АЛЕКСЕЙ ПЕРШИН

НЕ ИЗМЕНИ СЕБЕ

РОМАН

«СОВРЕМЕННИК»

МОСКВА

1983

Першин А. Н.

П27

Не измени себе: Роман.— М.: Современник, 1983.— 317 с.

В своем романе Алексей Першин обращается к истокам тех глубин­ных революционных преобразований советского общества, которые позво– лили рабочему пареньку Борису Дроздову, приехавшему в начале 30-х го­дов из далекой провинции в столицу, стать крупным ученым-экономистом. На фоне острой социальной борьбы показана трудная любовь Бориса и Жени Пуховой. Сюжетные линии героев, переплетаясь в сталкиваясь, создают напряженные ситуации и вместе о тем правдиво отражают жизнь страны в 30—50-е годы.

4702010200-015 113-83 ББК84Р7

М106(03)—83 Р2

© Издательство «Современник», 1983 г.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОВЕРЬ СЕБЯ ЮНОСТЬЮ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

СМУГЛЯНКА

1

– Ну вот и доехали…

Борис вздохнул с облегчением и выглянул в открытое окно вагона.

– Выглядывай — не выглядывай, нас с тобой не встре­тят,— хмуро предупредил Пашка.

– А могли бы и встретить. С работы, поди, уж верну­лись.

– Плохо ты знаешь моего дядю. Скажи спасибо, что принять племяша согласился.

Их спутники по купе уже вышли, и Борис ждал това­рища, еще не успевшего сложить в мешок с веревочными лямками свои пожитки. Пашка любил поспать и сегодня тянул до последнего, как ни тормошил его Борис.

– А народу-то!..— провожал Борис глазами вокзаль­ную толпу.—Сельдям в бочке и то просторней.

– На то она и Москва. Столица– всероссийская, все­союзная. Эвон какой землищей руководит…

– Ладно. Кончай политграмоту да собирайся порас­торопней, пока состав от платформы не отогнали. Забыл про Нижний Тагил?

Не сговариваясь, расхохотались: в Тагиле проспали оба. Пока собирались, маневровый паровозик уволок их в тупик. Пришлось потом с мешками пробираться к вокзалу под вагонами или перелезать через тамбурные площадки…

На перрон они вышли последними.

– Вот и сони выползают,—подковырнула замешкав­шихся пассажиров молоденькая проводница.

– Зато бодро шагать будем,—добродушно отбился от ее насмешки Борис.

– Вон товарищ-то от бодрости припух даже,—провод­ница расхохоталась, глядя на Пашку, сонно трущего гла­за. У нее заиграли ямочки на щеках. Этими ямочками оба в дороге не раз любовались, стараясь специально рассмешить девушку. Почти за двое суток пути они подружились, и это заставило сейчас Пашку сдержаться от резкости.

Паровоз все еще деловито пыхтел, выпуская клубы па­ра. Толпа пассажиров, обремененная мешками, узлами и самодельными рундуками, независимо топтала мусор пер­рона.

Стоило Борису и Пашке шагнуть от вагона, как люд­ской поток подхватил их и понес к выходу.

Шел тридцатый год.

Перед Борисом и Павлом предстала Москва, точнее — Казанский вокзал. Ни один из вокзалов столицы не при­нимал столько людей — бледнолицых и желтокожих, с се­рыми, синими или жгуче-черными глазами, в кепках, цвет­ных тюбетейках, коротко стриженных бойких молодаек в красных косынках или пугливых смуглых девушек с мно­жеством тонких косичек. И весь этот разноязыкий люд вли­вался в огромный город.

В здании вокзала, с высоченными потолками, похожем на арбуз, разрезанный, вычищенный и по-диковинному расписанный изнутри, было душно и гулко. Человеческие голоса, сливавшиеся воедино, могуче резонировали, и гром этот пугал не только детей, но и взрослых, впервые здесь очутившихся…

По мере того как зал вбирал поток пассажиров из только что прибывшего поезда, сутолока усиливалась.

Людской водоворот стремительно понес Бориса и Пашку куда-то в сторону от выхода. Боясь потерять товарища, Бо­рис тянул шею, поминутно оборачивался; Пашка что-то кричал ему, но что — понять было невозможно. Борис по­казал рукой, чтобы тот не отставал от него, и попытался остановиться. Но не тут-то было. Остановиться удалось лишь за дверью вокзала. Тут и нагнал его Пашка.

—  Ну, кажись, выбрались,— пробормотал Борис и с облегчением поставил около столба фанерный чемодан.

—  Вот она, Москва! — с некоторым страхом отозвался Пашка, крепко прижимая к себе вещи.

Москва оглушала всякого, кто попадал в нее впервые. Тревожно ревели или по-лягушечьи квакали автомобиль­ные клаксоны. Важные и властные извозчики нетерпеливо покрикивали на зазевавшихся недавних пассажиров, кото­рые теперь обрели новый статус — пешеходов. Лошади ржали от бензинной вони и туго натянутых вожжей. Звенел трамвай, кондукторы грозно осаживали гроздьями свисав­ших с подножек безбилетников.

От извозчиков и трамвайных кондукторов по ретивости

не отставали суетливые и хапужистые носильщики. И они не менее властно покрикивали на всех, кто мешал их стре­мительному шагу:

—  Дорогу! Сторонись, деревня!.. А ну с дороги, почтен­ная публика!..— и старались свалить поклажу к знакомому извозчику — рука руку моет…

Внимание друзей привлек женский крик, испуганный, пронзительный. К Борису стремглав подбежала высокая голенастая девушка. Смуглое лицо ее было в слезах. Схва­тив Бориса за руку, она заговорила прерывающимся го­лосом:

—  Помогите же мне, помогите! Убежит! — и показала на парня, проталкивающегося через толпу с узлом в ру­ках.

Борис, не раздумывая, бросился вслед за вором.

Парень с узлом забежал за стоявший трамвай, мелькнул перед носом быстро движущегося встречного, и пока Бо­рис пропускал трамвайные вагоны, его и след простыл.

Сконфуженный и растерянный, Борис пошел назад. Он ожидал увидеть грустную, заплаканную девушку, а встре­тил разгневанного Пашку.

— Дубина стоеросовая! Поверил слезам… Тебя разы­грали, понимаешь или нет? Только ты припустился вскачь, как другой шкет — хвать за чемодан и давай ходу. Спа­сибо хоть соседи помогли, а то бы мог проститься с ним в два счета.

Борис некоторое время не мог понять, что же тут про­изошло.

—  А где девушка? — спросил он, озираясь.