, 26-й погранотряд, Одесская военно-морская база Черноморского флота и Дунайская военная флотилия. Все это были соседи нашего укрепрайона. Штабы 14-го корпуса и одной из его дивизий — 25-й Чапаевской размещались совсем рядом с нашим, и я знал там многих командиров, хотя служил в этих местах только с весны 1941 года.

Отправившись к кадровикам, надеялся, что пошлют куда-нибудь в пределах Приморской группы, может быть, в штаб корпуса. За несколько месяцев успел. привыкнуть к приграничному району у Дуная, Прута и Черного моря, немного напоминавшему хорошо знакомые дальневосточные края. Внутренне как-то уже настроился продолжать войну там, где она застала, рядом о теми, с кем ее встретил.

Очень хотелось также получить назначение как можно скорее. Время было такое, когда военному человеку, полному сил, тягостно долго оставаться в резерве или "в распоряжении", без определенного места в боевом строю.

* * *

Должен тут же сказать — и пусть с этого начнется небольшое отступление, очевидно необходимое, чтобы представиться читателю, — что человеком невоенным я себя не мыслю. В сущности, я никогда не был им, если исключить детство.

Мои сверстники еще не могли участвовать в первой мировой войне: когда она разразилась, мне было одиннадцать лет. Но в гражданскую многие из них оказались на фронте — если не по призывной повестке, то по велению сердца. И для многих это определило всю дальнейшую судьбу. Так получилось и со мной.

Вероятно, моя военная служба началась бы несколько позже, не назначь какой-то начальник пунктом дислокации 3-го авиационного дивизиона Южного фронта в 1919 году большое село Аркадак на Саратовщине, где я рос.

Появившиеся в селе красные летчики восхищали деревенских мальчишек уже одной своей экипировкой — они носили невиданные кожаные шлемы, теплые куртки мехом наружу и такие же сапоги. А их самолеты, или, как тогда говорили, аэропланы — деревянные "ньюпоры" с пятиконечными звездами на обшитых полотном крыльях, — казались дивными, почти волшебными машинами. Да что аэропланы! В диковинку были для нас и обслуживавшие авиадивизион автомобили и мотоциклы.

Той весной я получил свидетельство об окончании единой трудовой школы второй ступени. Учился жадно, много читал и школу окончил досрочно, в шестнадцать лет, сдав экзамены экстерном — это разрешалось. В сельской ячейке юных коммунистов (так назывались у нас в Саратовской губернии первые комсомольские организации) меня выбрали секретарем.

Какому подростку не хотелось в те бурные годы быстрее стать взрослым! Обуреваемый стремлением приносить пользу революции, я уже пытался, правда безуспешно, вступить в партию большевиков. Вместе с друзьями-товарищами, загоревшимися таким же желанием, ходил в город Балашов, в уком РКП (б). Излагая свою просьбу, каждый из нас прибавил себе несколько лет. Я особенно переусердствовал: заявил, что мне двадцать три, чему, конечно, никак нельзя было поверить…

Но в Красную Армию командир и комиссар авиадивизиона меня и моих друзей приняли. И не воспитанниками, а красноармейцами. Хотя тут мы, после конфуза в укоме, свои лета не скрывали.

Помогло, наверное, то, что ячейка юных коммунистов (об этом знали в Аркадаке все) не раз по команде из сельсовета или комбеда выступала с оружием в руках против кулацких банд. Так что с винтовкой и наганом и даже с тем, как свистят вражьи пули, мы были немного знакомы. А уж объяснить комиссару, как рвемся бить белых, сумели!

Впрочем, служба в авиадивизионе оказалась для нас не слишком-то боевой. Поручали охранять на стоянке аэропланы, посылали на базу за горючим. Как-то я уговорил одного летчика взять меня в тренировочный полет. Воздушное крещение неожиданно кончилось аварийной посадкой, при которой неповоротливый "ньюпор" наскочил на ехавший по дороге обоз и убил лошадь.

Мы с летчиком остались невредимы, но моя мальчишеская убежденность в безграничном могуществе авиации была поколеблена. Появилась даже мысль, что, пожалуй, воевать на коне с саблей — дело более верное… А что воевать надо и мне, пока есть у Советской Республики враги, — это знал уже непоколебимо твердо.

Во время одной из поездок за горючим меня свалил свирепствовавший в Поволжье сыпняк. Пролежать пришлось долго. Когда встал, в Аркадаке авиадивизиона уже не было, и никто не мог сказать, куда он перебрался, где действует. Не оставалось ничего другого, как отправиться в Балашовский уездный военкомат и проситься в Красную Армию заново.

Зачислили без проволочки — был самый разгар гражданской войны. Однако направили не на фронт. Как раз шел набор на пехотно-пулеметные курсы красных командиров, и мне сказали, что подхожу туда по всем статьям: комсомолец, со школой второй ступени за плечами (такое образование считалось высоким), к тому же хоть чуть-чуть послужил.

1
{"b":"244233","o":1}